Нежданчик для Биг-Босса (СИ) - Невинная Яна - Страница 16

Телефоны нам так и не выдали, зато снабдили аксессуарами дворников. С недовольными мужиками гребем снег, хмурые барышни подбирают мусор, коего после гуляний на улицах в огромном количестве развелось, будто разгневанный морской царь Посейдон разгневался и весь скопившийся мусор со дна всемирного океана землянам выкинул.

Даша с унылым видом собирает пустые бутылки и складывает их в мешок, и от ее побитого вида хочется себе надавать по башке. Ведь я втянул ее в неприятности и привел, так сказал, на преступную дорожку.

— Но ты хотя бы будешь знать, что, когда напишут на работу письмо с наказом провести с тобой разъяснительную беседу, никто тебе по шапке не настучит и не уволит, — пытаюсь подбодрить свою Царевну Несмеяну.

Вот только моя психологическая помощь не находит отклика. Стриж нахохлилась и смотрит как будто с укором. И молчит. Не чирикает, как обычно.

— Даш, пожалуйста, я ж не думал…

— Отставить разговоры! — прерывает нас дяденька с папкой в руке, поставленный над нами надзирать. Ему бы хлыст подлиннее, в соли замоченный, смотрелся бы очень органично, как рабовладелец на плантации хлопка. Мол, работайте, негры, солнце еще высоко!

Спустя два часа, взмокший от пота под выданной спецодеждой, смотрю на свои заледеневшие руки и думаю, как дошел до жизни такой. От холода мозг задеревенел и отказывается думать. В голове лишь одна мысль — согреться. Больше ничего меня не беспокоит, пространство внутри черепушки стало пустотой и вечной мерзлотой.

Ко мне подбирается Колька и пихает в бок.

— Слышь, Ждан, давай сбежим? Бабенок возьмем, мента завалим — и спрячемся где-нибудь на Бали? А? У тебя ж бабок много, сделаем нам поддельные паспорта…

Смотрю и недоумеваю, он сейчас серьезно или тоже мозги отморозил?

— Коль, ты меня сейчас не нервируй. Ты мне жизнь изрядно подпортил сегодня. И девушке моей. Иди лучше извинись, и пусть твоя мамзель тоже за сумку прощения просит.

— Ждан, ну ты чего, Ждан, я же долго думал, вон начертил план побега на земле, иди посмотри, — тащит меня за руку, а я отпихиваю его.

— Да иди ты!

— Эй-эй, вы опять драться вздумали?! — возмущается наш постовой. — По этапу пойти хотите? Вольный воздух надоел? Мое терпение на исходе…

Он думал, что я на него обижаюсь, пытался подбодрить, а я не могла и слова выдавить, мучаясь от угрызений совести. Мне казалось, что цепную реакцию, приведшую нас на позорную уборку площади и парка, запустила я. К алкоголикам, тунеядцам и прочим непотребным личностям, к коим нам с легкой руки старшего по званию причислили работники полицейского участка.

Зачем я погналась за похитительницей сумки, будь она неладна? И сумка, и толстуха-похитительница. Надо было все как-то более цивилизованно решить, как-то иначе, чтобы мы не попались. А теперь Глебу могут грозить большие неприятности, когда обнаружится, что его ребенок обретается неизвестно где.

Так себе это и представляю.

— Кто мать?

— Не знаю.

— А почему сразу не заявили о похищении?

— Не знаю.

— А почему доверили ребенка чужим людям?

— А почему не обратились в органы социальной опеки?

И еще много разных «почему» проносилось в моей голове, когда я размышляла над сложившейся ситуацией, вспоминая между тем, как весело было дома в новогоднюю ночь. Все испортилось, когда Валерка поджег мусоропровод.

Точно! Вот кто во всем виноват, это он запустил цепную реакцию, вовсе не я. Задумавшись, не заметила потасовку, которая закончилась окриком строгого мужчины в форме, упивающегося властью. Я глушила в себе ростки неприязни к этому человеку, понимая, что он гребет нас всех под одну гребенку и по-другому не может. Со своей колокольни он видит в людях лишь плохую сторону.

Я просто собирала бутылки… Просто чувствовала, как немеют руки. Просто мечтала о чашечке горячего чая. Ароматного, вкусного травяного чая, выпить его маленькими глотками, согреться изнутри, потом завернуться в теплый плед, уткнуться в плечо Глеба, вдохнуть его мужской сильный аромат, насладиться им. Чаем в смысле! Стряхнув с себя наваждение, приготовилась поднять очередную бутылку и тут услышала странные звуки.

