На вершинах знания
(Русский оккультный роман, т. X) - Гейман Василий Васильевич - Страница 13

Фадлан нахмурился.

— Я сделал громадную ошибку, мой друг, — грустно сказал он. — Я до сих пор не научился владеть собой и вот тут-то и поймала меня злобная лярва. Увы! Эта ошибка теперь непоправима. Я должен был заклясть Лемурию: она, покинув тело, ушла бы туда, откуда пришла. А теперь… По крайней мере, уничтожим тело: иначе придется очень долго возиться с нею.

Он наклонился над трупом.

— Берите ее за ноги, коллега! Вот так, берите смелее, а я буду поддерживать голову. Перенесем ее в гроб.

Они не без труда перенесли труп, ставший очень тяжелым, в дальний угол лаборатории, где валялся опрокинутый гроб, и положили свою страшную ношу на пол. Труп, казалось, следил за ними своими остеклевшими глазами; Моравский, не будучи в силах скрыть отвращения и страха, поминутно взглядывал то на Фадлана, то на мертвую девушку.

— Ах, дорогой мой друг, как вы слабы! Я никогда не предполагал, что вы с таким трудом ладите с нервами. Неужто вас пугает эта бессильная груда костей и мяса? Помогите лучше поставить как следует гроб; он очень тяжел и мне одному с ним не справиться.

Они с большими усилиями поставили на место перевернутый гроб. Потом положили в него тело и накрыли его крышкой. Фадлан нажал пуговку электрического звонка. Через минуту появились два смуглых человека, одетых в плотно обтягивающее их крепкие члены темное трико, в широких лакированных кушаках и в чалмах. Фадлан проговорил несколько слов на незнакомом Моравскому языке. Они приложили руки ко лбу, склонились до земли и подошли закрытому ящику.

Оттуда раздался стук, люди остановились.

— Что это значит? — нервно спросил Моравский.

Новые стуки послышались из гроба, словно кто-то силился из внутри открыть крышку.

— Может быть, она не умерла?

— Вздор! — решительно возразил Фадлан. — Просто началось разложение… газы…

Он снова сказал что-то слугам. Они легко подняли гроб и безмолвно понесли его к маленькой двери, скрытой в глубине комнаты. Она вела через узкий и недлинный коридор в небольшое помещение, где стоял металлический аппарат, нечто вроде большой цилиндрической печи, напоминавшей топку локомобиля.

— Это аппарат для сожжения путем электричества, — сказал Фадлан. — Менее чем через десять минут мы получим вот из той дверцы пепел, — все, что останется от тела бедной Таты. Аппарат так остроумно устроен, что сам ссыпает пепел в урну и сам ее запечатывает.

Носильщики поставили гроб на выдвинутую из устья печи платформу. В гробу снова послышались стуки. На этот раз они были громче и определеннее.

Моравский был бледен, как полотно.

По знаку Фадлана, слуги опустили рычаг. Подвижная платформа сама собой вдвинулась в устье и тяжелые металлические дверцы скрыли за собой черный гроб.

Фадлан кивком головы отпустил слуг.

— Теперь — огонь! — сказал Фадлан и нажал кнопку.

Из-за плотно закрытых дверец печи послышалось продолжительное рычание. Оно усиливалось, росло и перешло в протяжный скорбный стон, понемногу стихавший и закончившийся каким-то странным звуком. Точно тяжелый вздох, полный отчаяния и тоски, потряс и ночь, и комнату, и весь дом.

— Кончено, — проговорил Фадлан.

Он вынул платок и вытер катившиеся со лба крупные капли пота.

— Здесь нам больше делать нечего, пойдем в лабораторию.

— А урна?

— Нужно, чтобы пепел остыл. Это можно оставить и до завтра.

Они вышли из комнаты, причем Фадлан плотно запер двери и замкнул их, взяв ключ с собой.

В лаборатории все оставалось по-старому. Исковерканная Лемурией полоса железа валялась в углу. Кубок лежал на полу, три других рядом с амфорой стояли на столе. Все это восстановило пред глазами Моравского картину последних минут Лемурии. Он чувствовал себя совсем нехорошо: нервы были натянуты до чрезвычайности, голова слегка кружилась, и он недостаточно ясно представлял себе окружавшую действительность.

