Мурка. Королева преступного мира - Руссо Виктория - Страница 21

Мэри задели эти слова. Она посмотрела на него мрачно и произнесла, понизив голос:

— Я не твоя… как ее там… не важно! Есть всему предел, Сережа! И моему терпению в том числе!

— Оставайся, — уверенным тоном очень серьезно произнес Колченогий, понимая, что лимит юмора на данный момент исчерпан.

— Я не понимаю…

— Просто будь рядом и все! Разве не этого ты хотела?

Мэри задумалась: а чего она хотела на самом деле? Ведь Колченогий был абсолютно прав: для всех они являются лидерами преступных групп, за которые несут ответственность. И если бандиты почувствуют «слабинку», то все, что они оба строили, с таким трудом обратится в пепел в один миг. В другом городе Кровавую Мэри ожидали восемь доблестных человек, решившихся на жуткую процедуру, тем самым подтвердившие свою верность и преданность главарю… в юбке! Они поверили ей! Имеет ли право она их предать, ради собственного счастья? Как говорил Колченогий по пути в усадьбу: «Не забывай, что мы с тобой не герои романа. Наш остров для двоих — моя спальня». Сколько они продержатся на этом островке? Когда-то давно являясь верным оруженосцем Тулупа, его вдохновителем и по совместительству любовницей, запертая в мрачных буднях, словно птица с переломанными крыльями, она жаждала свободы.

Ее размышления прервал истошный женский крик. Кричала Сонька, которая не могла попасть в столовую. Как раз по этому поводу она устроила скандал охране. Она вела себя, как торговка на рынке, которую уличили в том, что она обвешивает покупателей. Твердила, что она — хозяйка дома и может входить в те двери, в которые ей вздумается. Колченогий был сосредоточен, он внимательно наблюдал за реакцией Мурки. Видимо ей сказали, что обедает хозяин усадьбы не в одиночестве, и звуковая волна усилилась в два раза, хотя Мэри надеялась, что это был предел.

— С кем он? Опять привез ту шалаву из ресторана?! — слышался истерический вопль возле двери в столовую. — Я видела ее вчера утром! Замухрышка! Я волосы тебе повыдергиваю! Клянусь!

Голос Соньки, оскорбляющей противницу, начал удаляться, было очевидно, что чья-то крепкая рука утаскивает ее вглубь коридора. Еще несколько минут было слышно, как громкоголосая женщина извергала ругательства.

— Не знал, что тут такая хорошая акустика, — попытался разрядить обстановку Колченогий.

Мэри не ответила. Она была задумчива, некоторое время рассматривала красивую вилку, на которой был подцеплен кусок строганины.

— Красивая девушка. Ты ей дорог, по-видимому. Смотри, как она за тебя бьется… словно рыба об лед! — произнесла Мэри и брезгливо отодвинула тарелку с едой, аппетит ее был испорчен. — Пожалуй, мне пора на вокзал. Но в этот раз я не откажусь от услуг твоего шофера.

Мэри пыталась выглядеть равнодушной, но чувство ревности неприятно царапало душу. Отчаянная красотка, бьющаяся в конвульсиях возле двери, была намного моложе Мэри, за ней не тянулся кровавый шлейф, и по ночам она не вскрикивала, видя ужасные сны. С такими как Сонька скучно, но просто. Они готовы на все, чтобы получить кусок материального внимания и готовы облизывать руки хозяина за миску приличной еды. Давно смирившись с тем, что жизнь человека может стоить всего лишь горсть червонцев, молодая женщина научилась спать спокойно и заключила с совестью договор, согласно которому она не истязала себя по поводу содеянного и никогда не оглядывалась назад. Все эмоции ей были чужды. Без них было проще, много проще. Палитра новых чувств, охвативших Мэри, делала ее уязвимой и это пугало ее.

— Хочу понять, о чем ты думаешь! — произнес Колченогий немного виновато, видя на лице Мурки легкую тень душевной непогоды.

— Я не могу остаться!

— Почему?

— Ты был прав: мы являемся теми, кем мы являемся! Глупо предаваться иллюзиям, что можно жить как-то по-иному.

Колченогий прекрасно понимал: Мэри не откажется от своей безголосой команды и не согласится остаться с ним просто так, без каких-либо обязательств. Он придумал, как убить двух зайцев разом: не потерять женщину, которую любит, и усилить свое влияние в преступном мире. Он изначально восхищался виртуозностью их дел и фантазией главаря. Кто знает Колченогого на бескрайних полях родины? Никто! О Кровавой Мэри ходили легенды.

