Воскрешение - Кин Брайан - Страница 4

Он знал, что хоронить ее бесполезно, ясно осознавал, что нужно сделать вместо этого — и поскорее. Скорость воскрешения трупа бывала разной. Иногда это происходило в считаные минуты после смерти. Иногда требовался час. Единственное, в чем можно было не сомневаться, так это в том, что, если не повредить мозг, умерший вернется. Но тогда скорбь затуманила ему рассудок и Джим никак не мог поверить, что с его женой может произойти подобное несчастье. Только не с Кэрри. Не с той женщиной, что спасла ему жизнь. Женщиной, которая за эти пять лет стала всей его жизнью. Мысль, что она превратится в одну из этих тварей, казалась ему практически богохульством. Он не желал обезображивать ее труп и уничтожать мозг. Таким образом он решил в последний раз проявить к ней свою любовь — позволил сохранить достоинство и после смерти.

Остерегаясь нежити, которая могла таиться неподалеку, он спешно закопал тело жены под сосной, которую летом этого года они посадили вместе. Всего несколько месяцев назад они держались за руки, стояли под этим деревом и мечтали о том, как оно станет оберегать их дом, когда они состарятся...

Но теперь оно оберегало ее.

В ту же ночь Кэрри восстала и со всей отпущенной ей теперь яростью попыталась до него добраться. К утру к ней присоединилось то, что осталось от семьи Томпсонов, живших в соседнем доме, а чуть погодя во дворе собралась уже небольшая армия зомби. С тех пор Джим использовал перископ лишь изредка и всякий раз впадал в отчаяние, когда видел, что по его лужайке бродит десятка три, а то и больше трупов.

Тогда-то он и начал сходить с ума.

Отрезанный от внешнего мира и осажденный нежитью, Джим в качестве единственного реального выхода рассматривал самоубийство. Он совершенно никак не мог узнать, оставался ли еще кто-нибудь живой в Льюисберге или, если на то пошло, хоть где-нибудь в стране. Для него весь мир превратился в гробницу, очерченную четырьмя серыми сложенными из шлакоблоков стенами. Недели шли за неделями, Интернет молчал, как молчал и телефон. Его мощный сотовый мог передавать и принимать сигналы за пределами бетонного бункера, но в прошлом месяце и он затих. Торопясь укрыться в убежище, Джим забыл взять зарядку. Теперь он держал аппарат в спящем режиме, стараясь сохранить заряд как можно дольше. Но толку от этого было немного. Сотовый работал уже на последней запасной батарее.

Телевизор выдавал одни помехи, только канал из Бекли все еще показывал заставку экстренного оповещения. Ни звуков, ни бегущей строки внизу экрана, ничего полезного — только один этот символ. В диапазоне ЧМ-вещания тоже слышались лишь помехи. АМ-радиостанция в Роаноке оставалась в эфире до прошлой недели. Джек Вулф, ведущий дневной разговорной передачи, одиноко дежурил у микрофона. Джим, словно завороженный, в ужасе слушал, как рассудок Вулфа рушился под натиском кабинной лихорадки. Последний эфир закончился выстрелом. И насколько мог судить Джим, он был единственным слушателем, который стал свидетелем трагедии.

Стоя у открытого холодильника, Джим почувствовал озноб. Затем достал последнюю банку пива и захлопнул дверцу. В тишине бункера хлопок открываемой банки прозвучал оглушительно, будто выстрел. У него зазвенело в ушах так, что звук этот заглушил доносившиеся сверху крики. В висках застучало. Он приложил холодную банку к голове, потом поднес к губам и осушил одним махом.

— На посошок. — Джим смял банку и швырнул ее в угол, где она прогремела по бетонному полу.

Он вернулся к койке и оттянул затвор пистолета. Первая пуля скользнула в патронник. В обойме оставалось еще четырнадцать, но ему было достаточно одной.

Стук в ушах теперь звучал громче, но он все равно слышал завывания Кэрри. Он взглянул на фотографии, разложенные на грязных простынях. Их снимок, сделанный в Виргинии-Бич. В те выходные она забеременела. Она улыбалась ему с фотографии и он улыбнулся в ответ. А потом разразился слезами. Прекрасная женщина на фото, такая энергичная и полная жизни, теперь превратилась в изломанное, гниющее чучело, пожирающее людскую плоть.