Шум, грохот, крики. Цунами? Землетрясение? Террористический акт? Паника забилась в горле, и я машинально кинулась к Глебу в поисках защиты. В обнимку с ним мы встретили катастрофу лицом к лицу.

Вы смотрели рекламу, в которой громко вопили: «Папа едет домой!»? Вот примерно такие люди, как в той рекламе, сейчас ехали на нас огромной кавалькадой из орущих мужиков, поющих женщин и урчащих мотоциклов. Когда процессия остановилась, грозные дядечки в косухах припарковали своих железных коней, резво спрыгнули с них и поспешили к нам, потрясая руками и выкрикивая во всю силушку своих луженых глоток:

— СВОБОДУ ЖДАНОВУ! СВОБОДУ ЖДАНОВУ-У-У!!!

— ОСВОБОДИТЕ ЧЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА!

К слову, плакаты с похожими лозунгами несли подруги байкеров, и все уборщики территории во главе с полицейским уставились на все происходящее, рискуя заработать синдром вывалившихся глаз.

Попадали из рук метелки, открылись рты, вокруг все замерло в немой (со стороны людей) сцене, оглашаемой зубодробильными звуками невесть откуда несшейся рок-песни. И тут произошло сразу несколько вещей.

Жданов громко расхохотался и пошел навстречу своим друзьям-спасателям. Несколько заключенных бросилось врассыпную. Я же увидела краем глаза того самого парня, который нас фотографировал в супермаркете, и закричала Глебу, чтобы он обратил на это внимание.

Скомандовав «фас» своим грозным приятелям, Жданов припустил за пареньком. Полицейский захлопал глазами, как выброшенный на берег окунь, расставил руки в стороны, будто бы пытаясь поймать ими всех слинявших преступников. Я видела в его глазах отражение мыслей, как он отчитывается за произошедшее и получает нагоняй, но никакого сочувствия не испытывала, лишь ждала, чем закончится вся котовасия.

Когда поймали несчастного паренька и притащили за грудки, к нам подошел несчастный полицейский.

— Что это такое?! Что здесь происходит?! Прекратите несанкционированный митинг! — пыжился он, пафосно выпячивая грудь.

Ему навстречу выступил дядечка вдвое больше Глеба.

— Уважаемый, — сказал нарочито вежливо, — у вас с математикой как? Хорошо? А то я вам на бумажке вашей могу нарисовать, как один против тридцати превращается в ноль.

— Вы мне угрожать будете?! Мне?! Да я вас… Да я вам!

— Вы сейчас отпустите Жданова Глеба и его девушку и пойдете домой придумывать версию событий, по которой вы простили всем заключенным грехи и отпустили восвояси.

— С ума сошли?! Ничего такого я делать не буду!

— Ладно, ребзя, грузите этого, — показывает на полицейского, — и этого, — на паренька-шпиона. — В клубе разберемся.

В клубе? В каком еще клубе?!

Мне, конечно же, никто не отвечает, только Глеб посмеивается и хлопает по плечу своих друзей, всяких Горилл, Бородачей, Малышей и прочих кличкастых.

Где-то в стороне замечаю два тонированных джипа. И почему-то сейчас думаю не о том, что участвую в преступлении, и даже не хочу гуглить, сколько дают за похищение полицейского, а всего лишь желаю загрузиться в теплую машину и уехать туда, куда меня повезут.

Клуб, «Ралли Париж-Дакар», Голодные игры, Диснейленд — я уже ко всему готова, ничему не удивлюсь.

От Жданова можно ждать чего угодно!

— А как вы узнали, где нас искать? — спрашиваю у Мартынова, нашего безопасника, после того как обнаруживаю его за рулем одного из джипов.

— Залезай, залезай, Даш, совсем замерзла, подталкивает меня Жданов, и я отхожу от водительской двери и открываю заднюю. За спиной замирает босс, уставившись на маленького сына. Тот сидит себе совершенно спокойно в детском кресле, в теплом костюме, смешной шапочке и с машинкой в руках.

— Данилка! Тоже приехал папку спасать! — радостно вопит Жданов, устремляясь к ребенку. Малыш издает ответные восторженные звуки, а я с умилением наблюдаю за воссоединившимися родственниками и юркаю на переднее сиденье.