Вилья на час (СИ) - Горышина Ольга - Страница 6

— Ты всех мужиков теперь будешь выбирать по умению танцевать? — спросила она совсем строго, и я надулась еще сильнее.

— Димку мне навязали в шесть лет в студии старые дуры. И он танцевать не умеет. Этой ночью я это поняла. Сегодня мы с Альбертом снова идем танцевать. И надеюсь, на этот раз вместо вальса будут грязные танцы, — вновь зашлась я диким хохотом.

— Викусь, ты там трезвая?

— Абсолютно. Хотя… У меня снесло крышу. Это правда. Но мне без нее так хорошо. Теть Зин, через пять дней я прибью ее обратно и пойду на работу долбать комп, а сейчас… Блин, если я не выйду на связь в ближайшие дни, не волнуйся. Просто на седьмом небе не ловит вай-фай!

Весь день прошел под знаком ожидания шести вечера и начала дождя. Я, конечно, поставила в путеводителе галочки, но когда глядела со смотровой площадки замка на город, то среди белых домов искала тот, где мог сейчас находиться Альберт, и запрещала мозгу думать про его неотложные дела. Они не могут быть связаны с женщиной — от любимой не сбегаешь к другой два вечера подряд. Река уносила прочь свои серые воды, и мне хотелось, чтобы время неслось так же быстро, но оно тянулось медленно, а голубизна небес неумолимо затягивалась серой пеленой, и когда я вышла из квартиры Моцарта, наулыбавшись до боли в щеках, представляя Альберта за клавиром, небо начало плакать.

Я на ходу открывала зонтик, чтобы успеть к цветочному стенду, который уже прятали от дождя. Ромашки подмигнули мне, но бумага, в которую их завернули, успела намокнуть, пока я перепрыгивала лужи, стараясь не набрать в туфли воды. Бедные лошадки, укрытые зелеными попонами, сочувственно кивали мне грустными мордами. Но я подбодрила их улыбкой — дождь не навсегда.

Ресторан оказался претенциозным и дорогим. Но луковый суп без вина я легко могла себе позволить, как и кофе со штруделем и, подобрав ложкой последнюю каплю яблочного повидла, поняла, что сейчас лопну. Цветы официант поставил в вазу, и они нахально манили меня погадать, но я сдержалась и не испортила ни одного желтого лепестка. Мне плевать, кого любит или не любит Альберт. Я только лишь хочу подольше оставаться на седьмом небе, где за облаками весело сияет солнце. Серости мне хватает и дома. Только уже была четверть восьмого, а мой сумасшедший так и не объявился. И, ожидая его, я отсидела себе мягкое место!

Дольше сидеть глупо, так что я попросила счет и вытащила из кармана плаща сдачу с букета. Ровно столько, сколько требовалось заплатить. Ни центом больше. У Альберта все точно, как в аптеке. Он не просто знает ресторан, он помнит цены в меню. А если бы я все-таки заказала шницель? Наверное, он был уверен, что я слежу за фигурой. Отлично, выходит я совершенно не отличаюсь от всех других его очень случайных пассий. Отточенный годами сценарий… Или скорее музыкальная гамма, которую он сыграет даже с закрытыми глазами. А что ты расстраиваешься? Ты искала курортный роман, а Альберт искал дуру, которой позарез нужен мужик. Бинго! Вы нашли друг друга. Сегодня он возможно нашел другую. Заткнись, внутренний голос! Ты слишком громко скрипишь! И вообще даже хорошо, что я поужинала без него — иначе бы не запостила Вконтакт фотку с едой — Ленке назло! Пусть теперь сидит на своей диете, чтобы удержать своего Димочку.

За окном уже не капало, но на мокром стекле свет первых фонарей расплылся акварельными узорами, или это мои глаза решили проверить тушь на стойкость? Чего я расстроилась? Один вечер или четыре вечера — какая к чертям разница! Я знаю теперь, что Димка не пуп земли. Что есть мужики лучше его танцующие как на паркете, так и в постели… И тем более в ней! А вот коза Ленка этого пока не знает, потому и радуется, что увела чужого жениха. Плевать, что меня бросили. Перед свадьбой и после первой же ночи. Я ехала за тем, чтобы закрыть дверь, и я ее закрыла — вернее за меня ее тихо прикрыли без лишнего шума и без прощальных слез, которые явно бы были, продлись наши отношения до вылета самолета. Ты мало наплакалась? Тебе еще надо?

