Дочь моего друга (СИ) - Салах Алайна - Страница 44

 Я возвращаю телефон на подлокотник и смотрю в окно. До Хайфы ехать чуть больше часа, если без пробок. Поужинать по-семейному, думаю, вряд ли выйдет, но голодным оставаться не планирую. Мой пункт номер один в списке — трахнуть Яну.

 — Вы бронировали стол? — на чистейшем русском спрашивает администраторша. 

 — У меня здесь друзья. Я сам найду.

 Девушка все равно следует за мной по пятам, пока я оглядываю столы в зале. Челюсть знакомо хрустит, когда я замечаю коротко стриженный затылок цвета соли с перцем и тонкую фигуру в голубом. Яна с каменным лицом ковыряется в тарелке, а по правую руку от нее сидит чернявый, которого я видел рядом с ней слишком часто, чтобы сейчас не хотеть выбить зубы. Даянов-старший тоже здесь. Передача «Давай поженимся» в расширенном, блядь, составе.

 — Я нашел, — говорю администраторше, чтобы наконец перестала дышать мне в спину, и даю себе секунду на то, чтобы успокоиться. Соблазн разнести этот милый стол к херам очень велик, но мой сюрприз планировался приятным. Для Яны, по крайней мере.

 Чернявый наклоняется к ней, пытаясь что-то сказать, и она демонстративно отодвигается в сторону вместе со стулом. Я усмехаюсь и иду к ним. Неясно, на что Семен рассчитывает?

 То ли чувствует она мой взгляд, то ли слишком быстро я приближаюсь, но Яна отрывает глаза от тарелки и смотрит на меня. Я? Я кайфую. Оттого, что по ней соскучился, от того, сколько радости вижу на ее лице, и потому что морда у чернявого вытянулась. Яна вылетает из-за стола, чудом не уронив стул, и хотя сейчас мне глубоко по хер на Семена, боковым зрением вижу, что он обернулся и смотрит. 

 — Ты здесь! — Яна повисает у меня на шее и лихорадочно ощупывает руками, словно проверяет тело на сохранность. Отстранившись, гладит щеки и заглядывает мне в глаза. В сияющей голубой радужке — восторг напополам со слезами. — Почему не сказал? 

 — Сюрприз хотел сделать. 

 Я обнимаю ее талию и целую. Она, конечно, целует меня, а три идиота за столом на это глазеют. Был бы на десятку помоложе — показал бы средний палец. Смотри, папа Семен. Ты ни хуя не можешь сделать.

Андрей

К себе в номер я захожу с таким стояком, что получить разрядку кажется жизненной необходимостью. Куча головняков и больше недели воздержания — серьезный вызов для либидо, а потому с Яной я не слишком церемонюсь: едва дверь за нами захлопывается, запускаю ладони под подол ее платья и, подняв за задницу, тащу на ближайшую относительно устойчивую поверхность. Ей оказывается кожаная кушетка по пути в спальню. Пойдет. Я сваливаю на нее Яну и берусь за пряжку ремня. От нетерпения руки гудят как у пацана — еще немного, и трястись начнут. Ни с одной женщиной такого не было. 

 Яна тоже не бездействует: задирает руки и стаскивает с себя платье. Лифчика на ней, как и обычно, нет — есть только крошечные трусы, которые она отшвыривает в сторону. Голая и в туфлях. Охренительно. 

 Я едва успеваю наклониться, как руки Яны, подобно лианам, обвивают мою шею и тянут к себе. Она сама проталкивает язык мне в рот и скрещивает лодыжки на моей пояснице. 

 — Папа, наверное, догадывается, что мы к тебе в номер пошли, — бормочет между поцелуями. — И чем мы будем заниматься.

 — Наверняка.

 По роже Семена видел: убить меня хочет, вот только ни хера не может сделать. И не догадывается он, а знает, что в данный момент я его дочь трахаю. Все-таки отличная была идея приехать: и Даянов с мыслью породниться с Галичем попрощается, и Семен наконец реальности в глаза посмотрит.

 Яна запускает ладони мне в волосы и настойчиво тянет вниз, к груди. Мне, конечно, хочется в нее поскорее член засунуть, но от ее сосков сложно отказаться. Я обхватываю розовую вершину губами и всасываю в себя, как она любит. 

 — Пожалуйста, еще, — от стонуще-умоляющих ноток в ее голосе надо мной нависает угроза преждевременного семяизвержения. — Я так соскучилась по тебе… Грудь очень ноет.

