Замуж за колдуна, или Любовь не предлагать (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 33

— Эдель, мне действительно очень жаль, — сказала тихо и совершенно искренне. Так, чтобы мои слова услышала только она одна.

Не стоит уточнять: в фойе театра стояла такая тишина, как если бы спектакль уже начался. Не хотелось бы, конечно, отбирать хлеб у артистов, но что-то мне подсказывало, что фурор сегодня произведём мы с Грейстоком, а не они.

Главное, чтобы не просили исполнить на бис.   

— Мне не нужны твои извинения! — нервно вскричала девушка.

Баронесса бросила по сторонам тревожный взгляд и снова потянула дочь за рукав, но Эдель уже была не в состоянии сдерживаться.

— Ты украла его у меня! Грязная… бесстыжая… по… Потаскушка! Шлюха!!! — на выдохе выпалила она и густо покраснела. Видимо, сама не ожидала, что способна на столь неподобающее для благовоспитанной леди оскорбление.

В то время как её милость побледнела.

Не знаю, какое выражение лица в тот момент было у меня. Зеркал в фойе было предостаточно, но смотреть по сторонам в поисках оных не было никакого желания. Не хотелось ловить на себе взгляды, достаточно и того, что я их на себе ощущала: острые, колючие, вонзающиеся в меня кинжалами.

Ответить ничего не успела. Растерялась, наверное, или, скорее, обалдела. Зато Кристофер теряться и уж тем более балдеть от всего услышанного не собирался. Накрыл мою руку своей, собственническим, покровительственным жестом, и сказал с таким холодом в голосе, как будто крошил зубами ледяные осколки:

— Леди де Морвиль, вы сейчас разговариваете с герцогиней Грейсток. Одной из первых леди Хальдорской империи. С моей женой, — сделал ударение на последней фразе, — за любое оскорбление в адрес которой я потребую ответа. — Он подался вперёд, к ней, и добавил тихим, но оттого не менее жёстким голосом: — Можешь проклинать и ругать меня, сколько угодно. Я знаю, что заслужил это, и слова тебе не скажу. Но больше не смей повышать голос на Лорейн. Надеюсь, ваша милость, вы сумеете вразумить свою дочь, — тяжёлый, будто каменная глыба, взгляд достался и баронессе.

— Пойдём! — Та уже не тянула, а дёргала дочь, мёртвой хваткой вцепившись ей в локоть. А спустя секунду-другую повторила, потому что Эдель не сдвинулась с места, стояла и смотрела большими, полными слёз глазами, на Грейстока: — Да пойдём же! Глупое дитя…

Они ушли. Не знаю, занимать ли свои места, или, может, прочь из театра. Мне вот очень хотелось сбежать, в идеале — перенестись в Монтруар сейчас же. Но вместо этого я на ватных ногах направилась в ложу бенуар, в которой у нас были зарезервированы места.

— Мне жаль, что не удалось избежать этой встречи, — чуть погодя, когда перешёптывания и взгляды остались позади, сказал Грейсток. — Если бы я знал, что они тоже…

— Хочу напиться, — перебила Кристофера.

Наверное, что-то такое отразилось в моём взгляде: не говоря больше ни слова, Грейсток довёл меня до аванложи — небольшой прихожей, в которой можно было припудрить носик, оставить одежду или вот мысленно проматериться после встречи с его бывшей — и спросил коротко:

— Бренди подойдёт?

— Только побольше.

Кивнул и растворился в пёстром ручье зрителей, медленно текущем по галерее. А я, поймав в зеркале своё слегка ошалелое выражение, стащила шляпку, шумно выдохнула, машинально поправила выбившийся из причёски локон, после чего из полутёмной прихожей шагнула в ложу. К счастью, кресла в ней ещё пустовали. Опустилась в дальнем углу и замерла, невидящим взглядом скользя по партеру.

Не сразу различила тихие шаги за спиной, приглушаемые мягким ковровым покрытием. Только почувствовав прикосновение мужских пальцев к плечу, вздрогнула и обронила удивлённо:

— Быстро же ты.

— Добрый вечер, Лорейн, — прозвучал незнакомый голос: низкий, хриплый, надломленный.

Голос, который никак не мог принадлежать отправившемуся за бренди Грейстоку.    

