Увлеки меня в сумерки (ЛП) - Брэдли Шелли - Страница 40

Фелиция попыталась вырваться из объятий Харстгрова. Его хватка была железной. Паника и волнение нахлынули на нее.

Он посмотрел на других женщин.

— Выйдите. Сейчас же.

Ошеломленная Кари быстро вышла, а затем Сидни и Анка. Оливия остановилась, чтобы похлопать ее по плечу, когда уходила.

— Подождите! — выкрикнула она.

Они пошли дальше, исчезая с глаз долой. Только Сабэль задержалась в дверях.

Фелиция попыталась проглотить растущее желание и беспокойство.

— Что случилось?

Пальцы Харстгрова глубже впились ей в плечи.

— Это должно было произойти в тот момент, когда ты произносила клятву. Я собираюсь поцеловать тебя, а затем погрузиться глубоко внутрь, пока ты точно не будешь знать, какому брату принадлежишь.

Фелиция вдохнула полной грудью, ее лоно пульсировало от его слов.

— Это лихорадка спаривания, — пробормотала Сабэль. — Его инстинкт… Он поцеловал тебя несколько дней назад, что дало его телу осознание. Как только он произнес Клятву, он стал тикающей бомбой. — Сожаление отразилось в ее мягких чертах. — Извини. Я должна была догадаться…

Что Харстгров станет сексуально требовательным? Фелиция вгляделась в его резкий, доминирующий взгляд. Он хотел ее, он хотел взять ее.

Игнорирование своей привлекательности было лучшим средством самосохранения. Два дня назад она могла. Последние двадцать четыре часа очистили его, доказывая, что Герцог был храбрым, преданным, умным, самоотверженным. Ни капли не похож на пресловутого Алексея. После того, как она сбежала ночью с Харстгровом, поцеловала его, привязалась к нему, что-то в ней изменилось. Она каким-то образом прикипела к нему, это не имело никакого отношения к клятвам, которыми они обменялись, и всему, что было связано с ее чувствами к нему. Понимание, что он посетил замену, разорвало ее болью, которую она не хотела испытывать снова. Но если она откажется от него, она почувствует боль снова.

Без него ей будет еще больнее.

Фелиция нахмурила лоб. Впервые у нее возникло искушение предаться пьянящему порыву ощущений и бурлящих эмоций… даже рискуя сердцем.

Все равно, если его одержимость ею исчезнет, Харстгров мог раздавить ее. Если? Нет, когда. Но что случится, если она отвергнет его сейчас, не скрепит этот союз? Матиас найдет ее и убьет их обоих.

— Что случится сейчас? — прошептала она.

Харстгров наклонился ближе, пока Фелиция не почувствовала жар его тела, льющийся волнами. Барабанный бой желания стучал внутри нее.

— Пристегни ремни, солнышко, я планирую раздеть тебя и попробовать на вкус, прежде чем утопить свой член внутри тебя, так глубоко и так долго, что ты не будешь помнить, как это быть без меня.

Желание Фелиции резко усилилось.

— Это лихорадка. Она пройдет, — заверила Сабэль.

— Если ты не хочешь этого, я позвоню своей тете Милли. Она может успокоить его. Ей нужно будет только удерживать его несколько недель. Максимум месяц.

Месяц! Все в ней восстало против этого. Это было слишком жестоко. И слишком опасно.

Харстгров рисковал всем, чтобы спасти ее, делал все возможное, чтобы уважать ее границы, даже позволил себе погрузиться в лихорадку, а не давил на нее. Даже сейчас, когда каждый мускул натянут и дрожит, он сдерживает себя, ожидая ее ответа.

— Если мы не успокоим его?

Она услышала, как дрожит собственный голос.

Сабэль замешкалась, выглядя так, как будто решает, как сообщить плохие новости.

Не испытывая таких угрызений совести, Харстгров схватил Фелицию за подбородок и заставил встретиться с его взглядом.

— Нет ничего или никого, кто удержит меня от того, чтобы взять тебя всеми возможными способами, каждый момент каждого дня, пока ты не поймешь, что ты моя.

Сабэль кивнула.

— Это говорит само за себя.

У Фелиции скрутило живот. Он догадывался, что полное обладание в его словах было паяльной лампой для льда вокруг ее сердца?

