Медленные пули - Рейнольдс Аластер - Страница 4

Громада здания пронеслась мимо так близко, что его можно было потрогать – во всяком случае, так казалось, – а затем мы полетели вдоль шершавой скалы, из которой кое-где торчали редкие постройки.

– И вот наконец обнаружились останки древних ленивцев, здесь, на Марсе, но в другом месте. Геологи никак не хотели этого пропустить и сорвались с места, побросав все оборудование, только пятки сверкали. – Стараниями д’Оливейры мы обогнули похожий на палец скальный выступ, который иначе проткнул бы нас насквозь. – Когда они вернулись, строительные леса уже были незаконно захвачены. В основном молодежью, скалолазами и бейсджамперами, охочими до новых ощущений. Потом кто-то открыл здесь бар, и не успел никто и глазом моргнуть, как место стало центровым. – Последнее слово он произнес с изрядным отвращением. – Но полагаю, для туристов это не так уж плохо.

– Джим, кажется, ничего не имеет против?

– Нет, но он – не я. Я тоже ничего не имею против того, что мы прибыли сюда, и против того, что люди потянулись за нами. Но разве их должно быть так много?

– Вы ведь не можете нормировать жизнь планеты.

– Я и не хочу. Но когда-то добраться сюда было трудно. Месяцы пути в стесненных условиях. Сколько времени заняло это путешествие у вас, мисс Клэй?

– Пять дней на «Гайавате». – Говорить теперь стало легче: то, что еще несколько секунд назад было ужасом, переродилось в нечто сродни удовольствию. – И я не сказала бы, что условия там стесненные. Можно поспорить насчет декора прогулочной палубы, но если не считать этого…

– Я знаю. Видел припаркованные вокруг Марса туристские лайнеры, сверкающие огнями в ночном небе.

– Но если бы вы не прилетели на Марс, мы никогда бы не обнаружили окаменелых ленивцев, Мануэл. А ведь именно эти фоссилии подсказали, как добираться с Земли на Марс за пять дней. Нельзя же получить и то и другое.

– Я понимаю. И я очарован ленивцами, как никто другой. Просто… неужели обязательно узнавать так много и так скоро?

– Ну, лучше бы вам к этому привыкнуть. Поговаривают, между прочим, о строительстве звездного корабля, который будет лететь гораздо быстрее, чем мы можем себе представить.

Поверхность скалы сделалась теперь более гладкой – на самом деле было трудно оценить скорость падения, – и огоньки на дне каньона больше не казались бесконечно далекими.

– Да, я слышал об этом. Иногда мне даже кажется, что я бы с удовольствием…

– Что, Мануэл?

– Держитесь. Похоже, нам пора тормозить.

Существовало всего два традиционных способа затормозить в большом прыжке: один, менее профессиональный, заключался в том, чтобы шлепнуться о поверхность. Другой, более сложный, основывался на том факте, что нижняя часть стены каньона слегка отклонялась от вертикали. Суть была в том, чтобы падать, пока не начнешь скрести по стене под ничтожно малым углом скольжения, а затем использовать трение для уменьшения скорости. Еще ниже стена загибалась, переходя в дно каньона, и, если сделать все правильно, вы попросту катились по ней и останавливались сами, без значительных травм. Звучало просто, однако на деле все было – как сказал мне д’Оливейра – не просто. Главная проблема состояла в том, что люди обычно боялись оставаться слишком близко к стремительно проносящейся мимо стене, когда она становилась гладкой. Не стоит их за это винить: тут нужны железные нервы и точное знание того, когда можно безопасно упасть. Но если держаться слишком далеко от стены каньона, оттягивая момент встречи с нею, получишь не легкий поцелуй, а хорошее столкновение на высокой скорости под неправильным углом.

Зато, уверил меня д’Оливейра, пока дайверы держатся на расстоянии, вид оттуда лучше.

Он деликатно подвел нас к встрече со стеной, и мы понеслись головой вниз. А затем он использовал в качестве тормоза подкладку пятнадцатисантиметровой толщины на передней части своего костюма; и мы покатили, словно на санках, по почти вертикальному склону. Нижняя часть стены была гладкой – тысячи дайверов до нас отполировали ее до идеального зеркала.