— Слияние! Вступай в мой синдикат и воюй! — резко и деловито произнес мужчина. — В результате ты абсолютно ничего не теряешь. Иногда поклон Царю и кое-что в «общак» — таковы условие игры.

— Мы должны быть независимы. Я им обещала!

— Никто не покушается на вашу независимость, Мурка! Это очень хорошее предложение! Я пускаю тебя на свою территорию и готов пойти на уступки. У тебя будет насиженное место, где ты всегда сможешь укрыться от посторонних глаз. Ты не знаешь, что в этой стране будет завтра: очередная революция или долгожданный покой. Сколько ты по времени планируешь болтаться по стране?

Слова Колченогого заставили Мэри врасплох. Сколько будет длиться их гастрольный тур? Она и правда об этом не думала. Основной ее целью было сбежать на свободу. Что их ждет после того, как они отыграют последний спектакль и тяжелый занавес закроется? Соберут все награбленное, и как пираты упрячут драгоценности в какой-нибудь пещере? Сережа был прав. Ей необходимо было теплое местечко, в котором она могла бы при случае зализывать раны, которых в ее деятельности не избежать. Но с другой стороны: разве может быть дом у бродячей кошки?

— Я должна подумать. Приму решение вечером, — произнесла она слегка отстраненно. — Если ты не против, я бы хотела немного поспать.

— Хорошо. Если ты не против, я бы составил тебе компанию.

— Просто поспать! Устала.

— Я не имел ничего в виду, кроме сна. Я бы тоже вздремнул. Дежурство на вокзале с самого раннего утра, знаешь ли!

Мэри улыбнулась.

— Наконец-то! О силы природы, вы меня услышали! — шутливо вознес хвалу небесам Колченогий. — Она без шляпы и улыбается мне!

— Да отпусти ты меня! — Сонька оттолкнула Колясочника — так прозвали одного из прислужников Колченогого, отвечающего за его передвижения. Он был главным помощником хозяина и знал больше других, потому что почти всегда находился при нем. В этот день ему выпала честь заниматься транспортировкой не только коляски, но и красавицы Соньки, которую он боготворил. Он давно мечтал коснуться ее, но знающая себе цену красавица никогда не смотрела в его сторону. И вот Колясочник с ней наедине в ее спальне. Его воображение воспалялось. Да и не только воображение.

— Что за шмара теперь с Колченогим? — спросила Сонька, не замечая, что молодого мужчину уже трясет от возбуждения.

— Эта краля из Петрограда, — произнес слегка дрожащим голосом Колясочник. — Сама Кровавая Мэри. Слышала, может?

— Краем уха, — ревностно выдохнула взбалмошная девушка. Конечно, Сонька слышала побасенку про столичную кровожадную бандитку, которая отгрызала разные части тела и даже поговаривали, что она проглатывала их. Сонька представляла, что Кровавая Мэри — здоровенная бабища, переламывающая руками бревна. То, что хрупкое тщедушное существо с огромными глазищами, с которым она столкнулась рано утром у пролетки, могло являться женщиной, держащей в страхе огромный город, не укладывалось в голове Соньки.

— Мурррррка… Как она на твой взгляд? Красивая?

— По мне, так вобла сушеная. Я бы на такую никогда не позарился!

Колясочник посмотрел на дверь — она была закрыта. Он подошел к Соньке и схватил ее за грудь.

— Убери лапы, идиот! Скажу Колченогому — он из тебя самого воблу сушеную сделает, — пригрозила Сонька и отшвырнула его руку.

— Не думаю. У него теперь другие заботы. И другая баба в постели. А я — тоже мужчина!

— Мужчина? Ты?..

Сонька засмеялась громко, во весь голос. Она никогда не видела его за коляской, он был тенью большого человека. Если бы ее спросили, как он выглядит, Сонька, вряд ли смогла бы описать его. Немного стеснительный парень стал колясочником довольно давно. Сильный и выносливый, хотя при этом не был крупным. Раньше он работал в цирке силачом, участвовал в «живых» пирамидах, где всегда был нижним ярусом, «основой», на которую наслаивались остальные участники номера, вскарабкиваясь по нему, словно мартышки. Если Колченогий был не в коляске, то на сильных руках бывшего циркача. В каком-то смысле Колясочник являлся ногами инвалида. Его устраивала эта непыльная работа, он был на особом счету и ни в чем не нуждался.