Продавец лошадей (ЛП) - Грэхем (Грэм) Уинстон - Страница 2

Когда погода ухудшалась, Математик стоял в пристройке, что отделяла их дом от соседнего, где жили супруги Томас. Пристройка, возведённая ещё предыдущими хозяевами, состояла из обломков древесины, всплывших после кораблекрушения. Когда Джуд и Пруди заселились в дом, пристройкой вообще не занимались, так что от крыши мало что осталось из-за сильных ветров, а в стенке зияла дыра, поскольку пара досок сгнила и развалилась.

Однако когда лил дождь и дул ветер, Мат точно знал, где встать, чтобы не намокнуть.

Они завели разговор о покупке другой лошади вместо этой, чего позволить себе не могли. По крайней мере, Джуд божился, что им не потянуть, хотя втихаря умудрился скопить около четырёх гиней и хранил их в кошельке под стропилами: две гинеи он с таким трудом заработал, когда шёл суд над капитаном Россом, а ещё почти две насобирал с денежных гостинцев Демельзы.

Джуд заявил, что «ни шиша не потратит на дрянную лошаденку, до полусмерти замученную на шахте, норовистую и не знающую, как себя вести».

Но куда деть Математика? Он старый, нечёсаный и чубарой масти. Да у него рёбра можно пересчитать — кто его купит? Красная цена ему — пять шиллингов на живодёрне. В конце месяца в Митиане будет ярмарка. Если они хорошенько его расчешут и дадут побольше корма в следующие три недели, то могут выручить за него гинею.

Жители Сент-Агнесс отличаются доверчивостью. А вдруг какая-нибудь престарелая вдовушка захочет ездить на нём в церковь или часовню, такое ведь возможно?

Деревушка Митиан находилась менее чем в трёх милях, так что если продать лошадь, домой идти будет не шибко далеко. Так Пруди сказала Джуду на радостях.

Поэтому судьба Математика была предрешена. В день ярмарки Пруди не стала помогать с лошадью. Когда дошло до дела, она разрыдалась и стала божиться, что теперь уж точно не увидит Тину, раз лошади у неё больше не будет, а поскольку у самой Тины сейчас прямо беда с венами, то навещать Пруди она тоже не сможет.

Джуд чихать хотел на Тину, однако понял, что добираться до пивнушки по вечерам и возвращаться домой теперь будет весьма затруднительно.

Мата не почистили и не расчесали для последней поездки. Пруди сказала, что у нее кости ломит, и на целый день осталась в постели.

— Ну, так сама о себе и позаботься, — сказал Джуд. — Дома шаром покати, так что коли оголодаешь и помрешь, мне дела нету.

— Ты-то уж точно найдешь себе выпить и пожрать, — ответила Пруди, заворочавшись, как престарелый тюлень, под старыми мешками, служившими ей одеялом. — Если выручишь за конягу восемь шиллингов, то напьешься на все девять.

— Хотя ты вряд ли сдохнешь с голодухи, — продолжил Джуд собственную мысль. — Как же, как же. С таким-то жиром. Да ты можешь протянуть на одном горбу, как верблюд. На одном горбу, ага.

Он цыкнул на Мата, чья голова была уже в коттедже, и конь попытался дотянуться до сочной травы у двери. Джуд нахмурил плешивые брови и сердито уставился на темную гору ляжек супружницы.

— Кстати, давеча я кое-что слыхал у Салли. Джака Хоблин распинался. Дескать, в былые времена бабы жили между дверью и очагом. Цельный день только шили и стряпали, и мастерили свечи из бараньего жира. А вылезали из своей норы, только чтоб подать еду мужикам и ублажить их. А по ночам, после того-этого, их отправляли спать на псарню вместе с собаками, чтоб охраняли дом и поднимали тревогу, а ежели что, они первыми попадали под мечи и топоры налетчиков.

Пруди не откликнулась, и он гаркнул:

— Слыхала, что я сказал?

Пруди заворочалась и хмыкнула.

— Что ты, что твой Джака. Два старых петуха-пустозвона. Вонючие, трусливые старые пердуны. Так что давай, забирай старую клячу, и чтоб был дома до темноты. А не то утопнешь в болоте. Таперича у тебя не будет Мата, чтоб добраться домой, вот и сдохнешь в канаве, как в прошлый раз, только теперь уж взаправду.

Джуд стянул шляпу, почесал голову грязным ногтем и харкнул на пол. Потом подошел к старому могильному камню, украденному на кладбище, встал на него и неуклюже забрался на лошадь.

