Та сторона времени - Дембский Еугениуш (Евгений) - Страница 52

• Предыдущая
• 52/53
• Следующая

— Если ты что-то замышляешь, я тебя убью! — сказала она.

Голос ее дрожал, кулаки были судорожно сжаты. Я кивнул:

— Хорошо. Можешь забрать тот автомат. — Не останавливаясь, я показал назад. Еще никогда в жизни я не был так уверен, что мне ничто не угрожает. Я бросил взгляд через плечо. Девочки шли за нами, но очень медленно. Еще долго они не будут доверять чужим.

— Возьми малышек, — попросил я Бонни. — Они тебе верят. Не мучай их.

Она вытерла слезы рукавом фланелевой рубашки и остановилась. Я вернулся к ожидавшим меня Нику и Дугу. Мне очень хотелось ударить скованного охранника в лицо, я чувствовал, что мог бы его убить. Лишь опасение, что девочки и Бонни могут понять меня превратно, спасло ему жизнь.

— Дайте закурить, — прохрипел я.

Я пытался откашляться, но комок в горле лишь рос. Мне хотелось выругаться, хотелось закурить, хотелось, чтобы никто не видел, насколько по-идиотски я выгляжу. Но видели все. В конце концов мне удалось затянуться дымом, я напустил его себе в глаза и долго тер их, пока не смог отчетливо разглядеть каждого.

— Это дочери Голдлифа. Они сидят здесь уже восемь или девять лет. И Бонни Ле Фей. К счастью, ее не убили, лишь сделали няней для малышек. А их отец вынужден был делать все, что от него требовали, чтобы сохранить жизнь дочерям. — Я набрал в легкие дыма и выпустил его с громким шипением. — На приеме у Голдлифа я подслушал несколько фраз, сказанных им и настоящим шефом ТЭК. Вот только, поскольку мне были знакомы оба голоса, я их перепутал. Шеф — Рэм Вуд. Я думал, что он здесь. — Я повернулся к Нику: — На этот раз ни на какую сделку с ЦБР я не пойду. Теперь это уже не дело государственной важности. Это самое обычное преступление гигантских масштабов и неизмеримое несчастье и слезы. И немало смертей.

Саркисян щелкнул предохранителем автомата и отдал его одному из агентов, после чего удивленно посмотрел на меня.

— Откуда здесь взялся Вуд? Все время шла речь о Голдлифе… — Он пожал плечами.

— Этот сукин сын вдвойне подстраховался и сбил меня с толку, — признался я. — Если бы даже кто-то продрался через систему безопасности, то все равно попал бы на Голдлифа, а тот вынужден был молчать, если не хотел, чтобы с его дочерями что-нибудь случилось. Впрочем, когда он понял, что нужно было сразу бороться с шантажом, когда на счету настоящего ТЭК было уже несколько убийств, он не видел иного выхода, кроме как ждать. Потому он не сказал нам в Нитле сразу всего. Он подложил мне револьвер и на всякий случай делал вид, будто это не он. Наверняка он надеялся, что удастся освободить девочек. Только на это он мог рассчитывать. Сам он в любом случае был обречен.

— Но как ты добрался до Вуда?

— Не знаю. Интуиция. Сначала я думал, что меня стали преследовать из-за того, что я расспрашивал о Бонни, но дело было не в том. Вуд по-настоящему перепугался тогда, когда узнал, что я за ним следил. Правда, речь шла о деле о разводе, но, видимо, он не был уверен, не обнаружили ли мы заодно еще чего-нибудь. На всякий случай он начал ликвидировать угрозу. Каким-то образом ему удалось завладеть доказательствами измены, и он вынудил жену отказаться от процесса. Он выиграл время, а когда понял, что она встречалась со мной еще раз, ликвидировал и ее. Думаю, найти его будет не так-то легко.

— Вуда я беру на себя! — быстро среагировал Дуг. — Сейчас распоряжусь об аресте, — затараторил он. — Достану его из-под…

— Не волнуйся, не буду я его ловить, — успокоил я Саркисяна. — Дело закончено.

Ник открыл рот, но тут же его закрыл и посмотрел куда-то назад. Я обернулся. Все трое остановились и посмотрели на нас. У девочек был спокойный, но усталый взгляд. Почти бегом я первым направился к выходу.

