Мы ничего им не должны! (СИ) - Иванов Петр Иванович - Страница 2

3. На третьей позиции выступал целый коллектив рыл 17–20 здоровяков как на подбор с толстыми шеями в мундирах все того же Семеновского полка, дорогое и тонкое английское сукно просто лопалось под буграми мощных бицепсов и трицепсов. Когда Александру крестьяне описывали этих "бойцов", то всегда говорили "бугаи", "быки", "вот здоровущи" и всегда в конце добавляли какое-нибудь ругательство, самое мягкое – "гады". Сам Авдей Никифорович заявил, что видывал подобных только единожды в жизни, на ярмарке – на арене балагана, и в качестве атлетов, силачей или борцов, выступавших в представлении. Судя по всему, это были не солдаты, а просто люди в мундирах и тоже все подряд до одного иностранцы. По крайней мере местные мужики ничего, ни единого слова из их разговоров понять не могли, кроме искаженных матерных ругательств, а между собой "семеновцы" общались: "чух-чух-чух…". Примерно так на слух воспринял и запомнил незнакомую речь старик и другие крестьяне-очевидцы. Эти люди тоже были все поголовно вооружены, стандартный комплект – укороченное кавалерийское ружье без штыка. Часть имела ружья совсем короткие но со стволами "ровно дудки", по словам деда, плюс совершенно неуместные в пехоте длинные сабли. У двух-трех "не пойми кто" за пояс были заткнуты плетки или скорее арапники и почти у всех имелась в обязательном порядке короткая дубинка из какого-то необычайно твердого и темного дерева – это потом выяснили своими боками все мужики и большая часть баб. На морду лица вся маленькая барская армия, стоявшая за спинами "господ" показалась пейзанам одинаковой: "ровно чурки какие с глазами, прости господи…".

– Вот оне, их милость… их благородие… их светлость… граф П-ф-х-е-р-р-д! – дрожащим от страха голосом пролепетал солидный когда-то и строгий с мужиками старый управляющий Анкифий Карпович. Последнее слово он выговорить толком не смог, настолько язык у него от испуга заплетался. Позднее, когда сосновцев спрашивали, кто у них теперь барин, то неизменно следовал ответ: "Хер какой-то нерусский, так и звать ево". Быстро сдав дела новому хозяину бывший приказчик собрал свои вещички и не задерживаясь ни на минуту свалил прочь, чуял хитрый мужик пятой точкой, что предстоят "великие дела" и совершенно не жаждал узнать какие.

– А-а-а…б…ть, Козлик ты только глянь на них! Вот настоящая чернь, серый народ! – изрек наконец владелец яркой малиновой рубашки, бегло оглядев ряды покорно кланяющихся крестьян, затем он добавил еще несколько фраз на незнакомом языке и гигант что-то ответил "их милости", никто ничего не разобрал.

– На колени СУКИ!!! Земной поклон барину! Раз-два! Б…ть!!! – приказал как выдохнул барин в малиновом-красном одеянии и после некоторого замешательства бело-серая-голубая масса армяков и сарафанов покорно склонилась к земле, даже старики, которым уже трудно нагибаться поклонились. – Вот так их раком и надо держать по жизни… Жан дай еще курнуть, торкает меня сегодня с утра, как никогда!!!

"Офицер" что-то передал барину и тот с видимым наслаждением затянулся ароматным дымом. Авдей заметил в его коротких сильных пальцах небольшой предмет, вроде маленькой бумажной сигареты, такие местные уже видели не раз у солдат на стрельбище, только у барина были совсем крошечные и табаком от них не пахло.

– А-а-а во-о-от приедет барин, барин вас рассудит! – нараспев продекларировал, картинно рисуясь и сверля покорную толпу крестьян расширившимися зрачками, обладатель красивой малиновой рубашки и расшитых галуном гусарских штанов, – Тьфу, нах… забыл дальше! Ну и дерьмо же этот Некрасов, настоящий быдляцкий поэт, сколько ни учил в школе, ничего в голове не отложилось из его виршей. Отпустим быдло по домам, позавтракаем и отдохнем с дороги, а прописывать скотину будем потом, ближе к ночи!

