Два одиночества (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка" - Страница 42
- Предыдущая
- 42/66
- Следующая
Феликс вальяжно откинулся на подушку. Я догадалась, что он что-то задумал. Знакомая коварная ухмылка!
— Наивная ты, Виола, — сказал он мне, а сам ласкал взглядом так, что кровь воспламенилась в венах. — Но ладно, так и быть, раз это нужно для сцены, корми меня.
— Чего? — ахнула я от изумления и чуть не уронила поднос с колен Феликса, который сделал вид, что не заметил моего замешательства.
— Корми меня, говорю. Побуду для тебя Максом, раз так надо для романа. Потерплю.
Я сначала обиделась, а потом увидела, какую самоотверженно-героическую рожицу состроил Феликс, и рассмеялась. Нет, ну всё же как ему удавалось так легко манипулировать моим настроением? Обалдеть просто, коварный искуситель, а не Ангел! А затем не выдержала.
— Я тебя обожаю, — призналась совершенно искренне.
Опустив взор, я вилкой подцепила кусочек сочного персика и протянула Феликсу, да так и замера. Улыбка спала с губ, а внутри всё заледенело. Он смотрел на меня потемневшими глазами так странно, напряжённо.
— Феликс? — тихо позвала я, и мужчина опустил веки.
— Удивительно, как ловко ты избегаешь слова «люблю», Виола. «Хочу тебя», «обожаю», вот только по глазам вижу, что твои чувства ко мне намного глубже и сильнее.
Я так и обомлела. Рука даже стала неподъёмной, но горячие пальцы обхватили запястье и мой Ангел с самой порочной улыбкой подался ко мне.
— Я люблю тебя, писака женских романов, заноза в моём сердце, сумасшедшая землянка, невинная пошлячка. Люблю так сильно, что умираю от беспокойства, когда не вижу тебя. Все мысли о тебе, любимая. И так больно, когда тебя касаются чужие руки. Люблю тебя всю, со всеми твоими недостатками.
— У меня нет недостатков, — выдохнула на грани слышимости.
Сама я как оглохла, дрожала от волнения и не могла поверить в правдивость его слов. Любит? Он меня любит! Да, наверное, так и было. Ведь в любви признаются по-разному, кто-то на словах, а кто-то действиями. А Феликс умудрился и так и этак. Он единственный, кто волновался обо мне, заботился. Спасал меня от моей же дурости. Перед глазами всё подёрнулось пеленой слёз. А Феликс приоткрыл рот и снял с вилки кусочек персика, да так сокрушительно сексуально, что я потерялась в своих ощущениях дикого и голодного желания оказаться в его объятиях, почувствовать его поцелуй.
Словно эхом его слов, я повторила за ним:
— Я люблю тебя, Феликс.
Мой Ангел убрал поднос с колен и раскрыл для меня свои объятия. Я хотела броситься ему на грудь, но внутри меня всё же был какой-то стопор, поэтому я аккуратно придвинулась и очень осторожно положила голову ему на грудь.
— Не страшно? — насмешливый вопрос прорвал плотину моих слёз.
Горячее дыхание шевелило волосы на макушке, я зажмурилась, сжала кулаки. Как не страшно! Очень даже страшно! Ведь это всё могло быть просто сном или игрой ради романа. Вот только его сердце под моим ухом билось так же яростно и быстро, как и моё собственное, даже дышать тяжело. Ласковые и надёжные руки пленили меня, поделившись своим теплом. И все тревоги отошли на задний план. Могу же я хоть немного расслабиться, помечтать о большой и светлой.
— Я не уверен, что выдержу два дня. Очень хочется показать тебе, как сильно я в тебя влюбился, Виолетта. Мысли только об этом. Из-за тебя совсем голову потерял.
— Я тоже потеряла.
— Ты её давно потеряла, уж точно до встречи со мной.
Шутовской тон подарил светлые краски моему настроению, захотелось смеяться безудержно, как сумасшедшая. Феликс на меня странно влиял. С ним я забывала о жёстких рамках приличий, условностей. Тянуло взорвать к дырявым астероидам вечные правила и не бояться.
— Ты честно меня любишь?
Как глупо заставлять повторять это снова и снова, но душа требовала этих слов, бальзамом льющихся на моё израненное сердце.
— Да, Виола. Поверь.
— Даже если я веду себя странно?
Я замерла на миг. Очередной раз заставила его заговорить, так как жаждала, чтобы его голос просачивался в меня через все поры кожи, с дыханием, так глубоко, как только можно. Вот бы раствориться в этом невероятно притягательном и чарующем тембре, качаться на его волнах и наконец получить успокоение. Я любима! Невероятно, что кто-то способен меня полюбить!
