Как заключенные в раю (СИ) - Немиро Людмила Ивановна - Страница 28

Вспыхнув, я немедленно преградила путь подруге, которая уже направилась к двери. Она даже перестала жевать, когда я отрезала ледяным тоном, уперев руку в дверной косяк:

— Не смей этого делать, Кати. Клянусь, я не прощу тебя. — Чапкова моргнула, и ее глаза сочного зеленого оттенка внезапно потемнели, едва ли не отдавая карим. — Он не заслуживает такого обращения, — тем не менее продолжила я.

— Вы только посмотрите, — задумчиво протянула Кати, хрустя чипсами, а мне стало нехорошо от их запаха, потому что я сильно разволновалась, и все мои чувства обострились. — Да ты влюбилась.

— Ты дура, Катаржина! — почти выкрикнула я, не имея сил справляться с этой будто бы незнакомой мне девушкой. — Ты совсем не в себе! Зачем все это? Лезешь куда тебе не положено! Ты хотя бы осознаешь, что оказываешь влияние на мою жизнь? Пытаешься контролировать то, что тебя… никого не касается! Это несправедливо, Кати! Так нельзя!

— Несправедливо? — совершенно неожиданно прокричала подруга мне в лицо и отшвырнула пачку в сторону. — Знаешь, что я считаю несправедливым? Так это жизнь без поддержки! Жизнь в полном осознании того, что всем плевать на тебя! Ты должна радоваться, что я участвую в твоей судьбе! Мной вообще никто не интересуется! Теперь уже никто! Тетке плевать на меня, да и ты… — Катаржина перевела дух, покраснев от гнева, и закончила намного тише, но ее голос все еще звенел от напряжения, — ты тоже забываешь обо мне. У тебя новая жизнь, увлечения, прямо стра-а-сти, — развела руками подруга и посмотрела мне в глаза; от тоски, что была заключена в ее взгляде мне стало не по себе. — Я завидую тебе, Миа, — призналась она, и ее губы задрожали. — Я страшно тебе завидую.

Отодвинув меня, Кати выскочила за дверь. Она ненавидела плакать при мне. Разве что на похоронах Элишки ей было все равно, вижу ли я ее слезы, а сейчас подруга сбежала, чтобы привести себя в чувства.

Мне было горько от услышанного. Я никогда не умела ссориться, всегда — растерянность, бессвязная речь или ступор. Казалось бы, спокойная по жизни, а на самом деле я настоящий неврастеник. Однако если от физического дискомфорта еще можно как-то отрешиться, то душевная опустошенность никуда не денется.

На слабых ногах я подошла к дивану, устало плюхнулась на него и глубоко задумалась, прикрыв глаза и откинув голову на мягкие подушки спинки. Катаржина буквально вылила на меня то, что я подсознательно отметила давно. Она действительно завидовала, но как же я была благодарна ей за прямолинейность. Подруга не щадила чувств людей, если требовалось все разъяснить и поставить на свои места. Это потрясающая и очень редкая черта — говорить о себе правду. На такое еще нужно решиться, собраться с духом, буквально стать палачом и для себя, и для того, кому сознаешься…

Страх за Кати охватывал мое сердце все сильнее. И чем дольше я оставалась одна, тем сильнее проникалась скрытым смыслом ее слов. Это было слишком… на грани. Да, Кати была на грани. Я очень боялась, что она сделает что-то нехорошее, причинит себе вред, и речь вовсе не о попытке самоубийства. Что-что, а Элишка вбила в голову внучки простую истину о том, что мы не можем решать, жить нам или прекратить, и Кати в это свято верила. Никто не навязывал ей религиозных убеждений, но сама для себя Катаржина давно решила — и я об этом знала наверняка — раз нам дали жизнь, значит для чего-то сгодится каждый из нас. Примерно такого же мнения придерживалась и я. Только, признаться, это мне не родители внушили, я просто поверила Катаржине.

Еще будучи маленькими девочками мы обе много болтались по окраинам нашего района, прячась от шумных компаний ребят постарше, и, устроившись где-нибудь под деревом в парке, тихо болтали о том, какими будем, к примеру, через десять лет. Кати уже тогда говорила так, что я не всегда ее понимала. Порой мне казалось, что я совершенно глупая и не дотягиваю до своей такой умной подруги. Тогда я начинала учиться более усердно, и это было здоровое соперничество. Одна из нас словно подстрекала другую, но выходило все неосознанно. Потому мы обе по знаниям и прилежности шли наравне.