— Я так поражен происшествиями сегодняшней ночи, — сказал он, — что никак не могу собраться с мыслями. Что это, во сне или наяву? Не сошел ли я с ума? Пока еще, кажется, нет. Если бы пришлось начать все сызнова, я, пожалуй, не выдержал бы… Но мне все-таки хочется последнего разъяснения.

— Спрашивайте.

— Скажите: ведь теперь должен был произойти второй выход астрала из тела и опять астральная сущность и… дух… не бедная Тата, но Лемурия, должен был испытать это страшное разделение. Ведь это очень жестоко… Во второй раз!

— Несомненно, — ответил Фадлан. — Но второе освобождение астрала должно было произойти несравненно быстрее, чем первое. Огонь, уничтоживши физическое тело, в несколько секунд освободил астральное и, таким образом, Лемурия боролась очень недолго и сейчас же сознала саму себя.

— Но стуки, доктор?

— Видите ли: она хотела нас уничтожить, но мы счастливо избегли смерти, прибегнув к хитрости. Но, конечно, она умерла с желанием привести в исполнение свою угрозу. Она могла попробовать сделать это и после своей физической смерти, действуя на нас своим астральным влиянием. Тут она встретилась с неожиданным препятствием: я огражден от действия астрала, дорогой мой доктор, до тех пор, пока сам не захочу подвергнуться этому действию. А вы, друг мой, находитесь под моей охраной. Так вот, столкнувшись с препятствием, астральное воздействие получило обратный толчок… Вот что значили эти стуки.

— Но она не очень страдала? — спросил Моравский, внутренне содрогаясь.

— Очень мало, — подтвердил Фадлан. — Не более секунды. Астрал освободился почти сейчас же при втором выходе.

Он помолчал немного.

— Этот опыт, не совсем удачный, вас поражает, дорогой профессор, — снова заговорил он. — Но что вы скажете о дальнейшем? Несомненно, психическое существо Таты, ее настоящая личность не будут нам возвращены никогда. А между тем, мне кажется, что она могла бы снова возродиться на земле — и не захотела… А теперь проследите за моим рассуждением. Злобное существо, завладевшее ее телом, поставило меня в необходимость уничтожить это тело. Но это не значит, что мы не можем идти дальше в том же направлении. Мы не вызовем реальной личности, но восстановим только форму. Мы будем иметь в основании нового опыта ничтожные остатки астрального тока, нечто аналогичное тому пеплу, который остывает сейчас в урне. Каждое зерно этого пепла содержит в себе часть эфирной субстанции, так что мы можем овладеть до некоторой степени, выражаясь грубо, как бы щепоткой эфирных частиц души, которые остается только сочетать известным путем, чтобы восстановить жизнь. Подобно тому, как мы можем, смешав пепел с водой, сформировать из полученной массы статуэтку, похожую на покойную Тату или на кого угодно, так точно можно из полученной флюидической массы материализовать изображение этой прелестной девушки. А получив это изображение, можно будет оживить его — вы понимаете?.. Это будет, так сказать, одухотворенная и переведенная в нашу действительную жизнь, в нашу земную жизнь, оживленная материализация…

Моравский с удивлением смотрел на Фадлана, совершенно подавленный его неисчерпаемой энергией и волей.

— Не думаю, чтобы вы приняли участие в моем новом опыте, дорогой профессор, — продолжал Фадлан. — Он будет, несомненно, гораздо поразительнее того, что вы видели, а вы уже и теперь совсем расстроены. Во всяком случае, наша работа на сегодня окончена. Я не могу признать опыт удачным. Кто знает, какие последствия его ожидают нас в будущем и как отразятся они на ходе дальнейших работ? А работы еще много, я не вижу ей конца. Но меня утешает то, что есть и положительный результат, я убедился, что… несчастная Тата стала жертвой той дамы, отвратительной Джординеско, я не ошибся! Помните, коллега, что говорил я вам о вампирах? Вот тогда вы мне не поверили; ну, а теперь? Придется побороться, может быть, даже умереть… Ну что ж, война так война, поборемся!

Он тряхнул плечами, точно приняв какое-то решение.

— Но все же опыт наш неудачен; было очень много неожиданностей.

Он помолчал, как бы собираясь с мыслями.