Когда все закончилось – когда мы совершили лишенную достоинства, зато обошедшуюся без увечий остановку, – распорядители вывели нас из опасной зоны. Первым делом они распустили ремни, чтобы мы могли двигаться поодиночке. Ноги у меня тряслись, словно желе.

– Ну как? – спросил д’Оливейра.

– Должна признать, что все в порядке. И это было довольно захватывающе. Я даже подумываю…

– Великолепно. Тут есть лифт, который отвезет нас обратно…

– А вообще-то покажите мне, где здесь наливают что покрепче.

Я могла не волноваться: д’Оливейра был рад отложить следующий прыжок. Он заверил меня, что на дне каньона имеется бар с хорошим ассортиментом. Но мы все же задержались ненадолго, глядя вверх, на эту невероятную скальную стену, где далеко над нами мерцали огни Страта-Сити. Город казался огромным, когда я была там, и лишь немногим меньше, когда мы пролетали мимо, зато теперь стал крошечным: тонюсенькая ниточка человеческого присутствия на монументальном полотне каньонной стены.

Д’Оливейра опустил руку мне на предплечье:

– Что-то случилось?

– Просто задумалась. Ничего особенного.

– Дурная привычка. – Он похлопал меня по спине. – Сейчас мы достанем для вас выпивку.

Примерно час спустя мы с д’Оливейрой сидели в купе поезда, направлявшегося из Страта-Сити.

– Можно бы съездить куда-нибудь еще, – сказала я, пока мы сидели в баре. – В конце концов, еще рано, и мои внутренние часы до сих пор показывают полдень.

– Уже надоел Страта-Сити?

– Ничего подобного, нет, но другое место хорошо оттенило бы его. – Я допивала водку, чувствуя, как пылают щеки. – Как вы понимаете, я собираюсь описать нашу встречу.

– Почему бы нет? – Он пожал плечами. – Джим ведь поделился с вами своим мнением о Марсе, так что я тоже имею право.

– Кое-что вы уже рассказали.

Он кивнул:

– Да я могу всю ночь проболтать, если позволите. Слушайте, а не сесть ли нам на поезд до Голомбека?

– Это не так уж далеко, – согласилась я после минутного размышления. – Но вам ведь известно, что там находится?

– Для меня это не проблема, мисс Клэй. И я вообще предложил Голомбек по другой причине. Там недавно открыли для широкой публики пещеру ленивцев. Честно говоря, мне еще не доводилось ее видеть, но очень бы хотелось.

Я пожала плечами:

– А для чего еще придуман счет на представительские расходы, если не опустошать его?

И вот мы спустились на лифте на дно каньона и сели в первый же поезд до Голомбека. Экспресс понесся по плавным холмам марсианской пустыни, пролетая над каньонами по элегантным белым мостам, выращенным из строительной кости. Было темно, пейзаж оставался непроницаемо-черным, если не считать далеких огней поселений и широких, приземистых силуэтов нефтеперерабатывающих заводов.

– Кажется, я теперь понимаю, – начала я, – почему вы связались со мной.

Человек, сидевший напротив, пожал плечами:

– На самом деле это был не я. Это был Джим.

– Ну да, вероятно. Но суть не в этом. Настало время быть услышанным, верно? Время, чтобы восстановить истину. В этом беда исчезновений – люди могут приписывать вам слова, с которыми вы не всегда согласны.

Он кивнул:

– Нас использовали всевозможные группировки, защищая то полную эвакуацию людей с Марса, то создание на нем океанов километровой глубины. И все это чушь собачья, все ложь.

– Но вы ведь, кажется, и друг с другом не были согласны.

– Да, но… – Он умолк. – Мы могли не соглашаться, но это, по крайней мере, было по-настоящему – наши мысли, а не выдумка для оправдания чужих планов. Это, по крайней мере, подлинная история.

– А если подлинная история оказывается не совсем ровной и гладкой?

– Все равно это правда.

Разумеется, он был весьма похож на Джима Гроссарта. Но я не стала бы утверждать, что они с ним выглядели одинаково: д’Оливейра как будто жил в том же обличье совсем по-другому, придавая лицевым мышцам свое собственное выражение. И держался он иначе – в нем угадывалась военная выправка.