Победа для Гладиатора (СИ) - Чер Алекс - Страница 11

Вот же дура! Зачем я только брала это бельё? Зачем позвонила? Решила, что я бессмертная? Решила искать приключения на свою задницу... даже в уме это прозвучало двусмысленно. Однозначно прозвучало желание бежать. Запоздало проснувшийся инстинкт самосохранения заставляет разум, спасовавший перед обаянием этого качка, искать срочные пути отступления.

Заворачиваюсь в пушистое полотенце. «Дяденька, отпустите меня, пожалуйста!» - первое, что приходит на ум. Интересно, это когда-нибудь срабатывает?

Осторожно выглядываю из ванной с надеждой: вдруг он уже спит?

Он говорит по телефону. Чёрт, там же, наверное, и на его шёлковых простынях осталась кровь. Но вряд ли ему есть до неё дело. Его домработница постирает.

Ступаю неслышно. Останавливаюсь в дверях, стараясь не смотреть на его прикрытую простыней могучую фигуру, вытянувшуюся на кровати. Ищу глазами платье, но из своих вещей вижу только распластанный на ковре лифчик да один скомканный чулок. Интересно, где же трусы? Едва не спотыкаюсь о собственные туфли.

Алекс поворачивается на звук. Смотрит прямо, даже не моргая. Словно думает, что же мне сказать.

- Собирайся. На этом всё.

«Ах ты сволочь!» - взрывается в мозгу. А я ведь только что мечтала сбежать, но гнев во мне теперь борется с благоразумием. Но пока он не передумал, всё же засовываю ноги в туфли. Полотенце падает, пока я обуваюсь. Подхватываю с пола лифчик. Нет, не нужно мне его бельё. Этот урод молча и равнодушно следит за мной глазами.

На! Носи сам! Швыряю в его постную рожу бюстгальтер. Он перехватывает его в полёте рукой у самого лица. Не ожидал?

Спешу ретироваться. В гостиной нахожу брошенное платье. Натягиваю прямо на голое тело. Оно липнет к влажной коже, но я протискиваюсь ужом. Мне чужого не надо.

Я почти убежала. Теперь мной движет страх погони.

Хватаю с вешалки пальто, сумку. Он что-то кричит мне вслед, но я уже не слышу. Дверь хлопает за моей спиной.

Не дожидаясь лифта бегу вниз по ступенькам.

Скотина! Тварь! Оттрахал и вышвырнул! Выставил за дверь как последнюю шлюшку! Чуть не плачу от злости и обиды. А я ведь почти влюбилась в него. Из-за этого, наверное, и клокочет ярость. Хотя ведь не строила иллюзий. Но всё равно хочется его убить. Воскресить, а потом снова убить. Урод!

Сама ведь хотела сбежать. Но сама - оставила бы его с носом. А так... может, обидно, что опередил?

Дверь тяжёлая и с кодовым замком. Я с трудом открываю её и оказываюсь перед снежным сугробом. В туфлях на босу ногу. На улице. Первого января.

В ужасе хватаюсь за ледяное железо, пока дверь окончательно не закрылась и возвращаюсь в подъезд. Вот дура-то!

В службу заказа такси прозвониться практически невозможно. И чёртов телефон садится. И в дурацком подъезде холодно. Но раза с седьмого: Аллилуйя! У меня приняли вызов. И я даже получаю смс-ку: белая... Дочитать не успеваю - телефон умирает у меня в руках. Уже не важно. Белая, так белая.

Жду ещё пару минут. Выглядываю. И к своему облегчению вижу у подъезда белоснежную машину. Уверенно выхожу.

Водитель роется в бардачке и вскидывает голову, когда я открываю дверь.

- С Новым годом! - буркаю под нос, засовывая в тёплый салон сначала одну потом другую голую ногу. Нет у меня настроения улыбаться.

Но мужик даже на это вялое поздравление не откликается, пока я устраиваюсь на сиденье, поправляя полы тонкого пальто. Может, не понимает по-русски? Да нет, вроде русский, хоть и смотрит ошарашенно. Довольно молодой. До тридцати.

— Мне на Алеутскую, — произношу я с вызовом, чтобы вывести его из ступора.

На всякий случай приглаживаю волосы. Вдруг у меня на голове потерянные трусы, а я и не в курсе. Или он немой? Глухонемой?

— На Алеутскую! — повторяю громче. — Аллё!

Он, наконец, кивает. Переключает передачу, выворачивает руль.

Я с облегчением выдыхаю и пристёгиваю ремень безопасности.

