Тихий шепот любви (СИ) - Роа Виктория - Страница 13

— Оближи его. — грубо прорычал Ансельм. — не заставляй меня ждать.

И я высунула язык, коснулась головки и сморщилась. Кисло-соленый вкус моментально заполнил мой рот. Вдруг, он резко пустил ладонь в мои волосы, и грубо сжав их, начал быстро двигать бедрами проникая членом в мое горло, и слыша, как я задыхаюсь, он возбуждался еще сильнее. На секунду остановившись, он проник своим твердым органом на всю его длину, и замер. С глаз моих прыснули слезы, и я чувствовала, как мне не хватает воздуха. Ансельм медленно вынул из меня свои жезл наслаждаясь не столько ощущениями, сколько зрелищем. Струйки слюней соединяли его член с моим ртом, коим я жадно хватала воздух. Набухшая грудь терлась друг об дружку, чем вызывала во мне шквал незнакомых мурашек. Грубо уложив меня на живот Ансельм держал ладонь на моей пояснице, а сам устроившись между моих ног, уткнулся мокрым органом в мое лоно. Я понимала, что сейчас произойдет, и единственно, что я могла сделать — позволить ему надругаться над собой. Проникновение, и я пытаюсь выпрямиться, но он грубо давит на спину, чем заставляешь опуститься ниже, а я не могу. Боль. Мне больно. Выйдя полностью из меня, мужчина смазал своими слюнями мою промежность, и попробовал снова. Более глубокое проникновение отзывается во мне только более режущей болью.

Оказавшись полностью во мне, Ансельм утробно зарычал. Его движения становились более грубыми, глубокими, хлёсткими, и он, не стесняясь в выражениях, все шептал обо мне какие-то свои грязные словечки, и рычал. На секунду я отключилась, чтобы не чувствовать боли. Запах крови я почувствовала сразу, и это пробудило во мне что-то животное. Заметив торчащий тонкий кинжал из его рубахи, я подумала, что это мой шанс. Ансельм с удовольствием согласился сменить позицию, и я оказалась сверху. Несколько моих грубых насаживании сквозь стиснутые зубы, и я падаю грудью на его торс, вытягиваю руку, вынимаю из кармана нож и со всей силы ударяю им в горло Ансельма.

Отто услышал дикий мужской крик, и прибежав на него, застал меня сидящей сверху на клиенте, умытой его кровью и довольной собой. Если меня после это ждет смерть, значит так тому и быть…

Ника.

*День второй. Бордель Отто.

Меня пробрало до дрожи, но я это сделала. Что стоит человеческая жизнь? За сколько рейхсмарок тебя купит очередной ублюдок, когда захочет ощутить власть над пугливым созданием, вроде меня? Я стояла посреди комнаты полностью обнаженной, чувствуя, как по подбородку к шее скатывается капля густой крови этого немецкого офицера, и в меня словно вдохнули новую жизнь. Почему? Потому что я могу бороться. Когда говорят «бей» — я бью, когда говорят «защищайся» — я защищаюсь. Обдуваемая сквозняком, я стояла и просто смотрела, как этот самодовольный урод становится мертвым. Захлебнулся собственной кровью. Чувствуя себя хищной кошкой, я готова была разодрать ему глотку своими пальцами, вцепиться зубами в плоть, чтобы он почувствовал всю боль, что чувствовала я, и если бы мне нужно было с ним драться, то я дралась бы.

Ансельм лежал на старой кровати и постепенно все грязные простыни окрашивались кроваво-алым цветом собирая в себя его «чистейшую» кровь. Отто протянул мне майку это офицера, теплую шинель, и сапоги, а после приказал одеться и ждать его здесь. Сделав каждое требование этого Отто, я дождалась и его самого. Мужчина вернулся с лопатой и двумя пододеяльниками в которых были большие дырки. После того, как дверь за ним закрылась, он приказал мне помочь ему засунуть тело Ансельма в один из пододеяльников, после мы завернули его в еще один, а сверху обернули в тот, который он пропитал своей кровью. Ближе к ночи, когда в борделе стало тихо, мы вышли через задний вход. Я держала лопату, а Отто тащил по полу тело этого офицера. Мы шли долго, и оба вспотели. Дул прохладный ветер, и мои голые ноги покрылись мурашками от холода. Как только мы дошли до середины леса, Отто взял лопату и принялся копать яму. Я стояла в сторонке, и словно бы не при чем.

— Как тебя зовут? — спросил Отто вытирая рукавом шинели пот. — эй, девочка, ты понимаешь меня?

— Угу. — я повернулась. — Ника. Меня зовут Ника. — гордо произнесла свое имя я.

