Одиссея Талбота - Демилль Нельсон - Страница 31

• Предыдущая
• 31/124
• Следующая

В 1961 году президент Кеннеди направил его в комиссию конгресса по финансам. Но в душе Джеймс Аллертон оставался разведчиком, и это пристрастие к делу плаща и кинжала, которое нам всем прекрасно известно, – он переждал легкий смех в зале, – заставило Джеймса Аллертона предложить свои услуги мистеру Кеннеди именно в этом качестве, и в результате он был назначен советником президента по военной разведке. С того времени каждый последующий президент спрашивал мнение Джеймса Аллертона по чрезвычайно важным вопросам, касающимся разведки и национальной безопасности.

Сейчас Джеймс Аллертон служит в группе экспертов, известных в Вашингтоне как «Мудрецы», консультируя президента по приоритетным внутренним и международным проблемам. – Колби подошел к заключительной части своего выступления: – Карьера Джеймса Аллертона олицетворяет сплав гражданского долга и личной инициативы. Ветераны УСС считают, что за свою долгую службу на благо государства Джеймс Аллертон достоин награждения «Медалью Донована». Господа, позвольте представить вам моего дорогого друга, уважаемого Джеймса Аллертона.

Гости поднялись, и по всему залу прокатилась буря аплодисментов. Аллертон встал и подошел к трибуне. Высокий и сухощавый, чуть сутулый, он держался с большим достоинством. Возраст, а ему было восемьдесят с лишним лет, почти не тронул его румяного лица, обрамленного густыми седыми волосами, и лишь неторопливые движения ветерана выдавали его годы.

Колби надел медаль на голубой ленте на шею Аллертона. Они пожали друг другу руки, и Аллертон остался на трибуне.

На его ясные синие глаза навернулись слезы. Он вытер их платком. Аплодисменты смолкли, и все вновь уселись на свои места.

Джеймс Аллертон поблагодарил Колби и Наградной комитет, особо отметив президента и находившихся на сцене.

Абрамс внимательно смотрел на Торпа, пока говорил его отец. В речи Аллертона проступал явный акцент, наводивший на мысль о престижных школах и колледжах, о том особом мирке, существовавшем до войны в таких местах, как Бар-Харбор, Ньюпорт и Саутгемптон. Абрамс подумал, что быть сыном знаменитости само по себе хлопотно, а уж следовать по служебному пути такого отца сопряжено со значительными опасностями, в том числе и психологического порядка.

Когда Аллертону было столько, сколько сейчас Торпу, он уже был полковником и работал у Донована, помогая победить в этой гигантской войне и изменить весь мир. Он был хозяином своей собственной судьбы и судьбы многих других людей. Но то были иные времена. В те же исторические периоды, которые не предполагают необходимости проявления великих способностей, даже люди, обладающие ими, обречены на забвение. Так, или почти так, по мнению Абрамса, рассуждает Питер Торп.

Внимание Тони вновь обратилось на помост, с которого Джеймс Аллертон пространно и прочувствованно говорил о годах, проведенных в УСС. Абрамс видел, что аудитория была искренне захвачена его воспоминаниями.

Неожиданно Аллертон умолк и на несколько секунд склонил свою седую голову. Подняв наконец глаза, он медленно обвел ими ветеранов разведки и гостей и сказал:

– В те ужасные шесть лет войны мир потерял миллионы человеческих жизней. Потеряли многих друзей и мы. Но мы помним их и скорбим… Скорбим каждый по-своему… Мы помним их и сегодня.

Джеймс Аллертон глубоко вздохнул, затем слегка наклонился, дотронулся рукой до своей медали и тихо произнес:

– Спасибо.

Он резко повернулся, быстро прошел на свое место и сел. Присутствующие в зале почти одновременно встали. Несколько мгновений царило молчание, затем раздался гром аплодисментов. Президент встал, подошел к Аллертону и обнял его. В эти секунды аплодисменты усилились. Все находившиеся на помосте повернулись к Аллертону и продолжали аплодировать. Гости пожимали друг другу руки.

Абрамс не часто бывал на подобных мероприятиях, но полагал, что вечер оказался одним из самых успешных из числа состоявшихся до сих пор. Тони попробовал представить себе то, что чувствовали в эти часы ветераны, – триумф, подъем, возвращение молодости? Но сам он не мог знать наверняка. Для этого нужно быть одним из них.

