Второгодник (СИ) - Литвишко Олег - Страница 14

Такое положение дел не напрягает и даже имеет свои положительные стороны. Например, у меня есть возможность уединиться для размышлений или освоения какого-нибудь материала, и при этом наше тело, под управлением Малого, может спокойно заниматься спортом, принимать пищу и, наконец, спать, короче, делать любую механическую монотонную работу.

Есть еще одна особенность нашего совместного бытия — я могу выходить в астрал. Не знаю, как это называется на самом деле, но темечко в нашем теле пропускает какую-то мою часть и позволяет высунуться, примерно, на метр. Если мне не изменяет память, где-то в этом месте индусы видят какую-то по счету чакру. Такое путешествие открывает чудесные возможности. Мы с Малым балуемся ими по очереди. Ощущаешь себя сидящим у кого-то на плечах. Можешь крутить головой во все стороны и чувствовать себя всемогущим наездником, способным управлять телом и чувствами, выводя их в запредельные состояния. Йоги не были дураками, когда все это распробовали.

А еще Малой дарит мне невероятную энергию жизни, щенячий восторг от каждой мелочи бытия. Мы с ним эту энергию научились видеть, чувствовать и в какой-то степени даже ею управлять. Во всяком случае все, что ведет к ее ослаблению, мы стараемся не делать и наоборот.

Он зовет меня Игорем Михайловичем, а я его Малым (ударение на втором слоге), и, хотя прошу называть меня Игорем, он стесняется. Говорит, что у меня за спиной что-то непонятное и мощное. Лучше его не раздражать. Вот так мы и прожили эти недели, расширяя и совершенствуя наше взаимодействие.

Как бы там ни было, но с каждым днем, проведенным в новом теле, я все чаще и глубже задумываюсь над тем, какова цель моего пребывания здесь. Пора рубить узел, а огрызки раскладывать по полкам, процесс описывать в планах и гвоздить сроками. Хорошо хоть не надо назначать ответственного за исполнение, поскольку даже пьяному ежику понятно с кого спрос.

Вот однажды, тихой лунной ночью, когда село погрузилось в дрему, я, находясь у мамы в клубе, взял чистую тетрадку за две копейки и приступил к планированию нашей будущей жизни.

Прежде всего описал исходные диспозиции. Получилось следующее.

В стране недавно пришла к власти группа Леонида Ильича Брежнева. Главные действующие лица в ней, из тех, кого я знаю: Косыгин, Суслов, Семичастный, Шелепин, Подгорный. Надвигается пора так называемого коллективного управления страной, или эпоха застоя.

Мысли о природе застоя не давали мне покоя еще в той жизни, и ничего лучше не придумалось, как объяснить его субъективной усталостью руководителей. Всем им, без исключения, пришлось пройти через сталинские времена, индустриализацию, войну, послевоенное восстановление и хрущевский бестолковый хаос. Сверху на этот коктейль тяжелой гирькой лег немалый возраст главных действующих лиц. Речь идет о мотивации и внутренней энергетике руководящей элиты. Потребность в покое была существенно выше потребности что-то делать. К этому, конечно, надо добавить и то, что все наши генералы государственного управления знали и понимали только "прошлую войну" и очень слабо себе представляли, что надо делать в новых условиях. Так и померли все в начале восьмидесятых, ничего стоящего не родив. Времена авралов и сверхнапряжений прошли, социализм и партия, его строящая, победили, теперь можно пользоваться плодами. Помните, "социализм победил сначала в основном, а потом и окончательно". Страна стремительно погружалась в спячку и оправдывающее ее лицемерие.

Элита принялась массово улучшать условия своего существования: чего напрягаться, система все сделает сама, достаточно лишь угадать тенденцию или волю руководства. Отсутствие результатов и какой-либо работы можно легко прикрыть правильными, своевременными и звонкими словами. У кабинетных деятелей начали рождаться великие проекты: развал колониальной системы, пробуждение мирового освободительного движения, БАМ, монструозный Госплан, многомиллионная армия, космос, целина, поворот сибирских рек, подъем уровня Каспия… Ослепленные красотой своих эпохальных идей, они совершенно не замечали запах внутреннего тлена. Принюхались. Угрозы виделись только снаружи.

