Клинки и карабины (СИ) - Манасыпов Дмитрий Юрьевич - Страница 38

– Мендоса! – со стороны госпиталя раздался негодующий крик рыжеволосой ведьмы-целительницы, – Ты что там творишь?! У тебя сосуды ещё не готовы к таким нагрузкам!!!

Возмущённая Ормалин недоумённо покосилась на громко захохотавшего шаграта, который, размахивая зажатой в правой руке дымящейся трубкой и помахивая полотенцем в левой, торопливо зашагал куда-нибудь подальше от неё.

Негодование рыжей колдуньи по поводу «плохого» поведения выздоравливающих, давно ставшей притчей во языцех, могло отпугнуть не только обычно невозмутимого Вирго.

Но Блас его не боялся. Он понимал: Ормалин переживает за каждого из них, вытащенных «с того света» с помощью давно забытой повсюду магии. Боится увидеть неудачу и потерять веру в себя. Поэтому, немедленно после её появления, он спрыгнул с коня и, виновато улыбаясь, пошёл к ней навстречу. Нога действительно была как новенькая. Блас остановился перед ведьмой:

– Спасибо, Ормалин. Не знаю, как мне теперь жить со всем этим. И я больше не вернусь в Лемур. Слишком много довелось узнать… Правда, совсем не знаю, что делать дальше.

Рыжеволосая колдунья внимательно посмотрела на него своими изумрудными глазами:

– Живи, Блас, просто живи….

Отступление в сторону – III

На одной из кривых улочек портового Кадиса стоял дом, старый, помнящий ещё времена мавров и Реконкисты, сонно глядящий зашторенным глазами окон второго этажа.

Улочка тоже была старой, доживающей свой век в полном развале. Большая часть домов, когда-то красивых, где нужно – выкрашенных в яркие цвета, а где полагается – выложенных камнем, давно обветшала. Старики, коротающие свой век там, где когда-то они весело гуляли на своих свадьбах, отмечали рождение детей и внуков, теперь мало интересовались происходящим на их улице.

Увеселительных заведений на ней не было. Магазинов и лавок – тоже. Ну, если не считать бакалейную лавку Маурисьо. Матросня с кораблей забредала сюда редко, также как и стражи правопорядка. Скучная была улочка.

Большой рыжий кот, сидевший на заборе возле дома и выкусывающий блох, дёрнул ушами, поднимая голову. К дому кто-то шёл. Кто-то, от чьего приближения кошачья шерсть встала дыбом. Усатый разбойник напрягся и зашипел, увидев три приближающихся фигуры. Одна, та, что посередине, сгорбившаяся и пришаркивающая, полностью скрытая свободным плащом, заставляла кота злиться. Когда они подошли совсем близко – кот одним прыжком перескочил на ствол яблони и дёрнул в глубину заброшенного сада.

Скрипнула добротная, ещё не пришедшая в негодность, дубовая дверь, оббитая железом. На улице не было ни души, и никто не слышал этого тонкого, пронзительного скрипа.

Внутри дом оказался ещё хуже, чем снаружи. Растрескавшийся паркет на полах, засохшие прутики цветов в глиняных кадках, протертые ступени лестницы, стен, давно ставшие непонятного цвета, и пыль.

Пыль лежала повсюду. Цепочка из трёх следов, пересекая большую гостиную, протянулась к задним комнатам, где из-под одной из дверей выбивалась полоска света.

Вошедших уже ждали: двое монахов-доминиканцев в рясах, выдававших в них старших братьев и военный в форме адмирала королевского морского флота.

Плащ небрежно лег на спинку стула. Казавшаяся низкой и сутулой тень, отбрасываемая на стену, выгнулась, на глазах становясь всё выше и прямее.

– Ну, здравствуйте, уважаемые, – высокий и тонкий силуэт опустился в кресло, услужливо подставленное одним из его спутников, – вот и свиделись. Да живёт дело Шадтаха. Или как?

– А вот это мы ещё посмотрим. – Пророкотал один из монахов, оглядывая жадным взглядом лицо сидящего перед ним создания. Посмотреть было на что.

Тёмно-жёлтая кожа туго обтягивала высокие скулы и гладкий, без морщин лоб. Вытянутые к краешкам, острые, миндалевидные глаза светились изнутри непонятными переливами голубоватых искр. Светло-пепельные волосы, заплетённые во множество косичек, спадали на узкие плечи. Тонкие губы изгибались в усмешке, которую доминиканца так и тянуло назвать дьявольской. Альпов в континентальной Европе не видели уже очень давно, и даже доминиканец, служивший Инквизиции, столкнулся с ним в первый раз.

