Победа для Гладиатора (СИ) - Чер Алекс - Страница 65

- Не переживайте, Виктория, - охотно снимает пожилая и очень интеллигентная женщина большие оранжевые перчатки. - Я карманы всегда проверяю. Там у Александра Юрьевича чего только не бывает. Ничего не выкидываю. Вон там, в прихожей, комод, - показывает она пальцем. - В верхнем ящике лежит всё, что я изымаю перед стиркой.

Классная она всё же тётка! С воодушевлением открываю указанный шкаф. И правда, чего в нём только нет. Каких только мятых бумажек. Свою нахожу почти сразу. Засовываю в карман и ключ. Но интересно, что же тут есть ещё.

Разворачиваю одну потёртую — квитанция из химчистки. Ещё одна — записан телефон. Ни имени, ни опознавательных знаков, чей. А третья бумажка кажется мне до боли знакомой. «Принято двести семьдесят две тысячи». Широкая подпись Берга. И печать «Микрохирургии глаза». Не верю своим глазам. Достаю ту, что видела сегодня уже не раз. Только со своей подписью внизу и другой датой. И, всё ещё осмысливая, как у Берга могла оказаться эта квитанция, поднимаю взгляд на входную дверь

— Вика! Слава богу! — устало выдыхает он, словно бежал вверх по лестнице, а то и всю дорогу до дома. С него станется.

— Значит, это ты? — протягиваю ему квитанцию. — Ты заплатил за первую операцию?

— А что? — тут же натягивает он свою невозмутимо-насмешливую маску. — Ты уже всучила своему Стасику деньги?

— Он не взял, — не знаю, что хочу больше: плюнуть в него или обнять. — И ты молчал?

— А что я мог тебе сказать? Ты была так уверена, что это Стасик. Так восхищалась его благородством. Даже замуж за него собиралась.

— Я предложила ему сделку, просто фиктивный брак, — нет сил выяснять с ним отношения. Нет смысла спорить. Не хочу больше ничего. — Он отказался. А ты согласился.

— Так вот, значит, как ты сделала свой выбор?

— У нас с тобой тоже был договор. Если ты считаешь, что я его не отработала…

— О, нет, нет, — поднимает он руки. Только сейчас обращаю внимание, что в одной он держит небольшую подарочную коробку. — Ты отработала. С лихвой. Боюсь, что я даже остался тебе должен. Столько было секса.

— Я тебе прощаю, — усмехаюсь в ответ.

Ну, собственно, вот и поговорили. Разворачиваюсь, чтобы забрать свои вещи. И пока хожу вкомнату, Алекс так и стоит в прихожей. Не раздевается. Не проходит. Словно в гости к себе пришёл.

— Держи! — кладу на комод дипломат с деньгами.

— Это что?

— Это деньги, которые я тебе должна за разбитую машину. В общем, прости, что я тогда погорячилась. Сто шестьдесят четыре года — это слишком большой срок даже для меня.

— Вик, ну ты же знаешь, что я не возьму ни копейки. И машину я уже отремонтировал. И вообще всё это давно не имеет значения.

— Для тебя может быть и не имеет. А я привыкла отдавать свои долги. В общем, это твоё. И делай, что хочешь.

Подхватываю Галу, тщательно обнюхивающую мою собранную сумку, и иду прощаться с Маргаритой Алексеевной.

— Как уезжаешь? — теряется добрая женщина, но обнимает меня, стараясь не испачкать пеной со своих перчаток. — Удачи тебе, моя хорошая, куда бы ты ни собралась.

Достаю Лиона, спрятавшегося под табуреткой. В последний раз целую ставших такими родными пушистиков.

— Вика, не дури, — преграждает мне дверь Берг.

— Алекс, — боюсь поднять на него глаза. Боюсь подойти к нему ближе, чем на расстояние вытянутой руки, потому что, если он меня остановит. Если обнимет… — Отойди, пожалуйста.

— Я и не притрагивался к этой Лике. Просто она облила меня морсом, потом зацепилась волосами за пуговицу, Вик, — делает он шаг вперёд, но я предупреждающе поднимаю руку. — Вика, она больше никто, как и любая другая женщина. Кроме тебя. Ты нужна мне. Только ты. И никто больше.

— Прости, что я не сказала сразу про этот штамп. Прости, что всё так вышло, но мне правда надо идти.

— Вика, — и всё равно он делает шаг вперёд и хочет что-то сказать, но словно никак не может найти слов. — Короче. Держи, это тебе, — протягивает он коробку.