К 1991 году наши правители, а также региональные князьки, секретари и прочая подобная публика уяснили для себя, что деньги, во-первых, не обязательно зарабатывать, а, во-вторых, их можно очень сладко тратить. Ладно бы только верхушка, страна бы выдержала, но ведь они повязали круговой порукой весь партийный и чиновничий персонал, который с успехом тянул кто куда и все, что может. Ситуация, неподъемная для любого государства. Собственность в стране — государственная, а государство — это мы!!!

В семидесятые эта орава еще не распробовала сладость денег, особенно больших. Довольствовались всякими распределителями, подарками и пр. Вот и надо вербовать их в сторонники через посадку на денежную иглу. Чем больше они будут жировать, тем большим салом будут заплывать их мозги, тем более покладистыми будут.

Вот как-то так!!!

В общественных науках застой проявился в том, что научная работа свелась к цитированию. Цитирование — это когда для обоснования своей идеи, а чаще всего простого тезиса надо всего лишь подобрать правильные цитаты признанного авторитета. Вот, собственно, и все — общественные науки умерли, по сути, и не родившись.

В экономике скоро воспарит Госплан. Косыгин, страстный любитель планового подхода, убьет почти двадцать лет только лишь для привлечения к планированию компьютеров. Тогда, т. е. сейчас, казалось, что осталось совсем чуть-чуть, и всеобъемлющий, идеальный план: все охватим, все учтем — будет создан, и наступит счастье. Компьютер казался всемогущим. Но увы, все закончилось тем, чем и должно было — стремительным расхождением в разные стороны планирования и исполнения.

В педагогике наметился ренессанс. После эпохи Макаренко и его соратников, а также великой битвы с беспризорностью подкатила вторая волна педагогов, которая научилась приспосабливать их идеи к новым, послевоенным, условиям. Сухомлинский и Шаталов уже работают и вышли из подполья, на подходе Захаренко. Началось мощное движение учителей-новаторов, предметников. Ничего заметного из этого не выйдет, и к середине 80-х сойдет на нет, но атмосфера, в целом, неплохая. Единомышленников найти будет нетрудно.

Культура начала свое деление на официальную и подпольную, появился андеграунд во всех видах искусства: Любимов — в театре, Тарковский — в кино, Галич — на эстраде. На подходе Высоцкий, разворачиваются гопники, битники, стиляги, осталось лет десять до появления русского рока. Диссидентство со всякими хельсинскими группами и Сахаровым, наверное, тоже надо отнести сюда.

Волна саморазрушения только начинается, ее еще трудно заметить, но Яковлев и Калугин уже отучились в Колумбийском университете, а идея сближения с Западом уже родилась. Скоро КГБ возглавит Андропов, Калугин поедет в Питер собирать ленинградскую группу реформаторов во главе с Чубайсом, а Яковлев создаст теорию перестройки.

Теперь о моих возможностях.

В результате переноса приключилось обострение до очень серьезных величин моих предыдущих способностей. Процессор у меня всегда неплохо работал, но сейчас его быстродействие радует и удивляет. Память, скорочтение, стенография, счет в уме увеличились раза в три-четыре.

Способность выходить в "астрал" очень обострила слух, обоняние, голос, восприятие разных воздействий, радиоволн, например. Но главное: я почувствовал в себе невероятно обострившуюся интуицию. Надо будет поглубже ее поизучать, но думаю, что способен почувствовать наступление волнующего меня события, как минимум, за день.

Стартовые возможности впечатляют, и сильно тонизируют — адреналин бушует, как перед расстрельной стенкой, поскольку спрос будет суровый. Даже думать об этом боюсь!

Когда я закончил записывать и рисовать квадратики со стрелочками, резюме проклюнулось такое: если удастся завести и запустить в нужном направлении Нонну Николаевну и Сергея Ивановича, то сначала создаю Инкубатор Новых Школ… Новая Школа — это авторская школа, реализованная на принципах А.С. Макаренко. Если нет, то Инкубатор на время откладываем и работаем на свою популярность. Ищем выходы на руководство, для начала хотя бы формальные.