Альбедо (СИ) - Ершова Елена - Страница 43

Она подумала: какая теперь разница?

Подумала: как странно думать о Родионе — «мертвец». Есть в этом слове что-то неправильное и грязное, и сам Родион — похолодевший, недвижный, как колода, казался просто большой игрушкой вроде оловянного солдатика. А настоящий Родион, наверное, наблюдает за сестрой из-под кровати и зажимает ладонью рот, сдерживая хихиканье, чтобы в следующую минуту выскочить с веселым «Бу!», и долго смеяться, смеяться, смеяться над испугом сестры.

Марго криво улыбнулась и, приподняв покрывало, заглянула под кровать.

— Вы прячете еще кого-то?

Вебер заглянул тоже, не увидел никого, скривился и покачал головой.

— Маргарита, надеюсь, вы понимаете всю плачевность вашего положения, — заговорил он, заглядывая в ее лицо и пытаясь поймать ускользающий взгляд. — Я пытался предупредить вас ранее, но вы не слушали и не порвали опасные связи ни с его высочеством, ни с этим алхимиком, — Вебер качнул головой в сторону двери, где скрылся под конвоем ютландец, — и кроме прочего, покрывали преступную деятельность вашего брата. Я пытался закрывать на это глаза, рассчитывая на ваше благоразумие. Но пострадали люди, Маргарита. Умерли люди. Вы понимаете?

— Да, — ответила она. — Умер мой брат.

— Я соболезную.

— Вы стреляли в него!

— Ваш брат подложил самодельную бомбу! Он террорист, Маргарита! А вы — его пособница!

Марго застыла, глядя на Вебера плоскими глазами.

— Пособница, — повторила, пробуя слово на вкус — оно было солоно как кровь.

— Да, — Вебер тронул ее за подбородок, заставляя смотреть в свое строгое лицо. — Мне, правда, жаль, что вам пришлось это пережить. Но извольте выслушать. Я друг вам, не забывайте. И могу помочь.

Она молчала, пытаясь сфокусировать взгляд и уловить смысл в падающих, будто камни, словах полицейского. Вебер воспринял заминку как хороший знак и потому продолжил воодушевленно:

— Я, сколько мог, оттягивал обыск вашего дома. Мы не знали, кто на самом деле виновен в покушении, и кого ранили мои люди, но я сразу заподозрил, что в дело может быть замешан ваш брат. К сожалению, мои подозрения оправдались. И худшее, что вас, Маргарита, обвинят в алхимии, укрывательстве преступника и пособничестве предателям Священной империи. Прямо сейчас в этом кармане, — он прижал ладонь к груди, — разрешение на арест Родиона. Но он, к счастью, мертв…

— К счастью? — Марго отпрянула, привычно коснувшись пальцами запястья, но стилет лежал в сейфе рабочего кабинета, а в гостиной ожидали двое полицейских, и что делать теперь? Бежать?

Она обернулась к окну — в полураскрытые окна сочилась декабрьская стужа.

— К счастью, — повысил голос Вебер, — потому что еще месяц вашего брата пытали бы в карцере, а после все равно бы повесили на потеху публики. Вы можете думать о побеге, — Марго вздрогнула, и снова повернула к Веберу пустое лицо, — но это не спасет. Вас тут же объявят в розыск. Схватят. Будут допрашивать. Пытать. А после казнят.

— Мне все равно, — тускло ответила Марго, опуская голову. Сердце на мгновенье затрепыхалось, а потом снова навалилась апатия.

— И между тем, мысль не так уж глупа. Побег решил бы все ваши проблемы.

Он сказал это так буднично, что Марго не сразу осознала значение слов. А, осознав, застонала, сжав кулаками виски.

— Вы играете! — воскликнула она. — Отто, почему вы играете со мной?! Я пережила такое горе, какого не вынести женскому сердцу! Вы пугаете меня? Но та Маргарита, которую вы знали, умерла несколько часов назад с последним вздохом моего Родиона! Вы говорите о смерти? Я смерти не боюсь. Так зачем вы мучаете меня?

