Победа для Гладиатора (СИ) - Чер Алекс - Страница 47

И единственное, чего я теперь хочу, — чтобы он быстрее кончил. Чтобы получил своё чёртово удовлетворение. Сбросил это напряжение, что кипит в нём, клокочет, бушует, неистовствует. Пусть уже от него избавится, выплеснет наконец, и угомонится.

Но он всё долбит и долбит, и конца края этому не видно.

— Алекс, — выгибаюсь я, чтобы он меня услышал.

Он на секунду замирает и, наконец, извергается. Дико, слепо дёргается несколько мгновений, и только сдавленно кряхтит, но больше не произносит ни звука. Резко выходит и размазывает между моих ягодиц вытекающую сперму. Садится прямо на пол и, схватив меня рукой, прижимает к себе.

— Добро пожаловать в семейную жизнь, моя дорогая, — шепчет он в ухо равнодушно.

И слёзы, горькие, безутешные, неудержимые, текут из моих глаз от обиды, но я нахожу в себе силы ответить:

— Добро пожаловать… любимый.

А облегчение так и не наступило. Как и удовлетворение. Как и раскаяние за содеянное. Хотя знаю: был жёсток и даже жесток. Но... ничего.

Обида, ревность, злость - какие-то тёмные силы всё клокочут внутри. И не хотел делать ей больно. И хотел. Хотел, чтобы хоть немного ощутила, каково мне видеть, что её целует другой. Как это унизительно - чувствовать себя рогоносцем, как обидно раскрыться, пойти ей навстречу в её дурацких романтических мечтах и тут же получить удар под дых в лице этого ублюдочного Стасика. Самолюбие требует сатисфакции. Не извинений, не оправданий, не раскаяния, а кровавой мести.

Только это её «добро пожаловать, любимый» неприятно скрежещет в душе, как железом по стеклу. Да слепая ярость сменяется горечью.

- Отвези меня домой, - вытирает слёзы Вика.

- Нет, - меня больше не трогают её слезы. Меня ими не разжалобить, только больше разозлить. Как она могла! За моей спиной. Тра... с этим Стасиком. Не могу даже произнести то, что так услужливо рисует воображение. Разъедает грудь, словно глотнул серной кислоты.

- Пожалуйста, Алекс, отвези меня домой.

- Нет, - пересаживаю её на сиденье и встаю, насколько позволяет низкий потолок машины. - Приведи себя в порядок, а я пока поговорю с твоим любовничком по душам, если он ещё не сбежал.

Стараюсь на неё не смотреть, поправляя брюки. Жду, что Вика бросится на защиту своего хлюпика. Но она молчит.

Что, за себя страшнее? И никакого сострадания? Никакой безумной отваги?

- Что там у нас по программе? Ресторан? Вот в него и поедем. Ничего не изменилось.

Так и выхожу под её гробовое молчание.

Водитель курит на улице. Кивает на мою просьбу присмотреть. С неё станется - сбежит и глазом не моргнёт. Ефремыч беседует в сторонке с девушкой-фотографом.

- А где Маринка? - обращаю к нему свой вопрос.

- В машине, - показывает он рукой, но я и сам уже вижу яркие наклейки риэлтерской компании.

Рывком открываю водительскую дверь.

- Выйди-ка, герой-любовник. Потолкуем.

Зарёванная Маринка, оказывающая его подправленному профилю первую помощь, поднимает на меня испуганные глаза. Вот кому судьба этого самоубийцы небезразлична. И пусть мы это уже проходили, вижу, не успокоилась она. Любит его до сих пор. И что только находят девочки в таких жалких интеллигентишках кроме смазливой рожи? Она убирает руку с окровавленным бинтом от его губы, позволяя Стасику встать.

- Посиди здесь, - позволив Стасу выйти, предупреждаю я настроенную выйти Маринку и захлопываю дверь.

- Отойдём? - предлагает Стасик.

- Правильно, нечего девушке любоваться душераздирающим зрелищем жестокой расправы, - усмехаюсь я.

Но бить его, конечно, не собираюсь. Хотя от его ответной усмешки, словно он и правда не боится, сразу так чешутся кулаки.

- Ну, рассказывай, Станислав, что это было?

- Я люблю её, - впивается он в меня острым взглядом, как глупый комар в слоновью кожу.

О, мой бог! За что боролись на то и напоролись, называется. А я-то его просто корыстным считал, эгоистичным и честолюбивым, да к тому же педиком. А он <em>вон оно чё, Михалыч</em>.