Математик дернул ушами, не желая трогаться в путь, но тычки и поводья в конце концов вынудили его неторопливо двинуться в сторону Митиана.

Ежегодная ярмарка в Митиане была не бог весть каким событием, потому как устраивалась в крохотной деревушке, однако с годами здесь начал собираться народ из окрестных поселений — обменяться сплетнями перед Рождеством и поглазеть, что продают.

В десятке хлипких шатров по трем сторонам Митианского пруда располагались торговцы, жестянщики, цыгане, бродячие лекари и тому подобный сброд, а четвертая сторона пустовала, не считая представления кукольного театра про Панча и Джуди и нескольких редких лотков.

Утром, пока Пруди вышла облегчиться, Джуд встал на табурет, забрал из своей заначки пару гиней и сунул их в передний карман штанов. Тратить их он не собирался, но вдруг подвернется выгодное дельце.

На ярмарке было три торговца лошадьми, но Джуд знал только одного из них, однорукого и одноглазого старика по имени Марк Джаго. Однако не успел Джуд подвести Мата поближе, как понял: надеяться не на что. Перекошенное в результате взрыва на шахте лицо Джаго выражало откровенное презрение.

Такая лошадь годится только для живодерни. Два шиллинга и шесть пенсов максимум. Другой торговец согласился на три шиллинга, но никак не желал прибавлять.

Тогда Джуд решил, что пора промочить глотку, привязал Математика, уселся в ближайшей палатке и выпил пару пинт эля. Тот оказался дерьмовым, ничего общего с выпивкой у Салли, женщиной честной и порядочной, нужно отдать ей должное.

Стоял хмурый ноябрьский день с нависшими тучами и периодически налетающим с моря мелким дождем.

— Вот говенная погодка, — выругался Джуд.

Он глазел на торговца, продающего цветные бумажные флажки и серпантин. Рядом шныряла ребятня, у которой, похоже, не было и гроша за душой. Вот ведь, мелкое крикливое отродье.

На другой стороне пруда дребезжала шарманка, и звон музыки доносился вместе с гулом голосов, фырканьем животных и ревом ослов. Три шиллинга, думал Джуд. Ради этого и приходить не стоило. Лучше вернуться домой верхом и заглянуть в таверну к Гернси. Максимум три шиллинга. Прийти домой с тремя шиллингами в кармане? Смысла никакого.

К Джуду подсел человек среднего возраста, с близко посаженными осторожными глазами — похоже, он слишком часто в жизни сталкивался с неприятными сюрпризами. Он был в выцветшем зеленом сюртуке, грубой оранжевой рубахе и потертых черных штанах.

— Доброго дня.

Джуд подозрительно хмыкнул и больше ничего не сказал. Незнакомец заказал стакан джина. Голова у него была чуть менее лысой, чем у Джуда, с зачесанными сзади на лысину волосами. Надолго наступило молчание, оба рассматривали шныряющих вокруг оборванцев, но незаметно поглядывали друг на друга.

Человек был явно не из Грамблера или Сола, да и не из Митиана или Баркла-Шопа, иначе Джуд его знал бы.

Оба взяли еще по стакану, Джуд нащупал в переднем кармане пенни и неохотно с ним расстался. Они прикончили свою выпивку.

— Отличный денек, — сказал незнакомец.

Джуд снова хмыкнул, на этот раз выразив несогласие. Рядом шатался еще один тощий бездельник, будто стоял на стреме.

— Всё ж таки лучше вчерашнего, — добавил незнакомец. — Вчерась в Марасанвосе лило как из ведра.

В молчании выпили еще по одной. Мат шумно облегчился у стенки палатки.

— Твоя лошаденка? — поинтересовался незнакомец.

— Может, и моя, — сощурился Джуд.

— Слыхал, ты ее продаешь.

— Может, и так. Или нет, — ответил Джуд.

Опять наступило молчание. Скрежет шарманки вдруг прекратился.

— И сколько за нее хочешь?

— Сорок шиллингов, — брякнул Джуд.

— Ха! Да она и близко к этому не стоит. За такую цену оставь себе.

Джуд понаблюдал за спорящими из-за коровьей лепешки воробьями.

— Меня звать Уилл Барагванат, — представился незнакомец. — А тебя как?

— Пэйнтер, — ответил Джуд. Он вспомнил, что тридцать с чем-то лет назад в Меллине жили Барагванаты, но давным-давно съехали или плохо кончили. Подозрительный тип, решил он. — Откуда ты?