Она превосходно владела собой. Я был рад, что именно она наливает виски в бокалы. Бывают дни, когда меня может радовать что угодно. Бывают дни, когда я могу влить в себя, как сегодня, целую бутылку, а мой организм каким-то странным способом выделит из ее содержимого каждый процент и отправит его в космическое пространство. Мы не перешли на «ты», и это меня тоже радовало. Если бы она сейчас предложила мне подобное, я чувствовал бы себя словно мальчишка на поле для гольфа, которому бросают десятку за то, что он достал мяч из колючих кустов.

— Вы должны простить девочек, — сказала она. — Мне пришлось уволить всю мужскую часть прислуги, впрочем, я пока не знаю, как вообще выглядит мое наследство.

— Не о чем говорить, — сказал я, — естественно, речь не о наследстве. А остальное как-нибудь устроится. — Я отказался от последнего глотка и встал. — Рад… — я вспомнил Мозреда и не закончил, как собирался: «что все так закончилось», — что девочки чувствуют себя хорошо. — Она заметила, что я сменил конец фразы. — Мне очень жаль, что ваш муж…

Ди Голдлиф подошла ко мне, протянула руку и погладила меня по щеке. Я знал, что это вовсе не означает того, что означает обычно. Я придержал ее руку и поцеловал.

— Простите, что я так вела себя тогда в бильярдной, — сказала она. — Я ошиблась в вас и наверняка уже не вполне хорошо соображала.

Я отпустил ее руку:

— Обычное дело. Чаще всего люди ошибаются в самих себе, как правило, оценивая себя лучше, чем следовало бы, а потом такая ошибочная оценка начинает касаться и других, но со знаком минус. Я сам — лучший тому пример.

Я вышел на широкое крыльцо, остановился и глубоко вздохнул, затем спустился на дорожку и направился к машине. Обойдя «химеру», я повернулся лицом к дворцу. В окне второго этажа я увидел два девичьих личика, а потом две маленьких руки над их головами. Я поднял руки, высунул язык и кончиком его коснулся носа. Подобного я давно не делал, но очень старался. Никогда до сих пор мне не платили столь щедро. Я быстро сел в машину, чтобы сохранить в памяти эти улыбки, особенно учитывая, что мне нужно было решить очень важный вопрос, и я знал, что лишь в состоянии подобной непонятной эйфории могу это сделать.

— Гм… должен признаться, что я впервые сталкиваюсь с такой просьбой.

Я знал, что заместитель комиссара пытается играть в политику, но все его поведение говорило о том, что ему не хватает необходимой для этого гибкости и умения скрывать эмоции. Он непрерывно твердил о том, насколько он удивлен, о прецеденте и в конце концов едва не убедил меня вырвать у него из руки лицензию и уйти, хлопнув дверью.

— И это теперь, когда вы стали народным героем? Когда люди начинают уважать профессию, которой вы посвятили…

— Это противоречит закону? — прервал я его.

— Нет, нет! — замахал он руками, выронив лицензию, спланировавшую на стекло.

Такая вот работа. Четырнадцать лет тяжкого труда, и какое-то ничтожество упрекает тебя единственным, чего ты достиг. Я почувствовал, что еще немного, и я дам ему в морду и просто отберу у него лицензию. Однако я все же сдержался и встал.

— Тогда прошу принять от меня официальный отказ от исполнения почетных обязанностей детектива без каких-либо обязательств государства и народа перед Оуэном Йитсом. Фирма ликвидирована. Прощайте.

Я пожалел, что у меня нет шляпы. Мне так и хотелось заломить поля выразительным жестом в стиле Хамфри Богарта или Кио Хоукшоу. Спустившись вниз, я сел в припаркованную у главного входа «химеру» и медленно поехал в свою — уже не мою — контору. Вывеску я снял еще утром и выбросил на помойку. Подойдя к двери, я открыл ее пинком. Внешне ничего не изменилось. Я освободил шкаф от огнестрельного оружия, остальное оставив преемнику, и сел за стол. Отключив комп, я достал из ящика коробку «Дюк оф Этернити» и трубку. Тщательно очистив, я точными движениями набил ее и выбросил вместе с футляром в корзину. В очередной раз открыв ящик, я вынул из него «служебную» бутылку. В ней оставалось всего несколько капель на дне. В самый раз. Я без сожаления выбросил ее. Удар о дно корзины совпал со звонком телефона. Я вздрогнул. Подождав десять сигналов, я поднял трубку.

• Предыдущая
• 52/53
• Следующая