Второгодник (СИ) - Литвишко Олег - Страница 94

Отцы основатели нашего государства, напитанные соками коммунистических идей, любой вопрос рассматривали драконовским способом, то есть при помощи трех голов. Каждая голова имела имя собственное: Централизация, План и Контроль. Природа объекта управления при этом особого значения не имела, будь то производство километров рельсов, создание космических аппаратов, решение экологических проблем или демография. Схема всегда одна и та же, создаются Институт или Академия, Министерство и Исполнительные органы. Институт создает научно выверенную…, Министерство планирует и контролирует, а Исполнители делают, что скажут. Иногда такая схема работает, например, если продукцию можно измерить километрами, килограммами, штуками или в особо напряженные моменты истории, когда нужно максимально сосредоточиться на чем-то одном. Но она никогда не работает при соприкосновении с творческими объектами управления, многофакторными или объективными процессами, с тем, что нельзя описать методами простой арифметики. Если этого не принять, то придётся строить шарашки и закрытые почтовые ящики.

Ума не приложу, каким боком избежали государственного коммунистического управления театры, но им реально повезло. Стоны их творческих активистов о цензуре, плановости выпуска фильмов, о недостаточности бюджетов и о кумовстве не стоят того, чтобы даже их упоминать, а то докаркаются, что будут выпускать спектакли по методичкам Академии театральных наук, педагоги ведь воспитывают детей по методичкам Академии педагогических наук. Вот и молчите, пока…не пришел к вам чиновник, вооруженный чем-нибудь выверенным с научной точки зрения.

В министерской форме управления есть еще одна трудность. Называется она так: все управляют, но никто ни за что не отвечает. Любое Министерство, как и любое другое учреждение, является замкнутым на себя образованием, а объекты их управления становятся как бы внешними для них и тоже замкнутыми на себя организациями. Замкнутость означает, что вся мотивация коллектива находится внутри. Успех или не успех жизни для любого сотрудника зависит от довольства или недовольства собственного начальника, зарплаты, премии, путевки в санаторий, карьерного роста — все находится внутри самого Министерства, а заводы или школы, которыми надо управлять, являются досадным недоразумением, которые только отвлекают от действительно значимой для чиновника или ученого работы. А от того, что кто-то снаружи, типа Председателя Совмина или Генерального секретаря, будет грозно порыкивать, проблемы школы более значимыми для чиновников Министерства просвещения не станут.

Не стоит думать, что эта проблема исключительно советская, вовсе нет. Она присутствует во всех странах и во всех вертикально ориентированных системах как государственных, так и частных. Это закон, как бы он не был замаскирован всякими лозунгами. Изменить его можно только тем, что подчинить Министерство школе, перевернуть композицию с ног на голову. Тогда картина резко изменится на противоположную. Хорошо это или плохо, трудно сказать, потому что очень легко ситуация может скатиться к полной анархии, то есть к отсутствию хоть какого-то управления. Представьте себе, что будет, если каждая школа начнет качать свои права перед Министерством. Жутко даже звучит, а смотреть на это и вовсе не хочется.

И все-таки куда-то в эту сторону надо развивать систему управления образованием, то есть в сторону подчиненности управленческого аппарата тем, кто, собственно, и занимается обучением и воспитанием ребят. Вот такая вот народная демократия…

Все это я прокручивал в голове, сидя в ресторане "Плакучая ива" и ожидая своих соратников Сергея Ивановича Долгополова и Петра Сергеевича Кутепова. Пора начинать новый уровень реформы образования. Дело в том, что по состоянию на сегодня в Кингисеппском районе осталось только семь школ, не охваченных нашими подходами. Изначально в районе было тридцать семь школ. Наиболее мелкие школы мы объединяли в одну крупную. Получилось тридцать школ. В первую волну тиражирования мы накрыли десять школ, во вторую еще двенадцать, осталось восемь, ну и минус альма-матер наших реформ, Октябрьская школа.