— Ника… — повторил он. — красивое имя. У нас такие имена красивыми не бывают. Ника. — снова повторил Отто. — ты знаешь, а я должен убить тебя.

— Убить? — растерянно произнесла я шагнув назад. — но за что?

— Успокойся, делать этого..-Отто застонал схватившись за спину. — черт, спина. Продуло, черт. — мужчина вошел лопатой в землю. — я не стану лишать тебя жизни. Во всяком случае, вот это, — Отто начал тащить тело к яме. — делаю это в первый и последний раз! Ты смелая девочка, скажу я тебе, но секрет выживания в таком месте, как бордель — покорность. Если ты покорна, то тебя защищаю я.

— Но я могу защитить себя сама. — прошептала я и холодной пар рисовал в воздухе свои узоры. — зачем тогда все это?

— Можешь сама? — засмеялся Отто, и резко вынул пистолет из кармана. — хочешь попробовать выжить со мной? Я не люблю играть в такие игры.

— Он меня изнасиловал! — возмущенно ответила я. — почему мне нужно оправдываться за это?

— Я не властен в твоей судьбе, и приказывать не могу, но если ты будешь брыкаться, то на каждую строптивицу найдется свой душитель! Ты обречена на погибель, если хочешь драться. В сердце Ансельма теперь холод, а твои руки по локоть в крови.

— Почему ты говоришь так, как будто в твоей душе погасли звезды? — спросила я посмотрев на небо.

— Я знаю твою историю, Ника. — Отто облокотился о лопату. — ты должна простить Генриха. Увы, но офицеры фюрера всегда ходят по тонкому лезвию. Проблема не в том, что они не верные, не преданные. — мужчина выдохнул холодный воздух. — думаешь, что другие важные приближенные фюрера не заинтересованы в том, чтобы доказать свою верность? Ведь, чем меньше этих остальных будет, тем выгоднее смотрятся они. А Генрих, — Отто согнулся от режущей боли. — был обречен на смерть, как только связался с тобой.

— Со мной? — опешила я. — разве я как-то могла повлиять?

— Конечно, кровосмешение страшнее любого преступления. — мужчина вытер рот. — ты, как сладкий нектар для пчел, но такой ядовитый для мужчин. Вот и все. Порочный союз нельзя скрывать вечно, и..

— И мы никогда не занимались любовью. — ответила стыдясь этого я. Мои щеки покраснели от холода, и того странного смущения, что одолело меня. — я знала только запах его горячей кожи, расположение родинок, словно отпечатков чьих-то поцелуев, но я не знала его, как мужчину.

— Серьезно? — Отто приобнял меня за плечи. — прости, тогда я не прав.

— Да что это меняет? — я почувствовала, как слезы наворачиваются на моих глазах. — это все равно не вернет мне Генриха.

— Будут тебе еще Генрихи. — мужчина вздохнул. — сейчас главное, чтобы эта история залегла куда-нибудь глубоко, как и сам Ансельм. Если кто-то спохватится его, и вскроется правда, то я подохну из-за тебя.

— Что за чертовщина? — я остановилась. — почему все гибнут из-за меня? — мне стало обидно. — что со мной не так?

— Глупая, однажды ты поймешь свою главную ошибку. — Отто сильнее закутался в шинель.

***

— Притон сожгли, и я одна из немногих кто сумел сбежать. — посмотрев в глаза этому человеку, я старалась быть убедительной, и казалось, у меня это получается.

— Ты ничего не слышала о группировке «Белая лилия»? — спросил меня мужчина, но я покачала отрицательно головой. — группа диверсанток, что под видом санитарок и бедных беженок втираются в доверия военным, а после вырезают целые батальоны. Кажется, их верховодку зовут Лорейн.

— Лорейн? — удивленно переспросила я.

— Есть на слуху? — мужчина улыбнулся. — или знаешь, где можно найти?

В нарастающей тревожной атмосфере росло чувство моего страха. В какой-то момент, я просто утонула в глазах этого русского мужчины. Погружаясь в них, словно в глубокую реку, я не могла понять, что заставляет меня внимать каждому его слову, отвечать ему, словно именно от него зависит моя жизнь. Пламя свечи танцует от легкого сквозняка, что так подло проникает в эту коморку. Мужчина склонил голову на бок, и я чуть подалась вперед. В свете свечи он казался мне Генрихом, и я хотела осуществить мечту, что могла остаться лишь мечтой. Смешно сказать, но меня насиловали, мною пользовались, как человеком, что продает свое тело, но мои губы все еще были невинны. Я на знала, что такое поцелуй, и не смотря на все разы, кои заставляли меня обжечься, мое сердце хотело любить. Хотело любить по-настоящему. Наверное, это может показаться странным, но все же…