— Это что? — и не думаю я её брать, усмехаюсь. — Тот самый сюрприз?

— Да, и это важно. Правда.

— Прощальный подарок? Ну-ну, Валерия очень популярно объяснила, как ты прощаешься. Спасибо, Алекс, — подхватываю свою сумку. — Не стоило тратиться. Прости, если что. И спасибо тебе за всё.

— Что, так и уйдёшь? — опускает он руку с невостребованным подарком.

— Да, как-то оркестр заказать не додумалась. Так что так и уйду. В тишине. Прощай, Алекс Берг!

Дверь оказалась даже не заперта. А сообщение о такси приходит как раз, когда я выхожу на площадку.

Алекс так и стоит в прихожей, не шелохнувшись, пока я жду лифт. И только перед тем как зайти в кабину, всё же бросаю на него прощальный взгляд.

Какой ты красивый, Алекс Берг! Жаль, что не мой. И очень жаль, что всё получилось именно так.

«Белый Ниссан, номер…», — читаю в лифте СМС-ку. Какая ирония. А у этой судьбы явно есть чувство юмора.

Засунув сумку в багажник такси, всё же оборачиваюсь к подъезду. И почему-то не удивлена, что Алекс вышел за мной на улицу

— Вика, умоляю тебя, останься.

— Нет, Алекс.

— Пожалуйста! Я не знаю, как жить без тебя.

Не могу больше выдавить ни слова. Потому что он плачет. Потому что губы мои тоже предательски дрожат, и я больше ничего не вижу, кроме этих слёз, что текут из его глаз. Ничего не чувствую, кроме слёз, что жгут мои глаза.

— Пожалуйста, Вика! — опускается он на колени прямо в весеннюю грязь. — Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, Алекс, — с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься ему на шею. Только нельзя. — Но это слишком больно — быть с тобой. Да, прошлое не переписать. Но эти постоянные подозрения, ревность и сомнения ранят. Мне очень жаль, что мы так и не научились доверять друг другу. Очень жаль, что любая ложь способна нас разлучить, любое брошенное случайно слово — заставить в него поверить. Это убивает, что мы не можем сказать друг другу правду. И я не могу так жить, зная, что в любой момент ты можешь меня оттолкнуть. Из-за прошлого. Или ради другого будущего. Прости, Алекс. Пусть у нас останется только здесь и сейчас. Прощай! И, пожалуйста, будь счастлив!

Сама захлопываю дверь машины. И закусываю руку, чтобы не взвыть прямо в голос, как раненое животное, которому вырвали из груди сердце.

И я рыдаю, вцепившись зубами в руку, пока такси выезжает из двора, а он так и стоит на коленях. Мой гордый и покорённый. Мой сильный и такой беззащитный. Мой вспыльчивый и упрямый. Мой самый лучший. Мой родной, но так и не разгаданный

Мой несокрушимый Айсберг. Мой непобедимый Гладиатор.

Мой любимый Алекс Берг.

- Ты откуда, Беда? - глаза у Ленки, открывшей мне дверь, такие, словно она увидела привидение.

- Может, пустишь, или мне потом прибегать? - подхватываю чемодан и, наконец, протискиваюсь в маленькую прихожую мимо застывшей столбом подруги.

- О, Вика, привет! - высовывается из комнаты Артур, приглаживая на ходу рыжие вихры. - А ты разве не в Америке должна быть?

- Должна бы, но вот, - развожу руками.

- Да погоди ты со своими вопросами, - приходит в себя Ленка, правильно оценивая моё плачевное состояние. - Видишь, человек с дороги. Надо напоить, накормить, потом расспрашивать.

Она вручает мужу Ваньку и даже для верности захлопывает дверь в комнату, чтобы нам не мешали.

На их маленькой кухне, в Ленкином халате, я отжимаю полотенцем концы волос, пока подруга суетится с кружками, чайниками, тарелками и слушает мой недолгий рассказ, как я оказалась в родном городке спустя неполных два месяца после отъезда.

- Как беременная? - со всего размаха шмякается она на табуретку и хлеб выпадает у неё из рук и катится по полу к моим ногам.

- Вот так, - вздыхаю я и подаю ей упавшие полбулки.

- Может, это какая-нибудь ошибка? А они там толком не разобрались, эти америкосы?

- Если бы, Лен, - отмахиваюсь. - Из-за этого и прервала контракт. Хотя я и инструктаж прошла, и экзамены все сдала, и тесты ни один не завалила, и даже почти втянулась. Но беременность и эта работа практически несовместимы. И я выбрала беременность.