Об этом каждый раз говорила Элишка, когда приезжала к нам в гости. Так что никто и никогда не ставил нас с Катаржиной в пример друг другу. И только в старших классах, когда кровь Кати вскипела, а нрав взбунтовался, я все чаще слушала вздохи ее бабули по поводу непослушания внучки. Однако, без сомнений, Элишка восхищалась Катаржиной. А я продолжала подчиняться родителям, несмотря на то, что никто на меня не давил. Просто мне очень нравилось быть прилежной, замкнутой, скромной и молчаливой. Что же теперь? Все изменилось. И Кати была совершенно права, сказав, что я отдалилась. Так и есть, я погрязла в своих страданиях…

Когда резко открылась дверь, я даже не стала поворачиваться, понимая, что Кати остыла и вернулась поговорить спокойно.

— Прости, Катаржина, — сказала я, все еще сидя с закрытыми глазами. — Мне жаль, что я забросила нашу дружбу. Но… Все равно не нужно так с Итаном. Йоакиму… Джоуи все равно, с кем я провожу время и… — мне пришлось посмотреть на нее, потому что стояла подозрительная тишина.

Я тут же буквально обмерла, а кровь отхлынула от моего лица, когда пришло осознание, что разговаривала я с Темпестом.

Он смотрел на меня, стоя возле дивана, а я продолжала сидеть с вытаращенными глазами и, сглатывая подкативший комок, ожидала хоть какой-то реакции. Она последовала в виде чуть порозовевших от сдерживаемых эмоций скул Джоуи, лихорадочно горящих глаз и сжатых в кулаки ладоней. Он прошелся по комнате, сорвал со спинки стула полотенце и, отвернувшись от меня, стал утирать им вспотевшее после выступления лицо. Майка на его спине тоже пропиталась потом, и на обнаженных плечах парня поблескивали мелкие капельки, а я жадно рассматривала его и все ждала…

— Как… как выступили? — спросила я, когда немного отошла от шока, да и молчание слишком затянулось.

Темпест обернулся с легкой улыбкой, но все равно выглядел немного надменным, глядя на меня сверху вниз.

— Отлично, — кивнул он, уперев руки в бедра. — Ты меня ждала?

Я жутко покраснела, поняв, что Джоуи говорит вовсе не о моем пребывании здесь, а о чем-то более значимом. Он сделал акцент на слове «ждала», потому сомнений не было, что речь идет о моей жизни в целом. И то, как Темпест глядел, вынуждало меня ерзать на месте, пряча от него глаза и постоянно оправляя юбку.

— Да, Кати провела меня сюда. Кстати, ты ее не видел? — Я поспешно встала. — Мы немного поссорились.

— Из-за того парня? Итана?

И снова сердце пропустило удар, оборвавшись от ледяного, но крайне насмешливого тона Джоуи. Я облизнула пересохшие губы, скользнув взглядом по лицу парня, и, резко отвернувшись, обогнула диван.

— Да постой ты, — чуточку нервно рассмеялся Джоуи, ловя меня за руку, и я вспыхнула от его прикосновения.

Вскинув на него глаза, я застыла на месте, потому что он стоял почти вплотную ко мне. Джоуи провел кончиками пальцев по моему запястью, затем крепко сжал ладонь, и спросил с легкой улыбкой:

— Опять сбежишь? Или… останешься?

Отчетливо ощущая, как пульсирует в висках, я смотрела в глаза Джоуи и не могла вымолвить ни слова.

Упрямый рассудок твердил, что я должна извиниться перед Итаном, и это как минимум, а сердце призывало наплевать на всех и просто пойти с Джоуи, куда бы он не позвал.

В очередной раз сглотнув, я нерешительно кивнула и ответила:

— Останусь.

Я смотрела на руку Темпеста — он все так же удерживал меня — наслаждалась выпуклостями вен на тыльной стороне его ладони, проводя по коже большим пальцем, и невольно улыбалась.

И он сиял в ответ, я чувствовала его радость, понимая, что выбор делать несложно, если он изначально известен. Я всегда знала, кого выберу.

I know I'm blessed

'Cause in my time

I got to love you

Я знаю, что я счастлив,

Потому что в своей жизни

Я любил тебя.