- Кого? - на всякий случай уточняю я. А то заплаканная Маринка в его машине определённо не даёт мне покоя.

- Викторию.

- Вику?! И когда только успел, - засовываю руки в карманы. Но скепсис на моём лице его не останавливает.

- А ты? - усмехается он. - И я её тебе не отдам.

- Не отдашь? - что-то его внезапное слабоумие начинает меня бесить. - Ничего не попутал? Она уже моя. Моя жена. И ты уже проиграл, мальчик.

- Нет, - упирается он, как упрямый осёл. На что только рассчитывает? А ведь он казался мне умнее, проницательнее, но тут просто какая-то клиника.

- И я слов на ветер не бросаю, Станислав. Я тебя предупредил. Ты сделал свой выбор.

- Да плевать мне на эту карьеру, - разбитая губа опять начинает кровить, но он небрежно вытирает кровь рукой. - Плевать! Как вы мне все омерзительны. Как надоели, под каждого прогибаться. Самодовольные, пресыщенные, кичащиеся своим богатством царьки. Думаешь, раз у тебя много денег, так ты поймал бога за яйца? Считаешь, имеешь право мне указывать, с кем я могу общаться, а с кем нет? Кто ты вообще такой, чтобы я тебя слушался?

- А кто ты такой, чтобы я позволил тебе прикасаться к моей жене?

- К фиктивной жене, Берг, - вздёргивает он подбородок и нагло лыбится. - И я уже прикоснулся.

Я дёргаюсь в неконтролируемом порыве ещё раз отрихтовать ему табло, но лишь сжимаю кулаки. Ладно, он в курсе, что этот брак не настоящий. Возможно, Вика и поделилась с ним даже условиями этой сделки. Но, сука, в то, что она ему дала, я не верю. И даже если это неправда, желание его убить только усилилось. И убить не сразу - отрезать от него каждый день по кусочку, чтобы мучился, как я сейчас, представляя его с Викой.

— Ты врёшь, — усмехаюсь я равнодушно.

— А ты попробуй докажи обратное, — лыбится он ещё шире и сплёвывает потёкшую просто ручьём кровь. — Надеешься, она тебе признается? Так я намекну. У неё как раз на днях были месячные. Думаешь, откуда я это знаю?

Сука! Нет! Я убью его сейчас. С хрустом разминаю пальцы, представляя, как они впечатаются в его аристократическую рожу.

— И её квартиру, — смотрит он на мои руки так равнодушно, словно готов умереть и давно смирился с этим. — Ты не получишь её, Берг. Я нашёл на неё покупателя. И даже получил залог. Так что, извини, слишком самоуверенный Алекс Берг, но ты проиграл. Решил, что я обоссусь со страха? Решил, что пригрозишь, и завиляю хвостом? Отсоси!

— Идиот! — качаю я головой, не веря своим ушам. — Ну просто полный кретин! А для чего, по-твоему,

я её покупаю? Ты думаешь, мне нужна эта халупа? Мне?

— А мне плевать.

Что-то неправильное звучит в его словах. Какая-то ложь. Режет слух, как фальшивая нота. Но не успеваю понять, что именно не так. Да и не хочу разбираться.

— Александр Юрьевич!

Если бы не тоненький голосок Марины, отхватил бы сейчас Стасик таких пилюлей, что ещё месяц ссал бы кровью. Но если он думает, что меня уделал — сильно ошибается. Я проиграл раунд, но ещё не бой.

— Александр Юрьевич, простите, — переминается она, боясь подойти. — Звонили из третьего «Айсберга». Там трубу прорвало с горячей водой прямо в зале.

— Твою мать! — разом забываю обо всём личном. Экстренно включается режим «руководитель». — Так пусть эвакуируют людей, вызывают аварийные службы, неужели и это должен решать я?

— Они вызвали. И «скорую». Есть пострадавшие.

— Да что ж такое! — тяжело выдыхаю. Просто напасть какая-то. То одно, то другое. — Вызывай срочно машину. Я еду. И охране позвони, пусть ни под каким предлогом не пускают внутрь прессу. — Прости, Станислав, — ласково хлопаю хмурого парня по плечу на прощанье, — к сожалению, у меня дела. Твоя информация, конечно, занимательна, но ничуть меня не впечатлила. А ещё раз увижу возле моей жены, оторву тебе яйца. И если ты думаешь, что это очередная пустая угроза, то сильно ошибаешься. Хотя, если и на собственные яйца тебе плевать, твоё дело. Пока, Стасик!