Большого ума не надо, чтобы догадаться, под кем только что промялась бархатная седушка стула. Попыталась обернуться или хотя бы чуть повернуть голову, чтобы взглянуть на незнакомца, но тело словно окаменело. Нет, не из-за страха (не в том я сейчас была состоянии, чтобы бояться) — холодок чар пробежал по коже, оседая на теле невидимой ледяной коркой, лишая меня возможности двигаться.

Можно было закричать, позвать на помощь (к счастью, голос всё ещё оставался со мной), но вместо этого я резко спросила:

— Кто вы и что вам от меня нужно?

— Не те вопросы задаете, графиня, — раздался у самого уха хриплый шёпот, в котором отчётливо звучала ирония. — Скорее вас должно волновать, что я могу вам дать.

— Представьтесь для начала, — потребовала сухо.

Но неизвестный не спешил строить из себя джентльмена.

— Я предпочитаю сохранить своё имя в тайне. Можете считать меня тайным доброжелателем.

— И что же вы, мой тайный доброжелатель, можете мне дать?

Попытка скосить в сторону взгляд тоже ни к чему не привела. Я лишь заметила острый носок тщательно начищенной туфли, в которой, как в зеркале, отражались отблески света, и фрагмент трости, бесшумно постукивавшей по ковровому покрытию.

— Свободу. Торжество справедливости.

— Когда дело касается магов, свобода возможна только в одном случае. А я не убийца.

И пусть в иные моменты Грейстока хотелось прибить, я бы никогда не причинила физической боли ни ему, ни какому другому живому существу. Разве что в мыслях. Перед глазами нет-нет да и мелькала, дразня, искушая, яркая картина: я с дедушкиным ружьем готовлюсь стать вдовой.

— Вы не слушаете меня, Лорейн. Возможно, герцог и заслуживает смерти. — Трость ужалила короткий ворс, порыжевший в приглушённом свете. Лёгкий удар носком туфли и снова еле слышное постукивание: размеренное, гипнотическое. — За то, что сделал с вами много лет назад. За то, что делает с вами сейчас — не даёт вам дышать. Но ваши нежные ручки никогда не испачкаются в крови. Это я вам обещаю. Обещаю и предлагаю совсем другое: вывести преступника на чистую воду, послужить короне, а свобода станет приятным бонусом.

Холодок пробежал по коже.

— Что он натворил?

— Боюсь, у нас не так много времени, Лорейн. Ваш муж вот-вот вернётся. Сторожить своё сокровище. Скажу лишь, что у него дома хранится кое-что очень важное. Бесценное и опасное. Для его карьеры, для его репутации. Вам нужно будет это достать. Все остальное я сделаю сам.

— Сделаете что? — с силой сжала пальцы в кулаки.

Это единственное, на что я сейчас была способна. На это и на мысленные ругательства. Вот только не знала, кого ругать. Себя — за то, что ни словом не обмолвилась о подброшенной записке, или Грейстока — за то, что явно прокручивал какие-то тёмные делишки.

С кем? Зачем? Послужить короне… Что это вообще значит?! Кристофер, во что же ты вляпался? И во что твоими стараниями только что вляпалась я…

— Как только у меня на руках будут доказательства того, что его светлость в своё время… хм, ну скажем, «согрешил» против Хальдора, я передам их нужным людям. А вы знаете, как у нас наказывают мятежников. Лишение титулов. Лишение силы.

А иногда ещё и лишение жизни. Или как вариант — пожизненное там, откуда уже не возвращаются. Что, в принципе, не многим отличалось от казни.

— А развестись с не-магом будет несложно.

Я чувствовала, знала, незнакомец улыбается. Словно его стараниями Грейсток уже потерял всё, что для носителя Старой крови являлось смыслом жизни: имени и силы.

Мне, в отличие от неизвестного благодетеля, было не до улыбок. Тихий, почти неразличимый звук непрекращающихся постукиваний раздражал, больно бил по ушам.

— Я не стану помогать вам рыть для него могилу.

— О, нет, нет, Лорейн, — мягко запротестовал неизвестный. — Вы помогаете не мне, а самой себе. Преступник должен быть наказан. А я хочу заботиться о вас.

— С чего бы вдруг?

— Скажем так, я старый друг семьи. Ваши родители, к сожалению, больше не смогут вас защитить. Поэтому это сделаю я.

— Я уже взрослая девочка и сама могу о себе позаботиться! — вонзилась ногтями в ладони: с силой, до боли, и услышала, как зашуршала одежда.