Беллона Карлеаль, или сестра изгнанника (СИ) - "AlmaZa" - Страница 20

— Робин, не забывайся, ты говоришь о девушке, дочери графа — порядочной девушке!

— Сильно в этом сомневаюсь! — отмахнулся принц.

— А я нисколько! Неужели ты думаешь, что князь невинный агнец, который стал жертвой коварной фрейлины Беллоны? Не смеши меня! Передай своему другу, что либо он сделает Габи своей законной женой, либо отправится в Свицстрон…

— Отец, но ты не хуже меня знаешь, что Сториан никогда не лишит себя свободы и холостяцкой жизни!

— Прекрасно, тогда пусть собирает вещи для дальней поездки! Может, пока будет много-много дней ехать в ссылку, пересмотрит свои жизненные ценности.

— Он никуда не поедет!

— Это ещё почему же? — вскинул брови монарх. — Уж не ты ли запретишь мне распоряжаться судьбой своих подданных?

— Нет, но если Сториан отправится в ссылку, я последую за ним, и ты не сможешь меня остановить! Слышишь? Я не ты, который бросил своих друзей ради тёплого местечка на троне! Я до последнего буду верен своим друзьям! Ясно?

— Да как ты… — яростно начал король и оборвал свой поток гневных излияний. — Ты не сможешь бросить корону ради какого-то дворянчика! Вспомни, что ты мне сам говорил, когда разоблачал свою сестру? Что она не понимает своей судьбы, что она порочит наше имя! Что? Скажешь, не твои слова? Ты знаешь, что я был прав, когда отослал де Роля и других куда подальше, а если не знаешь, то когда-нибудь поймёшь. И я буду молиться, чтобы Господь просветил тебя!

— Мы говорим о разных вещах! И не вмешивай сюда Белл! Интрижки принцессы, тем более с низкородным олтернцем, разумеется, марают репутацию. А вот когда мужчина, до последнего, защищает своих друзей — это не только делает ему честь, это ещё и его долг!

— Всё, довольно! Можешь уходить! На этот раз твой МакДжойн не отделается и это моё последнее слово!

Принц выскочил из зала, хлопнув обеими дверями. Король устало осел на троне. Лицо его раскраснелось, и он расстегнул воротник, чтобы было легче глотать воздух.

— Ах, Стенли, Стенли, я и не думал, что будет так сложно обстряпать это дельце. Но ничего, это всего лишь начало…

Прошли сутки усиленной работы короля, его советников и тайных агентов, которые, не смыкая глаз, искали улики и собирали все свидетельства, которые говорили бы против князей МакДжойн. Собралось довольно-таки много фактов, одной сотой которых бы хватило для того, чтобы вздёрнуть обычного феирца, но для Сториана даже этого могло быть мало. Робин Третий надеялся, что всеми этими данными сможет припугнуть князя и женить его на виконтессе. А если нет, то даже лучше — он отправится в Свицстрон, где его навечно забудут и никогда не вспомнят. А во избежание лишних неприятностей, можно будет как-нибудь под шумок устроить, чтобы он там скоропалительно скончался. Видит Бог, он никогда не хотел быть таким жестоким, но чтобы Феир был в мире и спокойствии, приходится причинять малое зло, во избежание большего.

Вечером в тронный зал были вызваны все участники драмы: князь Сториан, виконтесса Леонверден с отцом и принц. Последний попросился присутствовать сам, потому что не хотел, чтобы его друг остался без поддержки, ибо он знал, что король хочет просто раздавить его. МакДжойн явился с весьма легкомысленным настроем, не ожидая для себя ничего серьёзного. Робин Третий долго и мрачно объяснял Сториану всю суть его положения, из которого он имеет только один выход — стать супругом Габриэль, иначе его ждёт страшная и суровая кара, достойная его проступка. Князь всё выслушал, но в конце спокойно и твёрдо заявил, что жениться он не намерен. Габи чуть не лишилась чувств от такой непреклонности даже в присутствии своего государя. Ей пришлось открыть свежий факт — она ждала ребёнка, и тянуть с решением было никак нельзя. В то же время, она понимала, что если Сториан не согласится на условия, которые ему предлагают (а он этого никогда не сделает), то она больше никогда его не увидит. Его ждёт ужасная дальнейшая судьба. Девушка в какой-то момент хотела остановить всё это и сказать, что отменяет своё обвинение, лишь бы с князем всё было в порядке. Но желание быть победительницей и отомстить самонадеянному любовнику возобладало в ней, и она терпеливо ждала исхода королевского суда. После долгих разговоров монарх изрёк:

— Сториан МакДжойн, я приказываю вам завтра же начать собираться в путь, ибо я отвергаю вас от двора и не хочу видеть вас нигде на Феире за исключением Свицстрона. Надеюсь, мне не придётся приставлять к вам охрану, чтобы вы не сбежали?