 В любой другой момент я бы ласкал ее подольше, но ее нетерпение удваивает мое, поэтому я выправляю член из брюк и одним рывком вмещаю его в Яну. Ощущения такие, словно месяц ходил в ботинках на два размера меньше и теперь наконец снял. Восторг и облегчение. 

 Яна впивается ногтями мне в рубашку и кричит, кажется, это «Да-да, пожалуйста, да». Ерзает грудью, толкается бедрами навстречу, кусает мой подбородок, отдавая себя по полной. Я, конечно, беру из нее все: до пошлых шлепков кожи, до мокрого чавканья между ее ног, до пота, текущего по лбу. Кончает Яна бесстыдно громко, откинув голову назад и сдавив пальцами соски. Я отпускаю себя за ней следом, сливая сперму в презерватив, пока колени не слабеют. Даю себе полминуты на то, чтобы остыть, после чего выхожу из нее и ложусь рядом. Рубашка прилипла к груди, брюки откровенно мешают, но, блядь, как же сейчас кайфово.

 Яна оживает через минуту: закидывает на меня ногу и, потершись об меня носом, начинает улыбаться.

 — Я так рада, что ты приехал. Как в фильме получилось. А говоришь, что не романтик.

 Мысли у меня были не самые романтические, когда я сел в самолет, — хотелось рожу разбить Семену за то, что Янкой как вещью распоряжается. Я и сам вижу, что во многом она совсем еще девчонка, и оберегать ее мне тоже хочется, но он перегибает крепко. Мудрость с опытом придет, он же ей шанса на опыт не дает. Пока училась и в классики прыгала, его все устраивало, а чуть голову в сторону повернула, на дыбы встал. 

 — Чем займемся? — Яна приподнимается на локте, в глазах появляется веселый азарт. Я не сразу отвечаю, потому что снова завис на зрелище ее покрасневших сосков. Нет, это позже.

 — Культурная программа с тебя, забыла? — я все же не удерживаюсь от того, чтобы дотронуться пальцем до твердой вершины, и, заправив член в брюки, встаю. — Но сначала с отцом твоим поговорю.

 Глаза Яны взволнованно округляются, и она садится на кушетке, обнимая руками колени.

 — О чем?

 — О нас. Времени достаточно прошло, чтобы ему успокоиться. Переживать тебе не о чем. Это просто разговор.

 — Ты только обещай, что вы не будете ругаться. Я волнуюсь за него. И за тебя, — ее взгляд становится умоляющим. — И очень хочу, чтобы вы остались друзьями.

 Я бы мог ее успокоить, но врать не хочу. Друзьями мы с Семеном не станем, точно не в этой жизни. Если удастся худо-бедно прийти к мировой — уже будет чудо. 

 — Я в душ пойду, Ян. Дождись меня и никуда не уходи.

 — А можно я с тобой? 

 Вскрыл ящик Пандоры. Я не против второго раунда, но сначала надо зайти к Семену, пока этот взбесившийся боров дверь в номер не вышиб.

 — Нет. Лучше вещи мои распакуй. И в пакет загляни — там подарок для тебя есть.

 Яна, как истинная женщина, мгновенно мечет взгляд в кресло, где стоит дорожная сумка, из чего я делаю вывод, что минут на двадцать ей точно есть чем себя занять. Чтобы зад в бизнес-зале не протирать, я забрел в дьюти-фри и под чутким руководством приставучей консультантши купил Яне сережки. Кто же знал, что Барби была только началом.

***

Звонить Галичу я не вижу смысла, поэтому сразу стучусь к нему в номер. Приветственных улыбок и дружеских объятий не дожидаюсь — смотрит зверем исподлобья. Драться мне не хочется. Если он на меня полезет, то вряд ли я удержусь, чтобы не втащить ему в ответ, — естественная реакция, плюс я на него зол. Поэтому очень рассчитываю, что у него хватит мозгов вести себя цивилизованно.

 — Пустишь? Поговорить нужно.

 Семен оставляет дверь открытой и, развернувшись, идет в гостиную. Приглашение так себе, но я не гордый, а потому шагаю за ним.

 — Яна где? — рявкает он, остановившись посреди гостиной.

 — У меня в номере. 

 Если из ноздрей действительно можно было бы пускать пар, у старика он бы шел. Я почти хочу, чтобы он спросил напрямую, трахал ли я его дочь, и с удовольствием бы ответил «да». Пора ему спускаться на бренную землю и трезветь.

 — Ну и чего ты приперся? Думаешь, прилетел сюда и проблему порешал? Победа? Хера с два, Андрей. Не будет моя дочь с тобой. А за сегодняшнее ты еще ответишь.