Наверное, самое близкое к тому, что испытывали сейчас ветераны УСС, Абрамс ощущал во время двадцатой ежегодной встречи своего класса. В тот день в газетах как раз были опубликованы статьи, восхваляющие Тони за удачное завершение дела, связанного с поимкой убийцы. По этому случаю в итальянском ресторане, где они собрались, в адрес Абрамса звучали прочувствованные тосты. Он сам выступил с короткой речью. Потом он отправился домой с одной подружкой школьных лет, которая недавно развелась, и переспал с ней. Воспоминания о том вечере прочно врезались яркой строкой в память Тони. Ничего сверхъестественного не произошло, и событие это к разряду имеющих мировое значение не отнесешь, но Абрамс всегда вспоминал его с удовольствием.

Он сел на свое место и допил то, что оставалось в его бокале. Он, конечно, ощущал себя здесь посторонним. Но каким посторонним? Стремившимся войти в это общество или согласным остаться в стороне? Абрамс еще раз оглядел окружающих его людей. Его внимание сконцентрировалось на Патрике О'Брайене. Ведь именно он совсем недавно приоткрыл для Тони щелочку в двери, ведущей в другой мир – мир заговоров, интриг и секретов. Абрамсу всегда казалось, что в жизни он был обречен на связь с иными общественно-социальными мирами: сначала это были «Красные дьяволы», потом – работа в полиции…

Теперь в зале наблюдалось оживление. Люди переходили от стола к столу, пожимали знакомым руки и улыбались. Фаланга сотрудников Секретной службы, окружив президента плотным кольцом, вывела его через боковой выход.

Питер Торп поймал взгляд Абрамса и кивнул в сторону двери.

Настало время их операции.

Питер Торп стоял у двери номера Рандольфа Карбури. Он тихо спросил:

– Ты войдешь первым?

– Не сегодня, – ответил Абрамс.

– Даже мне было трудно договориться с этими ребятами. – Торп держал в руке ключ, взятый у портье, стоявшего немного поодаль. – Там внутри работает радио. И табличка висит «Не беспокоить».

– Ладно, побеспокой его.

Торп отомкнул замок и приоткрыл дверь.

– Закрыта на цепочку, – сказал он. Абрамс взглянул на цепочку, которую он сам закреплял скотчем после своего недавнего визита.

– Похоже, что он внутри, – проговорил он.

– Полковник Карбури! – позвал Торп.

– Надавите-ка плечом, – предложил Абрамс.

Торп отошел немного и обрушился плечом на Дверь. Цепочка отскочила, и Торп влетел в комнату, потерял равновесие и упал на пол.

Абрамс улыбнулся и вошел в номер. Указав на безжизненно висящую цепочку, он заметил:

– Он закрепил ее скотчем, когда уходил. Старый трюк. С вами все в порядке?

Торп поднялся на ноги. Лицо у него покраснело. Абрамс взял ключи и бросил их портье:

– Погуляй-ка.

Торп посмотрел на Абрамса так, будто силился понять, не разыграли ли его. Абрамс в свою очередь внимательно разглядывал Торпа, задаваясь вопросом: «Догадался ли Торп о цепочке, и если да, то зачем продолжал играть свою роль?»

Они огляделись.

– Никаких признаков насилия, – заявил Торп направившись в ванную. Оттуда он крикнул: – Здесь тоже ничего нет.

Абрамс заметил на кровати коробку из-под смокинга.

– Карбури одевался к вечеру.

Торп вернулся в спальню и встал на колени перед кроватью.

– Единственное место, где в комнате можно было бы спрятать труп. – Он заглянул под кровать. – Карбури, вы здесь? Кажется, он все же ушел.

– Не расхаживайте слишком, чтобы не наследить, а я обыщу номер.

– Тони в действии. А вам не нужна шляпа и лупа, как у Шерлока Холмса?

Абрамс обыскивал комнату уже второй раз за этот вечер. Торп сделал пару замечаний, но Абрамс на них не реагировал. Закончив обыск, он неожиданно спросил:

– Вы были в клубе сегодня вечером?

– А вы?

– Был. Но сюда попасть не смог бы. Отвечайте на мой вопрос.

• Предыдущая
• 31/124
• Следующая