— Не торопитесь с выводами! — поспешно сказал Вебер, придвигаясь ближе, точно заговорщик, дыханием обжигая ее лоб. — Я вовсе не хочу вашей казни. Да, ваш брат погиб, но вы еще живы. И я не прощу себе, если погибнете и вы. Поэтому послушайте, просто послушайте мое предложение! — он ухватил ее за запястья, Марго не отстранилась, только тяжело дышала, прикрыв воспаленные от слез веки. — Вам нужно бежать. Тайно. И лучше всего из стран, — понизив голос, продолжил: — Я помню, вы приносили мне письмо от адвоката вашей семьи. В Славии у вас осталась земля. Вы можете уехать туда, вступить в наследство и начать все заново…

— Зачем? — выдохнула Марго. — Зачем мне это теперь, Отто?

— Чтобы выполнить последнюю волю отца. Чтобы похоронить брата на родине…

Она распахнула глаза. Вебер шутит, не иначе! Но стальные глаза оставались серьезными, в лице майора не дрогнул и мускул.

— Я мог бы все устроить, — быстро заговорил он, поглаживая Марго по бледным подрагивающим пальцам. — Пойти на должностное преступление ради вас… Тсс! Молчите! — перебил, видя, как напряглась баронесса. — По закону, я должен немедленно выдать тело вашего брата на освидетельствование, но тогда его бросят в яму без отпевания и надгробия, как изменника. Я же могу помочь… Да, это тоже преступление, и я тоже преступник, раз все еще… испытываю к вам чувства. Но вас не должно это волновать, Маргарита! Мое сердце все еще принадлежит вам, и оно призывает исполнить долг и оказать вам еще одну услугу… возможно, последнюю услугу, ведь, если вы примете мое предложение, мы не увидимся больше.

Марго страдальчески заломила брови.

— Но как? — выдохнула она. — Как, Отто? Родион… я бы хотела…

— Я устрою кремацию. А вас укрою в доме графини фон Остхофф. Кажется, она вам все еще должна? — и, дождавшись короткого кивка, закончил: — Расходы на погребение и на билеты беру на себя. Но вы должны принять решение как можно быстрее! За вами установлена слежка, баронесса. Если к вам явится лично шеф полиции барон Штреймайр или, того хуже, граф Август Рогге, я уже ничего не смогу поделать.

Рогге…

Имя царапнуло ухо, блеснуло перед глазами рубиновой каплей.

Что-то было связано с ним. Что-то важное…

Марго силилась и не могла вспомнить: взгляд ее нет-нет, да и скользил назад, на постель, где, запрокинув синеющее лицо, лежал ее маленький мальчик…

Закусив губу, Марго подавила рыдания и прошептала:

— Я хочу… похоронить его… не в Авьене… с тех пор, как мы приехали сюда, я не видела ничего, кроме страдания. Да, я хотела бы уехать. Далеко, далеко… Чтобы никто никогда не нашел… Чтобы забыть…

— Обещаю, — Вебер снова сжал ее пальцы и придвинулся еще ближе, так что Марго уловила запах одеколона и дыма.

— И я бы хотела присутствовать на кремации, — еле слышно добавила она. — Вы можете это устроить?

— Да, — так же тихо отозвался Вебер. — Исполню, как последнюю волю.

Марго кивнула и снова заплакала — на этот раз беззвучно, смиренно. И едва почувствовала, как Вебер, наклонившись, поцеловал ее в лоб.

Точно прощался с покойником.

Ротбург, затем госпиталь на Райнергассе.

Время застыло, окуклилось в четырех стенах рабочего кабинета, и Генрих окончательно упал в безвременье. С головой погруженный в работу, он не выходил на улицу, не вел приемы, не появлялся на обедах. Круг общения сузился до камердинера и адъютанта, но затворничество не тяготило. Напротив, изучая финансовые книги и штудируя законы, Генрих чувствовал доселе невиданное удовольствие, подогреваемое четким осознанием, что он наконец-то делает нечто важное: для страны, для себя, для отца.

Состояние кайзера оставалось без изменений, точно и он застыл во временной смоле. Генрих слушал ежедневные доклады медика с неизменно безучастным лицом, а после возвращался к работе, прошениям и рапортам, и прерывался снова, лишь чтобы принять новую корреспонденцию или уколоться морфием.

Три раза на дню Томаш приготавливал раствор, помогал справиться с запонками и молчал, всегда угрюмо молчал. Андраш же, становясь невольным свидетелем регулярных впрыскиваний, позволял себе напомнить:

— Будьте сдержаннее, ваше высочество, вчера вас сильно рвало…

— Сущие пустяки, Андраш, — отстраненно отвечал Генрих, подписывая последнее распоряжение. — Простое недомогание, оно не стоит твоих волнений.