Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II (СИ) - Горышина Ольга - Страница 20

— Дору пил твою кровь? — Допрос продолжался.

— Нет.

— А кто-то другой пил?

— Нет.

— А ты пила чью-то кровь?

— Нет! — уже закричала Валентина, скорее от страха, чем от гнева: разве имела она право злиться?

— Сейчас мы исправим это упущение!

Граф шагнул в сторону и сунул ноготь в замочную скважину на небольшой дверце. Замок звонко щелкнул, и петли тихо заскрипели. Граф обернулся к столу, держа в одной руке небольшую амфору в плетеном тростниковом чехле, а в другой — два бокала и золотое ситечко. Он поставил оба бокала перед замершей девушкой, вынул зубами пробку и нацедил в хрусталь содержимое амфоры.

— Что это? — чужим голосом спросила Валентина, когда граф протянул ей один из бокалов.

— Плиний отнес бы данный напиток к разряду vinum sanguineum, что в переводе с латыни означает — кроваво-красное.

Валентина вцепилась в подлокотники.

— Я вижу цвет. Я ведь художник. Что это?

Граф зацепил ногой стул и подтянул к столу, чтобы сесть поближе к девушке.

— Кровь первых христиан с восточными специями, — проговорил граф по слогам, смотря Валентине прямо в глаза.

— Кого кровь? — переспросила та взглядом, в страхе открыть рот, потому что хрустальный конус находился совсем близко от ее лица.

— Ты не ослышалась. Кровь первых христиан. Шестьдесят четвертого года розлива, купил с аукциона в Ватикане. Конечно, переплатил, потому что в этой амфоре нет крови самого апостола Павла, как рекламировали торговцы в храме. Любой знает, что для сбора основной крови они использовали бычьи пузыри, привязанные к крестам, но апостола, как гражданина Рима, не распяли, а обезглавили. Однако судя по запаху кровь действительно древняя. Впрочем, в серебряной пуле, которую отливали по заказу профессора Блюмберга для знаменитого набора охотника на вампира, тоже серебра не больше, чем в подкове крестьянского тяжеловоза, но глупые люди ведутся на рекламу… Однако, что ж это я… Не такие истории ты любишь, верно, мое милое дитя? Ты любишь романтические истории о любви… вампира и смертной девушки… Со счастливым концом.

Валентина вжалась в кресло, когда граф почти ткнул бокалом в ее стиснутые губы. Стоило большого труда не подтянуть к носу коленки.

— А что ты так испугалась? — граф оперся локтем о стол, и бокал коснулся горячих губ смертной девушки. — Как будто ты не понимаешь, кто мы такие… Кто через несколько дней будешь сама…

— Я… Я… Все понимаю. Только ведь ваша диета немного изменилась… К лучшему?

— К лучшему для кого? Для вас, смертных, или для нас? — Александр Заполье провел бокалом по щеке девушки и вернулся к ее губам, одновременно поднося второй бокал к своему рту. — Я могу утолить голод кровью животного, но означает ли это, что я получу то же удовольствие, как вот от этой, пусть и консервированной, но все же человеческой крови? Это ведь даже не вопрос… Вопрос в другом, — он сделал короткую паузу, — как твои родители относятся к твоим отношениям с моим сыном?

— Они ничего о нем не знают. Мать за океаном. Мой отец, я считала этого мужчину своим отцом, скоро год как умер. Я свободна в своем выборе.

— И ты предпочла выбрать смерть?

— Я предпочла вашего сына, а то, что он оказался мертвым, ну так что делать…

— Он не просто мертвый, он монстр, пьющий человеческую кровь. Пей, — сказал граф тихо и, когда Валентина не пошевелилась, закричал: — Я сказал, пей!

Валентина мотнула головой. Граф покачал своей и процедил сквозь зубы:

— Пей. Не заставляй меня вливать это в тебя силой. Пей. По глотку. До самого дна. И только попробуй выплюнуть хоть каплю. Тогда я волью в тебя всю амфору, вместе с медом, который есть на дне!