«Ну что, с Днём рождения, Вика?»

Чудесная выдалась ночка. Чудесный, наверное, предстоит год.

Невыносимо хочется плакать.

Я отворачиваюсь к стеклу, чтобы меня не разглядывал любопытный водитель. Во всех окнах огни. Шум, веселье, праздничные застолья. В небо всё ещё взмывают праздничные фейерверки. А кто-то работает, как этот несчастный за рулём. А кого-то, не будем показывать пальцем, отымели и выкинули на улицу как использованный латекс.

— Курите? — вдруг обращается ко мне водитель.

Я отрицательно качаю головой.

— А я, пожалуй, закурю, — чиркает он зажигалкой. — Не каждый день в машину сами садятся девушки, бегающие по морозу в туфлях.

За Викой захлопывается дверь, а я чувствую, как облегчение накладывается на досаду - отвратительнейший коктейль, мешающий по-настоящему удовлетворённо выдохнуть. Всё закончилось, и мне бы радоваться: ни истерик, ни слёз, ни сварливых пафосных высказываний, какой я козёл.

А ещё мой усталый солдат резко поднял голову при виде крепких ягодиц, когда с девушки упало полотенце. Можно подумать, никогда голой жопы не видел, чтобы так резко реагировать-то. Чертовщина какая-то.

Встаю с кровати, включаю свет и замираю, как собака, сделавшая стойку. На кипенно-белой простыне коробятся подсохшие бурые пятна. Кровь. Стою, как дурак, обнажённый посреди комнаты и ничего не соображаю. Вроде не пьяный, а в голове шумит, словно выпил без меры и не понимаю, как такое может быть.

Критические дни? Глупость. И память услужливо подбрасывает угля в топку моих сомнений: сразу вспоминается, как она зажималась, словно в первый раз. Какой была упоительно узкой. Слишком тесной для моего члена.

Делаю два шага и разворачиваю салфетку, где покоится использованный презерватив. И здесь кровь. Не хочу верить глазам, но мозг уже взрывается, принимая истину. Девственница. Чёртова целка.

Выхватываю взглядом бордовое бельё. Брошенный мне в лицо бюстгальтер. Лежащие возле ножки кровати жалкие трусики. Распластанные на ковре, как сухие змеиные шкурки, чулки.

Хмурю брови, ерошу машинально рукой волосы. В коридоре аккуратными столбиками стоят Викины сапоги. Сумасшедшая. В одном платье на голое тело, пальтишке, которое не греет, и туфлях. На мороз. Хорошо, что я этой малахольной такси вызвал.

Замечаю, что брожу по квартире, нарезая круги. В груди растёт раздражение. Отличное начало Нового года. Но она не дождётся: я не испытываю никакого хренового чувства вины. Просто бесит её дурость - всего лишь.

Телефонный звонок в гулкой тишине звучит, как выстрел.

- Такси вызывали?

Простой вопрос выбивает почву из-под ног. Вместо ответа снова и снова оглядываю комнату, цепляясь глазами за её разбросанные вещи и пятна на простыне.

- Как никто не вышел? - задаю тупой вопрос, понимая, что такси приехало, а Вики почему-то нет внизу.

Пытаюсь ей дозвониться. Абонент не доступен. Ну, конечно. Одеваюсь. Спускаюсь вниз, оглядывая каждый лестничный пролёт в подъезде. Отпускаю такси, подавляя в себе порыв сесть и ехать к Викиному дому. Нет смысла: я даже не знаю, где её окна. Не знаю, какой у неё номер квартиры. Да и домой ли она поехала? А раз так, нужно успокоиться и не забивать голову бесполезными тревогами. Не маленькая девочка. Разберётся сама со своими проблемами. Почему, собственно, они должны автоматически стать моими? Только потому, что у кого-то в голове две извилины? Гордая, трусы ношенные она мне оставила.

Все слова, что я себе говорю, логичны и правильны. Только на душе всё равно неспокойно. От мрачных мыслей меня вновь отрывает телефонная трель. Перезванивает? Хватаю мобильник. Но это не Вика.

- С Новым годом, зятёк! - несётся из трубки глухой голос бывшего тестя.

- И тебя с наступившим, Ефремыч.

- Ты бы приехал, что ли, старика навестить. Давненько не виделись.

Старик. Всем бы такими стариками быть. Так и вижу его перед глазами: плотно сбитого, но ни грамма жира; с седыми висками, но с жёстким взглядом; умного, расчётливого, опасного. Пятьдесят три - далеко ещё не старик. Любит он поиграть словами.