— Даже тогда, хотя ты по — другому себя и не ведёшь. Только странно. Ты забавная, очень ранимая и невероятная. Ты уникальная, Виола. Ты моя.
Я шмыгнула носом, с улыбкой поняла, что нужно признаться кое в чём. Пусть знает заранее, чем потом будет обвинять, что я скрывала своё истинное лицо.
— Это не вся я, Феликс. Я никому настоящую себя не показывала.
Очередной хмык обдал тёплым дыханием макушку.
— Уверен, что в тебе еще много всего замечательного. И меня заводит мысль, что всё в тебе принадлежит только мне.
Меня всегда смешили мужчины в своей наивности. Не разберутся, а обещаниями уже кидаются.
— Я боюсь, ты испугаешься.
Я прикрыла глаза, когда ласковые пальцы нежно зарылись в мои волосы, успокаивая.
— Виола, ты же совершенно ничего не знаешь о манаукцах. Наш страх особенный. Мы боимся потерять. Я очень боюсь потерять тебя, больше ты ничем меня не запугаешь.
— Да? — усмехнулась я, воинственно глядя на грустную улыбку Феликса и вдруг отчётливо поняла, что всё — не могу больше! Это слишком эмоционально для меня, сидеть с ним рядом, нежиться в его объятиях и говорить о любви. Невероятно волшебно, и я тонула в своих взорвавшихся чувствах к Феликсу. Подняла голову и сама потянулась к его губам. Во мне было столько страхов, что не перечесть. Я словно состояла из них. И страх потери, и страх разочарования, предательства. Страх, что всё это плод моего больного воображения. Страх, страх, страх! Я же так сильно в него влюбилась, что боялась даже слово неловкое сказать!
Но попав во власть жарких губ, я просто пропала, исчезла для этого мира. Погрузилась с головой в потрясающую ласку. Моё тело оживало, открывало для меня новые чувства. Я была одним пучком нервов, только тронь и я умру, разлечусь на мелкие кусочки. И тем томительнее был пожар, полыхающий внутри меня. Я застонала, когда Феликс медленно подтянул меня за талию, заставив раздвинуть ноги и оседлать его бёдра.
Я крепко держалась за его шею, впившись в его губы как дикарка. Это был голод, самый настоящий голод. Я тихо всхлипывала, задыхалась, чувствовала пульсацию оголённых нервов, будто тиканье старинных часов, отсчитывающих секунды до взрыва. Глупость, но у меня словно бомба замедленного действия была заложена между ног. Все нервы стягивало вниз. Больно и сладко. И хотелось молить, чтобы Феликс взял меня, прямо сейчас, но страшно открыть глаза, проронить хоть слово.
Горячие ладони блуждали по моей обнажённой спине, пробравшись под тунику, всё сильнее прижимали к крепкой груди Феликса. Я поёрзала на его ногах, всхлипнула, когда особо остро стало больно от желания.
— Феликс, — жалобно позвала я любимого, понадеявшись, что он поймёт всё без слов, но он лишь зарылся рукой мне в волосы, обрушился на мои губы, терзал их языком и покусывал зубами. Я застонала, когда его пальцы пробрались под резинку домашних брюк и осторожно погладили ягодицу.
— Виола, остановись, — прошептал мне в губы Феликс, а я замотала головой.
Не желала останавливаться! Не сейчас, когда его ладонь грела холодную кожу бедра, ласкала пальцами, слегка сжимала.
— Феликс, — жалобно выдохнула его имя, припав к алым губам, крепче стиснула шею в объятиях и приподнялась на коленях, вспомнив, как он учил правильно двигаться назад-вперёд, плавно, не спеша.
Глухой стон Ангела пробежался по натянутым нервам, и всё внутри меня сжалось от желания. О да. Мне нравилось играть в эту разрушающую игру, и я мечтала пойти до конца, чтобы почувствовать его горячую плоть в себе.
— Милая моя, — шёпот подначивал, подбадривал, и я решилась убрать из-под себя одеяло. Звук посуды отвлёк лишь на секунду, но ни я, ни Феликс спасать еду не стали, нас терзал другой голод. И я, продолжив смотреть в алые, потемневшие от страсти глаза Феликса, робко потянула свою тунику вверх, чтобы обнажить перед любимым свою отяжелевшую от желания грудь. Соски стянуло в тугие горошинки, и мужчина алчно смотрел на них. Его страсть легко читалась по глазам. И когда шероховатые пальцы впервые коснулись моих сосков, мир словно взорвался. Первый шаг сделан. Я поняла, что грань я переступила. Умру, если остановлюсь сейчас. Феликс умело ласкал мою грудь, со стоном прижавшись губами к солнечному сплетению. Я зарылась руками в его волосы, откинула голову назад, дрожала от невероятно приятных ощущений.
- Предыдущая
- 42/66
- Следующая