– Ну да, – Альп усмехнулся, показав мелкие, нечеловеческие зубы, – посмотрим. Ну, как идут наши дела? В последнее время Инквизиция чересчур взялась за наши анклавы в Алемании, Хунгарешти и княжестве Романском. И это взамен на всё содействие, что я и мои братья оказываем вам? Падре Игнасио, вы лично обещали Стратегу всестороннюю помощь и поддержку. Так из-за чего тогда вновь возобновились преследования?

– Мы то, обещали, сеньор… э-э-э…

– Юронимус, падре, просто Юронимус, без сеньоривания.

– Так вот, – Доминиканец кашлянул в кулак, – Юронимус, мы обещали. Но в обмен на твёрдые гарантии того, что ересь из Лемура не будет проникать дальше фронтира. Совет кардиналов Святой Церкви понимает – это тяжело, ведь зараза не поддаётся полному уничтожению. Но, тем не менее…. Ведь онапоявляется даже здесь, в самом центре империи, в Испании. И как нам это понимать? Император сам контролирует деятельность Sancto Officium, и с этим мы ничего не можем поделать.

Альп придвинулся ближе, сложив пальцы рук домиком и водрузив на них точёный подбородок. Ехидно усмехнулся и ответил Игнасио:

– Шадтах хитёр, падре. Зараза, про которую вы говорите, заноситься с вашими же солдатами, возвращающимися из Лемура. Стратег постоянно пытается добиться полного уничтожения всех тех, кого взяли в плен шадтахиты…. Но это не всегда удаётся. А те, кто выживает…

Их определяют Его люди, и только им дают прикоснуться к зёрнам истины, которые вы от них скрываете. Про магию, доступную не только нам, кого ваша церковь называет демонами и исчадиями ада. Про тех из богов, которых вы записали в прислужники вашего же Люцифера. И ведь те, кто это понимает – возвращается назад. И никогда не забывают увиденного, услышанного и узнанного. Ваш император не глуп, он давно это понял. Единственное, что мешает ему сразу избавляться от тех, кто несёт ересь в империю – отсутствие методов. А они есть у вас, церковников. Только вы не спешите передать их дону Филлипу, потому что сами пытаетесь создать подобных нам существ здесь, под его боком. Ведь я прав, экселенс Франциско де Луна, глава Инквизиции?

Второй из монахов, худощавый мужчина лет сорока откинулся на спинку кресла и щёлкнул сандаловыми чётками:

– Да, сеньор Юронимус из дома Морн, второй по значимости в разведке Шадтаха. Вы правы, и я рад тому, что вы так близко сидите к нему и умудряетесь водить этого живого бога Лемурии за нос. Поговорим?..

Эпилог

В опрокинутой голубой чаше неба кружил коршун. Птица, широко раскинув крылья, ловила воздушные потоки и планировала на них, плавно скользя в жарком мареве.

Блас стоял на тихой улице маленького городка, откуда ушёл так много лет назад. Слушал рёв стада, идущего по твёрдокаменной земле к домам. Ловил на себе взгляды заинтересовавшихся его персоной молоденьких девчонок, собравшихся у колодца в середине улочки.

Он шёл весь день, решив отказаться от дилижанса, шедшего через его дом, и задумав пропылить весь этот свой самый долгий путь. Подошвы крепких, воловьей кожи, высоких и шнурованных ботинок надёжно топали по грунту, неся его домой.

И вот сейчас, опустив в пыль дорожный мешок, Блас стоял в тени старой оливы, посаженной кем-то из соседей его деда. Смотрел на невысокий каменный забор, на небольшой сад. На маму, помешивающую ложкой варенье в большом медном тазу. На сестру, устало снимавшую с верёвок высохшее бельё. На её мужа, как обычно ковырявшегося в каком-то механизме. На племянника, игравшего с большим чёрным и пушистым котом с белым пятном на мордочке.

Блас де Мендоса, кастильский идальго, вернувшийся с войны, которой могло и не быть, смахнул слезу, и улыбнулся. Расстегнул боковой карман мешка и достал маленькую, вырезанную из кости свистульку в виде птицы Сирин, привезённую в Лемур откуда-то с дальнего скифского Севера.