Успехи меня радуют. Школы уверенно движутся к коллективам третьего уровня. Думаю, что некоторые из них, как, например, в Большом Сабске, уже его достигли. Сейчас готовится третий, самый крупный "десант". К выходу на вольные хлеба готовятся пятьдесят девять директоров. Этой волны хватит, чтобы накрыть весь Лужский район и по трети Новгородской и Псковской областей. Стажируются по два с половиной директора на одну существующую авторскую школу. Смешно звучит, два с половиной директора… Где-то два, а в половине школ по три прикомандированных директора. Тиражирование выходит за рамки нашего контроля. Мы не можем охватить это даже просто редкими посещениями. Вот поэтому я и организовал эту встречу — позарез нужен постоянно действующий орган согласования усилий. Думаю, что надо реформировать в него Кингисеппское РОНО.

Сегодня РОНО — орган указующий, а нам нужен орган согласующий. Место, где будут сидеть представители школ района и инициировать оказание взаимной помощи, распространение опыта и удачных находок, помогать друг другу людьми, педагогами и деньгами, если их не будет забирать государство. Здесь нам предстоит согласовывать планы по тиражированию, по хозяйственной деятельности, по учебным и воспитательным делам, при этом органе стоит организовать центр стажировки будущих директоров и педагогов. Сильно детализировать обязанности этого центра не стоит, потому что как только они соберутся, то мигом развернут фронт общих работ. Важен принцип: инициатива и указания должны идти снизу вверх, а не наоборот.

Смешно, но внутри себя я все уже проговорил, все утвердил и пора приступать к выполнению, а мои друзья еще не подошли. Ну, что ж дождусь и обсужу, тем более что они давно понимают все это — Долгополов скоро выйдет на защиту докторской диссертации. Больше половины идей как раз его. Он ухватил суть затеянных мной трансформаций и полностью солидарен, потому как результаты двадцати трех школ налицо и в угол за печку их не спрячешь.

Сергей Афанасьевич Иванцов неспеша шел по зимнему московскому переулку. Ему захотелось побыть одному, потому что сегодня надо появиться на конспиративной квартире. Приглашение стало большой неожиданностью, поскольку не случалось так давно, что можно подумать: "А не забыли ли обо мне в том бестолковом водовороте, который закрутился после смерти Хозяина?" Этот канал связи был доступен только первому лицу КГБ.

Сергею Афанасьевичу исполнилось пятьдесят шесть лет, из которых без малого тридцать два он отдал службе во внешней разведке. Начинал сопливым юнцом в 5 отделе ГУГБ НКВД СССР с момента его образования в 1934 году, а с мая 1939 года попал в "заботливые" ручки Павла Анатольевича Судоплатова, сделавшего из него форменное чудовище, из-за которого все понимающие люди не могут спокойно спать, потому что "у КГБ длинные руки". Вот он и есть те самые руки, которые длинные, незаметные и неотвратимые.

Большая часть профессиональной жизни Сергея Афанасьевича прошла в спец лагерях… по подготовке… за границей, с 1942 года по 1965 в Союзе он не был ни дня. Ликвидатор, штурмовик, организатор всевозможных террористических акций, мастер боевых единоборств — мужчина во всей физической красе, он своим самым сильным местом считал все-таки голову и чувство гармонии. Даже сложные ликвидации он старался провести так, чтобы ни жертва, ни следователи, а тем более журналисты так и не поняли, что состоялось убийство. Безусловно, это не касалось тех случаев, когда требовался "ледоруб в голове" при совершении демонстративного акта социальной справедливости.

Всякие стрелялки и прочие усечения головы все-таки являлись делом довольно редким и случавшемся, как правило, от безысходности, а жить-то надо каждый день, и официальное прикрытие нужно тоже каждый день, не скакать же по подвалам вперемешку с бомжами. За долгие годы своего заграничного турне он побывал много кем: и рабочим в разных специальностях, и коммерсантом, и даже журналистом-искусствоведом, но больше всего ему нравилось работать в собственной "меняльной конторе", как он ее называл. Она представляла собой великосветский салон, который пропускал в свои глубины творческую богему, политиков и коммерсантов. В его заведении, конечно, можно было договориться провести ночку со "звездочками" и "звездами", которым тоже надо на что-то жить, но главной притягательной силой был обмен информацией, отсюда и название "меняльная контора". Информированные люди приносили известные им секретики и получали доступ к секретикам чужим.