Но голос прошептал, как долго может длиться эта преданность, особенно когда магия на самом деле не связывает их вместе? Когда он на самом деле не любит ее?

— Фелиция?

Лицо было напряжено, глаза горели — Харстгров требовал ответа.

То, как он произнес ее имя, превратило колени в жидкость. Затем он отчаянно сжал ее лицо и наклонился ближе, горячее дыхание овеяло губы. Его мужской мускусный запах выстрелил в нее миллионом покалываний.

Она никогда не чувствовала себя такой живой, как сейчас.

— Так мне позвонить тете Милли? — Сабэль приподняла золотистую бровь.

Она должна была принять решение. Здесь. Сейчас. Сказать "нет" и защитить сердце, или принять пугающие, растущие чувства, которые она испытывала к Харстгрову, зная, что после этого у него будет больше сил причинить ей боль, чем она когда-либо позволяла любому мужчине?

Фелиция облизнула губы и уставилась на него. Сердце сжалось, потом дико ударилось в груди. Она знала ответ на вопрос.

— Милли мне не понадобится.

— Хороший выбор.

Сабэль улыбнулась, затем выскользнула.

До того, как дверь закрылась за ведьмой, Харстгров сжал Фелицию сильнее, дрожа от напряжения. Его прикосновение обжигало ее.

— Будь полностью уверена. Лихорадка сильна. Как только я начну…

Он не сможет остановиться.

Это было безумно, но в глубине души этот факт взволновал ее. Возможно, это было глупо, но она хотела, чтобы он хотел ее больше, чем мог вынести. Она хотела, чтобы он жаждал и нуждался… и брал ее, как будто не мог насытиться. Как будто все между ними было реальным и прочным. Потому что она тоже все это чувствовала.

Так опасно…

Фелиция встретила его темный взгляд.

— Я уверена.

Она пыталась подавить свои чувства к Харстгрову с момента их встречи. Час за часом он все глубже проникал в ее мысли, зарываясь в какой-то уголок сердца. Потратить еще минуту, отрицая тот факт, что ей нужно было ощутить его, было невозможно. Однажды она отдаст себя ему полностью.

Без предупреждения он снова зарычал и поднял ее, заставляя обхватить ногами его талию. Фелиция не успела среагировать, когда он накрыл ее рот своим. Одержимый и дикий, он поцеловал ее, его губы смяли ее собственные, прижимаясь, требуя, чтобы она открылась ему. Как только она это сделала, он ворвался глубоко. Его богатый вкус опьянил ее, затопил ее чувства, открывая ее потребность нараспашку.

Когда желание овладело ею, она провела пальцами по его шелковистым волосам, притягивая ближе. Она отвечала на каждое движение его языка, на каждое его молчаливое требование большего — своим собственным.

Сжимая ее бедра, он толкнулся напротив нее своей эрекцией и пересек комнату. От трения она задыхалась в бесконечном поцелуе.

Секунду спустя он прислонил ее к каменной стене, а затем прижался к ее груди своей, твердой. Фелиция прогнулась под ним. Он взял все, что она предложила, и даже больше, его рот поглощал ее, уничтожал, прежде чем пробраться по челюсти до шеи. Она ахнула под нежными, но грубыми укусами и от настойчивости горячих и голодных губ. Покалывание взорвалось и рассеялось по телу.

Что когда-либо чувствовало себя настолько прекрасным?

Медленно Харстгров поставил ее на ноги и сорвал рубашку. Она дрожала от его пристального взгляда. Он был худощавый и мускулистый, его грудь, плечи и руки бугрились, твердые и очень мужские. Беспокойно Фелиция сдвинулась и крепко сжала бедра, но это только усилило ее боль. Она никогда не представляла себе такого желания, как в фильмах, никогда не верила, что это может разрушить ее сопротивление, уничтожая все, кроме необходимости полностью соединиться с ним.

Харстгров потянулся к ее рубашке и расстегнул верхнюю пуговицу, прежде чем она успела моргнуть. Ее сердце, уже зашедшееся от перевозбуждения, оживилось больше, когда он быстро сорвал остальное.

Когда последняя пуговица освободилась, и он нетерпеливыми руками спихнул с ее плеч одежду, ее потребность возросла.

Его взгляд вспыхнул и потемнел, когда он в оцепенении остановился на ее белом кружевном лифчике. Он сжал руки. Колеблясь.