Он приставил дуло к пульсирующему виску, почувствовал холодную сталь...

С другого фото на него смотрел Дэнни. На снимке они были запечатлены перед домом: Джим опустился на одно колено, сын стоял рядом. В руках Дэнни держал приз, который выиграл на гонках на миникарах в Нью-Джерси и привез тем летом с собой, чтобы показать своему папочке. Оба улыбались. Сын выглядел точной его копией.

Сейчас он вспомнил их последний разговор по телефону. Палец на спусковом крючке напрягся. Тогда он не знал, что тот разговор окажется последним, но все равно ему в память врезалось каждое слово.

Джим звонил Дэнни каждую субботу, и они вместе полчаса смотрели мультики. Вот и в этот последний раз было именно такое утро. Они обсуждали ужасную опасность, в которой очутились герои «Драконьего жемчуга Зет». Говорили о школе и о том, что за последнюю контрольную Дэнни получил пятерку.

— Что сегодня ел на завтрак?

— Фруктовые хлопья, — ответил Дэнни. — А ты что?

— А я «Чириос»[3].

— Фу! — Дэнни фыркнул. — Как мерзко!

— Так же мерзко, как поцеловать девчонку? — подтрунил Джим. Как и всех мальчиков девяти лет, Дэнни представительницы противоположного пола отталкивали и в то же время странным образом озадачивали.

— Таким же мерзким ничего не бывает, — ответил он и вдруг умолк.

— О чем думаешь, Пшик? — спросил Джим.

— Пап, можно тебя спросить серьезно?

— Ты можешь спрашивать у меня что угодно, дружище.

— Бывает когда-нибудь так, что можно было ударить девчонку?

— Нет, Дэнни, это никогда нельзя делать. Никогда, ни в коем случае нельзя бить девочек. Помнишь, о чем мы говорили, когда ты подрался с Питером Клиффордом?

— Но у нас в школе есть девчонка, Энн-Мари Локазио. Никак от меня не отстанет.

— И что она делает?

— Постоянно ко мне цепляется, забирает портфель и гоняется за мной. Когда она так делает, пятиклассники надо мной смеются.

Джим улыбнулся. Пятиклассники[4] — вот кто заправляет на игровой площадке начальной школы. Вдруг он почувствовал себя старым, осознав, что Дэнни перейдет в их ряды уже в следующем году.

— Ну, тогда ты должен просто не обращать внимания на этих ребят. А если Энн-Мари от тебя не отстанет, не обращай внимания и на нее. Ты же сам здоровяк. Я уверен, ты можешь отделаться от нее, если захочешь.

— Она не отстанет, — заверил Дэнни. — Она хватает меня за волосы и…

— Что?

— Она пытается меня поцеловать… — Дэнни перешел на шепот. Ему явно не хотелось, чтобы его услышали мама или отчим.

Джим улыбнулся, мужественно пытаясь побороть смех. Затем объяснил Дэнни, что он просто нравится девочке и что ему следует сделать, чтобы защитить себя от дальнейших мучений, не причинив при этом боль Энн-Мари.

— Знаешь что, пап?

— Что, Пшик?

— Я рад, что могу говорить с тобой про такое. Ты мой самый лучший друг.

— Ты тоже мой самый лучший друг, — проговорил Джим, сглатывая комок в горле.

На заднем плане послышалось, как Тэмми что-то прокричала. Джим скривился от звука ее голоса.

— Маме нужен телефон, так что нам придется попрощаться. Позвонишь на следующей неделе?

— Обещаю, зуб даю.

— Люблю тебя больше Человека-паука.

— Люблю тебя больше Годзиллы, — ответил Джим, подхватив знакомую игру, которую они придумали еще тогда, когда Дэнни только научился разговаривать.

— Люблю тебя больше бесконечности, — сказал Дэнни, выиграв в этой игре в тысячный раз.

— И я люблю тебя больше бесконечности, дружище.

Затем раздался щелчок и в трубке послышались гудки. Таков был последний раз, когда Джим общался с сыном.

Джим сквозь слезы смотрел на улыбающегося с фотографии мальчика. Его не было рядом с ним все это время. Его не было рядом, когда сын каждый вечер укладывался спать, устраивал эпичные битвы между фигурками из «Звездных войн» и «Людей Икс», играл в мяч на заднем дворе, учился ездить на велосипеде.