Любишь кататься - умей и кувыркаться (СИ) - Мазуркевич Наталья - Страница 71

Альтар прищурился и вместо того, чтобы покаяться и переместить тортик мне, вовсе его убрал. А запах! Запах-то остался! Негодяй! И я бы еще долго мысленно его костерила, прекрасно осознавая, что он все-все слышит, но пора было вылезать. Мы вновь вернулись к плану, и Вита распиналась перед Жабкой, что та у нас не простое земноводное, а заколдованное принцессО. Жабка внимала и поворачивала голову, следя за перемещениями болотницы. Наконец, они договорили. Вита исступленно опустилась на стул-кресло-кровать (иллюзии не знают границ!), взглянула в зал и, тяжело вздохнув, удалилась.

Вот сейчас наступала пора моего выпрыгивания из-за кустов. Итак, три, два, один….

И случилось то, чего все так долго ждали. Разверзлись кусты, и под свет софитов выползла, цепляясь подолом, злая и лохматая я. Жабка прониклась больше всех и опять меня лизнула. Уходить со сцены без любимой хозяйки она не собиралась, но и находиться здесь со мной ей по сценарию было не положено. Оставался только один выход: затолкать ее под иллюзию.

Зал замер в ожидании. Они не хуже меня понимали эту простую истину. Замер… и взорвался смехом. Да уж, не туда я пошла: какая академия? Цирк – вот наше призвание!

Жабка упиралась! Жабка цеплялась за паркет! Жабка стонала и страдала! Жабка не сдвинулась ни на дюйм!

Утомленная, я приподняла юбки, чтобы было удобнее присаживаться, и тяжело выдохнула, проверяя, как работает усилитель голоса, и начала свой монолог:

- Эх, жизнь моя жестянка. Да ну ее в болото! Хочу я возвратиться и прыгать беззаботно! – с чувством продекламировала я, под одобрительное жабкино «Ква!». Вот уж кто был со мной абсолютно согласен. – Жила себе не тужила, мамок-нянек гоняла, кредиты брала, возвращать не надо было, – начала я описывать беззаботное детство Царевны-Жабки, – но угораздило сказать «да» одному приезжему. А он каков! Даже тортиком не поделился, ирод! И почто я его полюбила? Почто мамок-нянек не слушала?! Говорили умные люди, неча по заграницам шляться, свое болото – лучшее. Не слушала я их, помчалась к своему иногороднему. А там! – сколько негодования я вылила в это «там»! – Выиграл милый у белого злобного, по лбу ему стукнул, за волосенки потягал в счет долга. Кто ж знал, что кудесник так обидится?

Зал молчал и слушал. Особенно внимательно слушала женская половина населения. Кто-то даже конспектировал! Вот, пойдет в массы печальная история, составленная на коленке за пять минут.

- И как мне быть теперь? Как расколдоваться? – продолжала стенать я. Жабка одобрительно положила мне на плечо свой липкий язык. Заботливая! – Как показать этой болотной, что я не земноводное?

- Изготовь к царской трапезе хлеб мягкий! – подсказал голос за кадром, имитирующий мозг царевны.

- Точно! – прониклась царевна мыслей. – Изготовлю-ка я хлеб мягкий! По сусекам поскребу, пыли нагребу и изготовлю!

И поднялся над сценой столб пыли, и запрыгала я, изображая бурную деятельность, и подсунули готовый каравай из-за кустиков-стенок. С чувством выполненного долга я выбежала из пыльного облака и продемонстрировала «свой» шедевр. Публика тревожно глянула на меня, на хлеб, на облако и… промолчала. Но я же молчать не могла!

- Испекла! Сама! Старалась! Ночи не спала, глаз не сомкнула, печь растопила, тесто поставила, – вещала я на фоне сменяющихся декораций. Теперь, когда с нами был Альтар, мы показывали полноценное кино. – Как есть – лучший знак принцессиной руки.

И, поставив каравай на стул-стол-кровать, я удалилась в обжитые кусты. Жабка под покровом пыли последовала за мной. Едва мы скрылись, на сцене прояснилось.

Ночь стала днем, пыль рассеялась, послышался звонкий смех и петушиный крик. Интересно, кто за музыкально сопровождение отвечал? Это же прямая пропаганда жестокого обращения с животными. Дети ржут, а петух орет-надрывается! Цензура, ты где? Как могли такое пропустить такое кощунство!