Нет, не надо. Да как я вообще могла поверить, что Альберт придет в шесть часов? Пусть солнце пряталось за тучами целый день, но ведь это все равно не закат, а он вампир! Я расхохоталась в голос, а потом, заметив, что на меня обернулись, для вида закашлялась. Пора уходить. Включить «гугл-мэпс» и дойти до гостиницы. Там точно уже убрали ночной беспорядок, и я не буду вспоминать прошлую ночь от слова совсем.

Я осторожно провела ногтем под ресницами и стерла черный след о салфетку. Достала из сумки галстук, чтобы выкинуть в урну у входа. Схватила из вазы букет, еще не решив, что сделаю с ним, и шагнула к двери, которую для меня открыли. Низкий каблук и тот умудрился подвернуться, когда я шагнула навстречу серым глазам.

— Спасибо, — прошептал Альберт, забирая галстук из моих рук. — Я знал, что ты его захватишь, потому не повязал новый.

И он действительно тут же накинул галстук на шею. Быстро или не очень? Мы продолжали закрывать собой вход, ну и плевать! Мой языковой барьер прорвало!

— Сейчас семь часов, — сказала я. — Ты также знал, что я стану ждать тебя больше часа?

Альберт побледнел и дунул на непослушную челку.

— Прости. Я не смотрел на часы. Небо подвело меня. Прости, — и добавил уже с улыбкой: — Но ведь ты дождалась…

Он издевается? Или действительно случайно задержался? Не мог же он серьезно целый час проверять на стойкость мое желание встретиться с ним еще раз. Ладно, к черту никому не нужные выкладки. Он пришел, и это главное. Я взяла его под руку, и мы пошли к мосту. Реку я перешла, как Рубикон. Назад пути нет. Этот вечер и эту ночь я проведу с Альбертом, а потом посмотрим, насколько у меня хватит выдержки.

— Как тебя учили ритму танца? — спросил Альберт неожиданно.

В ладоши хлопали, линейкой поучали, заставляли считать… Неужели ему такой ответ нужен? Или…

— Надо слушать сердце: тук-тук, тук-тук, тук-тук… — почти что процитировала я героя Патрика Суэйзи из «Грязных танцев».

Альберт улыбнулся — наверное, я не шибко наврала с цитатой.

— Верно — приложи руку к груди и слушай удары сердца — самого лучшего метронома на свете. А что делать тому, чье сердце не бьется?

Я скорчила умную рожу:

— Заставить его биться вновь.

— Или найти партнершу, у которой оно бьется слишком громко.

Так… Это комплимент или мне намекают, что я не способна скрыть своей аффекции? Но Герр Вампир не перешел Рубикон тактичности и не заставил меня покраснеть. Он сказал:

— Движение — это жизнь. Тогда и жизнь — это движение. Танец тоже движение. Выходит, танец — это жизнь. Простая логика…

Я поспешила кивнуть. Замечательно, когда спутник говорит и не напрягает тебя ответами.

— Вампиры танцуют, чтобы сымитировать жизнь, чтобы обмануть смерть, чтобы музыкальными звуками заменить удары мертвого сердца, чтобы заставить мозг работать, вытаскивая из задворок памяти последовательность движений, — говорил Альберт возбужденно, и я теперь вместо кивков, наглаживая рукав его плаща, не уверенная, что сумасшедшим вампирам можно так возбуждаться. — Танец — это жизнь и танец — это смерть. Наш великий мозг мертв, ведь у нас нет прошлого и нет будущего, как нет и настоящего, которое нам нужно анализировать. Мы живем нашим маленьким мозгом, который у живых отвечает только за инстинктивные действия — как, например, отдернуть руку от горячего. Мы живем в одном мгновении — и в прошлом, и в будущем мы мертвы. И что такое танец, ты думала про это когда-нибудь?

Я не удивилась вопросу, успев привыкнуть к тому, что Альберт любит заканчивать монологи вопросами, и знала, что отвечать на них вовсе не обязательно. Не прошло и тридцати секунд, положенных на размышление, как он уже продолжал с тем же вдохновением:

— Танец — это совмещение сразу нескольких ощущений — зрения, слуха, движения — в одном едином экстазе. Все наше мертвое тело задействовано в танце, каждая его клеточка напряжена до предела — и мы достигаем пика, а нам, мертвым, дано так мало наслаждений.