Второгодник (СИ) - Литвишко Олег - Страница 63

Напряг слегка отпустил, народ стремительно входил в привычную рабочую норму, потому как понятно, что делать, хотя бы до сегодняшнего вечера.

После доклада Вадима Соловьева и справок с остальных производств общее собрание гудело и градус напряжения нарастал. Я уже минут пять колотил "по пятаку", но никто не обращал внимания. По углам жалобно притулились преподаватели, будто бы они виноваты в создавшейся ситуации. Еще полчаса назад они ходили по школе королями, занимаясь важнейшим на сегодня делом, а сейчас они вдруг поняли, что последовательно дела не делаются — только параллельно. Значит, они опять не попали в струю жизни села, ставя бином Ньютона выше производства пластиковых окон.

— Еще минут десять и у меня рука бы отвалилась, кто из вас пришивать бы взялся? — крикнул я в зал, когда установилась ненадежная тишина. — Слухайте, что я думаю. Производства действительно надо приостановить до самого посильного минимума. Всех переселенцев запускаем на строительство домов. Сто человек, которых мы надеемся заманить к нам, дадут в итоге пятьдесят домов в месяц, это примерно триста окон и сто пятьдесят метров труб. Вытянем, особенно после сдачи экзаменов и до поступления в ВУЗы. Короче, считайте, что наши десятиклассники проработают у нас еще месяц и уедут навсегда. Все — нету их, забудьте. Скажу больше, в конце августа половина школы отправится по другим школам тянуть тех в светлое рабочее будущее — надо помогать братьям. Так что на ближайший год дела у нас будут такими: экспорт, строительство домов, подъем других школ и открытие новых предприятий, в том числе и в селах, где будут новые школы. Но как бы там ни было, обороты за этот год мы должны утроить, в том числе и в новых селах. Пока мы график перевыполняем.

— Для увеличения оборотов надо, чтобы кто-нибудь нам платил за нашу продукцию, а пока мы имеем только экспорт, а остальное покупаем сами у себя, — сказал кто-то, в нарушение всех правил, не вставая.

— Слушайте, дисциплину надо соблюдать и тогда, когда мозги кипят, а не только когда хи-хи в зале. Кто хочет что-то сказать — вставайте! — сказал я намеренно сердито, но народ сделал вид, что не заметил. Дисциплина все-же восторжествовала и началось более-менее внятное обсуждение. А что касается домов, то леспромхоз платит не на деревню дедушке и не занимается благотворительностью. Он покупает у строителей дома для последующей их продажи переселенцам. Они на этом прилично заработают, примерно три рубля на каждый вложенный рубль. Куда как хорошо.

— Мы такими темпами расти будем до "морковкиного загниения"! — выкрикнул Вовка, предварительно встав.

— А куда ты спешишь? Мы и так летим впереди планеты всей. В этом году вырастем процентов на семьсот.

— Что так и будем сами себе продукцию делать? — вопросы сыпались так быстро и так нервно, что это напоминало блиц-допрос меня любимого, поэтому я решил отфутболить вопрос в зал.

— А ты думаешь, как надо делать? Иди сюда и рассказывай!

На центр протиснулся Валерка Соснихин, командир отряда на производстве гранулированного навоза.

— Надо заморозить все наши производства и остановить строительство домов. Набрать сезонных рабочих и поселить их в школьном общежитии. Потом вывести на экспорт еще несколько продуктов и начать гнать туда, сколько съедят. Думаю, что в этом случае мы добьёмся десятикратного увеличения. Заработаем — начнем строить и оживлять другие производства. А сейчас можем остановиться на трубах, окнах и грануляте. Можно еще металлочерепицу поставлять. Остальное остановить, в том числе и профилированный брус, потому что он очень человекоемкий, — на последней фразе он споткнулся и смутившись замолчал.

— Вопросы Валерке? — выдал я начальственное слово.

— А как же сказочный поселок? — кто-то пискнул из зала, и все напряженно замолчали.

— Отложим на полгода, пока не встанем на ноги, — ответил Валерка.

— Ты с кем собрался подниматься — с двумя сотнями дворов? — крикнул Ухо, изобразив вставание.

— А ты все равно остановишь строительство, потому что не будет хватать то труб, то окон, то черепицы, то бруса. Ты хочешь шагать так широко, что штаны в промежности не выдержат.

Зал захохотал и ускоренно сливал напряжение. Похоже многие поняли, что так, что этак, но жизнь не остановится.