— Отец, ты не смеешь! — завопил принц.

— Робин, тише, — похлопал его по плечу князь, а потом обратился к королю: — Ваше величество, разумеется, я не сбегу. Ваш приказ — это закон для любого вашего вассала, даже для меня, который остаётся вашим преданным слугой, несмотря на то, что вы меня так не любите…

Робин Третий брезгливо отвернул лицо и лишь искоса поглядывал на МакДжойна. Как ему было неприятно всё это! Эти речи были совершенно искренними, потому что королевская семья и служение родине были единственным, что уважал и чем дорожил в своей жизни Сториан. Ну, не считая его друзей и его бесценной свободы. Если бы он ещё не был таким отвратительным типом и беспринципным в личном плане мужланом, то ему не было бы равных!

— Однако, ваше величество, как и всякий человек, я имею право бороться и защищаться до конца. Вы согласны со мной?

— Конечно… — протянул властитель. К чему ещё клонит эта скользкая личность?

— Так вот, я обращусь в парламент, и отдам своё дело на рассмотрение народа. Я считаю это честным и справедливым. Если и лорды решат, что мне нужно быть наказанным, то я сразу же отправлюсь в ссылку. Если же нет, то, извините, но вы не сможете игнорировать мнение масс. — Каков наглец! Робин Третий чуть не задохнулся от того, какой нашёл выход князь. Что теперь будет? Парламент так легко подкупить, а у МакДжойнов в своих карманах денег больше, чем даже если бы монарх решил выскрести из доступной ему части государственной казны, причитающейся ему. А всё потому, что он не грабил народ и не облагал их непомерными податями! А князья выжимали свой феод, как только могли, к тому же так славно вели банковские дела! Уж в чём, а в мозгах этим преступным особам не откажешь!

— Молодец, Сториан, — пожал ему руку наследник, — я знал, что не сдашься!

— Вы не сделаете этого! — подал голос граф Гордений — Как вы можете, князь? Вы понимаете, что если вы вынесете этот вопрос на лицезрение народа, то мою девочку так оговорят, что ей нос на улицу будет стыдно высунуть?

— Ничем не могу помочь, ваша светлость, — бросил МакДжойн и стал удаляться, но престарелый Леонверден ещё кричал ему в спину:

— Если не хотите жениться на ней сами, не лишайте её возможности выйти замуж за другого! Как вы не можете понять, это же лишит её всякого будущего! Негодяй, подлец!

Сториан остановился на выходе и отвесил шуточный поклон.

— Извините, ещё раз повторяю, что ни чем не могу помочь. Вы ведь не пеклись о моём благе, когда делали всё, чтобы запрятать меня в какое-нибудь подземелье или казнить. Так с чего же я должен заботиться о репутации этой дамы, которая сама о ней не заботится?

Габриэль до скрипа стиснула зубы. Боже, как она его ненавидит и как любит одновременно! Он так унижает её, втаптывает в грязь, а она продолжает хотеть принадлежать ему и больше никому на свете. Но нет, больше он не получит ни кусочка её тела, ни частички её души и ласки. Она никогда, никогда не простит ему это! Она переживёт позор и бесчестье, но дождётся вендетты…

Скандал разразился быстро. Уже спустя четыре дня, девятнадцатого января, все только и говорили о том, что произошло между князем МакДжойном и виконтессой Леонверден. Их имена разносились на каждом углу, из уст в уста. Население Риджейсити, Стенбурда и королевского двора разделилось на несколько партий. Одни осуждали Сториана и желали его немедленно наказать, другие винили во всём Габриэль и высказывались за то, что ей не место в приличном обществе, третьи вообще считали, что дворянство требует кардинальных изменений, и неплохо было бы присмирить и его, и её. Находились и такие, кто не придавал происходящей шумихе никакого значения, но они были в меньшинстве. Граф Гордений серьёзно заболел, но обещал появиться на судебном процессе в защиту дочери. Все с нетерпением ждали двадцать второго числа, чтобы услышать вердикт парламента о дальнейших судьбах ославившейся знати. Инопланетные гости давно разъехались, иначе их бы больше волновал тот факт, как приближённые принца и принцессы характеризуют их повелителей. А может, напротив, им было бы всё равно на фаворитов и любимчиков королевской семьи, если это не касалось конкретно её членов.