Словно в ответ на мои мысли мелодия сменилась. Теперь кричал петух, орали дети, ругался низкий мужской голос и обещал этого петуха… Нет, тоже нехорошо! И почему за окном дворца, пусть и его хозяйственных построек не может вальс играть? Обязательно крестьянам туда-сюда сновать и работать?! Знаю, что обязательно, что натуральное хозяйство, но у нас же постановка! Эх, дядя Обоснуй, ты не всегда приятен и хорош. Еще бы навозом пахнули для полноты картины…

Я едва успела зажать нос, прежде чем со сцены понесло перегноем. Маг в команде – это сила, хороший маг – зло, но как приятно, что это зло на твоей стороне.

Заскрипели половицы, взметнулась снова пыль, Баба Яга пришла оценивать знаки Жабки. Взглянула на каравайчик мой выстраданный, цокнула языком, сгребла в ручки загребущие, вес прикинула и унесла, чтобы… разобрать на составляющие в своей лаборатории. По официальной версии, конечно. Не поверила, мудрейшая, что хлеб съедобен, вырвала у вестника своего голодного, дождалась, пока уйдет и сама откусила.

Жабка недовольно квакнула, но кто к ней прислушиваться будет. Она-то уже вдоволь пирогов наелась на репетициях, а Вите еще ни одного не досталось! И даже запах ей не мешал: подготовилась кикимора, амулетик простой от вони на шею повесила.

- Вкусно, – с удивление проговорила Бабя Яга, уничижительно взглянула на вестника и усмехнулась. – Но поскольку хлеб случайно пропал, то и доказательств нет. Да и не вериться, что принцессы печь могут. А ради крестьянки… Незачем зря принца тревожить, пусть себе у Брунгильды сидит-пережидает.

С этими словами Вита стремительно удалилась. Еще бы немного и ей в след полетел бы еще один пирог – запасной. Нет, ну не могла сказать, мол, все прекрасно, верю. Сократили бы количество актов – меньше бы позориться пришлось. Так нет – играем по сценарию.

И я полезла на сцену. Выползла и плюхнулась на попу, уставилась в зал и, горько вздохнув, посетовала:

- Ну вот что мне с этими недоверчивыми делать? Доказывать им что-то – себе дороже! Задарма работать? Так не по-болотному – еще и сами придерутся, – размышляла я, почесывая спутанную гриву, и обличительно выпалила, сама поражаясь собственной, в смысле принцессиной, наглости: – Им бы только на бедных Жабках пахать!

Жабка согласно квакнула из кустиков. Да уж, еще чуть-чуть и мы здесь первый болотный гринпис откроем. В юридическом адресе так и укажем «кусты у болота, третьи слева от четвертой кочки». Никто не ошибется! Но нужно было что-то решать, точнее возвращаться к плану. А что у нас по плану было? Рубашки? Нет, это не годиться! Нужно что-то весомей и заметнее. Какой-нибудь акт отмщения, чтобы всем сразу ясно стало – с Жабками не шутят.

Оглядев сцену в поисках ответа, я скосила глаза в сторону Альтара и поклянчила:

- Вот если бы у меня Кирит-трава была! – мечтательно выдала я. И пусть рояль – в сказках можно. Даже положено! Иначе сказка будет на три года больше идти – столько кирит-траве расти нужно, чтобы свойства свои приобрести.

По мановению волшебной палочки-выручалочки, на краю сцены появился пучок растущей только в горах травы.

- О, случайно завалялся! – воспряла духом всеми покинутая героиня. – Сейчас я им устрою, я им всем покажу.

Опускаться до членовредительства я не стала. Так – слегка пошкодничала: отомстила так сказать за минуты в кустах. С упоением засыпав травку в импровизированный котел из-под старой столовской кастрюли, я принялась помешивать будущий краситель. Импровизированный огонь приятно лизал пальцы, но я ругалась, как будто он был настоящим, и грозила наказать за плохое поведение.

Под покровом кулисы я пробралась на царско-княжескую кухню и приступила к исполнению коварного плана.

В следующей сцене все щеголяли синими языками. Вита больше не шутила над бедным разумным животным и его человеческим заменителем.

- Вижу, скрывается в тебе дева сердитая! – не удержалась все же от подколки болотница. – Нет в тебе сострадания и любви к ближнему!

Еще бы она была! Спина затекла, голова разболелась – какое тут сострадание?! Но меня как обычно никто не слушал.