— Нет людей, нет денег, нет производств, нет времени, да к тому же все старшие уедут поступать в ВУЗы. С кем ты собрался сказочный поселок строить? Кто тебе поможет? Боженька?

— Я помогу, — сказал кто-то, стоявший у стенки в тени.

— Дяденька, мы и сами пошутить не дураки, но нам надо решить очень серьезные вопросы, так что не сыпьте соль на раны.

По проходу к сцене двигался невысокий мужчина в старомодной шляпе.

— Ребята, разрешите представить вам Алексея Николаевича Косыгина, Председателя Совета Министров СССР.

По залу растеклась тишина и, казалось, было слышно щебетание птиц.

— Я могу помочь деньгами и оборудованием, чтобы расширить производства, могу помочь с госзаказом на вашу продукцию, могу помочь с людьми, кликнув комсомольцев, — проговорил Косыгин, добравшись до трибуны.

— И тут пришел Дед Мороз с седой бородой и мешком подарков…, - сказал кто-то очень тихо, но все расслышали и затряслись в привычном смехе. Улыбнулся и Алексей Николаевич, но, похоже, он не знал, как реагировать на такой прием, а потому замолчал и сел за стол рядом со мною.

— Алексей Николаевич, нам не надо случайных людей, пусть даже комсомольцев, да и слишком много нам тоже не переварить. У нас пока только формируется конвейер по адаптации приезжающих людей. Вот параметры этого конвейера и определяют, кого и сколько мы можем принять, — мне пришлось объяснять все самому, чтобы не усложнять ситуацию.

— А вы, я так понимаю, Игорь Мелешко?

— Абсолютно точно.

— Можно ли мне побеседовать с вами наедине?

Освободиться не составило большого труда. Собрание доведет до конца Нонна Николаевна.

— Ну, здравствуй, возмутитель спокойствия!

На меня смотрели очень цепкие глаза и ощутимо давили.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич, — мне не было никакого резона начинать разговор самому.

— Может, расскажешь, откуда у тебя всякие такие мысли, откуда ты слова-то такие знаешь. Байку: упал-ушибся-очнулся новым человеком — я уже слышал. Есть еще варианты?

— Нет, других вариантов нет. Действительно, упал и очнулся новым человеком, вернее, нас двое: семилетний пацан и шестидесятилетний старик. А почему так получилось и кто смог такое сделать — это вопрос не ко мне, а… — закатив глаза к потолку, гнул свою линию. — Да и так ли это для вас важно? Вот что вам с того, что есть кто-то, кто демонстрирует какие-то непонятные возможности? Плюньте и забудьте, у вас более важных дел полный вагон.

— А ты хамоватый.

— Да как-то надоело уже. Вы не можете себе представить, сколько раз я уже отвечал на этот вопрос! К тому же за ним, кроме досужего любопытства, ничего нет.

— А почему, на твой взгляд, творятся такие детские болячки с реформами и управлением страной?

— "Наделили меня свободой — не сказали, что делать с ней". После революции страна первый раз находится в состоянии свободы от внешнего воздействия. Грубо говоря, сейчас руководство страны первый раз может делать все, что захочет. Оно выросло на полях Гражданской и Великой Отечественной войн, в угаре индустриализации и в борьбе с разрухой, а сейчас ничего этого нет, и что делать, руководители не знают. У них знания и опыт воинов, а не строителей. Откуда им знать?

— А ты знаешь?

— Тоже не знаю, не уверен, есть только отдельные предположения. Откуда я могу это знать, если никто даже не думает на эту тему.

— А почему так?

— А зачем думать над вопросом: что такое социализм? — если уже есть ответ: "Социализм — это советская власть плюс электрификация всей страны". А посему все общественные науки заняты растаскиванием классиков на цитаты. Ну, и восхвалением друг друга. Так проще и понятнее. Вот есть такая Академия педагогических наук, которая существует больше сорока лет. Под ее крышей защищены тысячи диссертаций: кандидатских и докторских. Ими вскормлены сотни профессоров и десятки академиков. А вы попросите кого-нибудь из них назвать хоть один педагогический закон, хоть одну гипотезу, хоть что-нибудь подтверждающее, что педагогика вообще наука. За всю историю советской власти описано только две авторские педагогические системы: Макаренко и Сухомлинского, да и те сделаны не благодаря, а вопреки нашим ученым и чиновникам. В сельской глубинке, в первом случае благодаря тому, что этими колониями руководило ВЧК, а не Наробраз, а во втором, Сухомлинский прятался в деревне, пока стало поздно с ним хоть что-либо делать. Объявили сразу академиком, минуя все остальные ступени.