Гигант в офицерском мундире кивнул и дал отмашку, валите мол "серые" по домам. На этом первая аудиенция с новым господином у жителей и закончилась.

До самого вечера ничего необычного на селе не происходило, может быть барин знакомился с делами, а может еще чем занимался, история умалчивает. Но вот солнышко пошло на закат, на единственной улице деревушки появилась в изобилии всякая мелкая живность, которую разводили по дворам, коровы появятся позднее, слишком уж медлительны крестьянские "кормилицы" на своем пути от пастбища к хлеву. Ничего не предвещало надвигающейся беды когда в начале улочки появился небольшой отряд, возглавляемый лично барином. Как потом решил Александр, судя по рассказам свидетелей, граф с Жаном были укурены, не просто сильно, а как в ХХ столетии говорят – в "дым". Началось то, что в мемуарной литературе века 19-го и воспоминаниях обычно стыдливо фигурирует, как "милые барские шалости"…

– Вперед чудо-богатыри, круши всех в хузары! Пленных не брать! – выкрикнул лихой командир, одетый и экипированный "под пирата" и пошла кровавая потеха.

Сабли вон из ножен и "воины" полетели вперед, куры и утки, свиньи и козы стали первыми жертвами неукротимых "бойцов". Визг и ор стоял неимоверный, если домашняя птица умирала под блестящими клинками быстро и без особого шума, то поросята оглушительно визжали, а убиваемые рогатые Машки и Катьки кричали почти человеческими голосами и даже пытались защитить свою жизнь. Досталось и маленьким пастухам, тех, что были постарше охранники пинали со всей дури, соревнуясь у кого дальше улетит. Совсем мелких хватали за шиворот и швыряли через заборы, целясь в двери и окна домов. Появились и первые жертвы, четырехлетний мальчонка сломал себе шею, неудачно приземлившись после броска, другой ребенок в конце полета наткнулся на забытые хозяином избы в палисаднике грабли. У крестьян детей много – как цыплят одним больше, одним меньше – никто из чиновников на последующих судебных разбирательствах погибших и искалеченных малышей графу и его опричникам в вину не поставил. О них просто забыли, словно и не было ничего.

Вскоре настал черед и взрослых, попавшихся по дороге мужиков и парней "завоеватели" без особых затей просто избивали кулаками и дубинками. Одних заставляли плясать "камаринского", других прыгать через высокие заборы, третьих – облизывать барину и его "офицеру" испачканные в навозе сапоги. Никто особо не пострадал, сломанные ребра и выбитые зубы не в счет. Не повезло только одному-единственному парнишке, которого пинали Жан с барином лично. Дело в том, что если у всех остальных "семеновцев" были обычные сапоги, с тупыми или острыми носами, то у "офицера" обувь особая – со шпорами, а там такие острые зубчатые колесики есть. Теперь у молодого человека потомства не будет, да и жены скорее всего тоже, а так живой остался… барин оказал милость. Он еще сможет работать и выплачивать хозяину положенный оброк.

Встреченных на пути баб и девок барин и компания не били, сначала слабый пол заставляли обнажить и показать грудь, для последующей компетентной оценки. Каждая такая презентация сопровождалась веселыми шутками-прибаутками барина и дружным подхалимским гоготом охранников. Затем им задирали до пояса юбки, и как смущенно, полушепотом сообщил Александру очевидец, граф с адъютантом: "сували имя персты в срамны места", вероятно некоторые деревенские девушки в тот день преждевременно по воле "укуренного" барина стали женщинами.

Но пока это просто разминка, по настоящему "шалить" и "озорничать" барин начал только тогда, когда добрался со своей веселой бандой до избы Авдея Никифоровича, до самой середины улицы. Тут насильникам впервые был оказан пусть робкий, но отпор. Сноха крестьянина, молодая баба Матрена попыталась усовестить разгулявшихся молодцов.

– Ваша милость, уймите их ради бога! Экий срам творят! – кинулась в ноги к барину женщина, и это внезапно появившееся препятствие действительно на некоторое время остановило погром. На несколько минут, затем буйство продолжилось с новой силой и продолжалось до тех пор пока "дурь" окончательно не свалила предводителя банды, а по совместительству и нового помещика.