Валентина не брала в руки бокала. Граф не отдавал. Она приложилась к хрусталю трясущимися губами и сделала первый глоток, который тут же пошел назад, но вампир держал ее взглядом, и она глотала, а потом, схватившись за горло, снова пыталась проглотить то, что накатами шло назад.

— Не нравится? — рассмеялся граф, глядя на нее жгучим взглядом из-под дрожащих синюшных век. — А скоро ты будешь умолять меня налить тебе еще рюмочку… Ты будешь умолять меня…

Он прикрыл глаза, осушая залпом свой бокал, и Валентине хватило этой секунды, чтобы схватить распятие.

— Назад! — орала она в полный голос. Только если стекла за толстыми ставнями не дрожали сейчас. А внутри нее дрожал каждый нерв. — Только сделайте шаг…

Граф разбил свой пустой бокал о стену, но не сделал к смертной девушке даже шажка. Валентина медленно, с распятием в вытянутых руках, обходила стол и потом быстро стала пятиться к выходу из кабинета, еще не зная, куда побежит после.

— Великолепно! — зааплодировал граф. — Я одобряю выбор сына. Из тебя выйдет великолепная вампирша. Нескольких капель крови хватило, чтобы разбудить в тебе зверя. Браво, Валентина. Браво! Ты достойна носить нашу фамилию. Достойно!

Она все пятилась и пятилась, а он все аплодировал и аплодировал ей стоя. Стоя у стола, пока она не уткнулась во что-то мягкое. Этим препятствием оказался Серджиу. Он ловко выхватил из ее дрожащих рук распятие и спросил, захлопывая дверь:

— Что прикажете, Ваше Сиятельство?

— Свари для меня кофе.

Слуга кивнул.

— Куда прикажете его подать?

— В женскую башню. Но прежде положи на кровать распятие. Ровно посередине.

Валентина против воли вцепилась в протянутую графом руку — та обжигала с силой искусственного льда. Однако сколько бы ни пыталась, Валентина не смогла высвободиться до самой двери в свою комнату — нет, она больше не называла так башню — в отведенную ей темницу. Горбун обо всем позаботился: ставни закрыты, портьеры задернуты. У кровати горит керосинка. Одна.

— Дай Серджиу десять минут, — проговорил граф, оставляя дверь открытой настежь, — и он принесет сюда жаровню с углями. И чай с мятой для тебя.

— А что мы будем делать потом? — спросила Валентина, уже не чувствуя страх с той остротой, как ощутила его в кабинете, когда горбун вырвал из ее рук распятие.

Граф сейчас выглядел абсолютно спокойным, даже завязал кушак халата. Из горьких воспоминаний остался лишь еще более горький привкус на губах — безумно хотелось верить, что пила она не настолько древнюю кровь, как уверял граф. Одной мысли о вампирском напитке хватило, чтобы горло вновь сжало неприятными позывами. Так что же граф надумал, собственноручно отконвоировав ее в башню? От мыслей на эту тему окончательно перехватило дыхание.

— Что делают в спальне люди, если они не муж и жена? Спят.

Первая часть фразы заставила ее похолодеть, а вторая вернула в тело спасительное тепло без всяких обещанных углей.

— Мы будем спать, — повторил граф, махнув рукой на кровать, украшенную распятием. — Каждый на своей половине. Ты читала про бедных Тристана и Изольду? — И когда Валентина кивнула, продолжил: — Простой меч, сама понимаешь, мне не поможет.

— А распятие?

Они стояли шагах в пяти друг от друга и от кровати.

— Оно помогает, или ты не заметила? — губы графа дрогнули в улыбке, а у Валентины затряслись от страха.

— Не заметила, — проговорила она по слогам.

— Ты ведь до сих пор жива…

Валентина хотела отступить, но граф сам отвернулся, уперся руками в кровать и уставился на распятие, точно на маятник. И вдруг упал на колени. Только вздрогнуть Валентина не успела — граф всего лишь решил вытащить из-под кровати сундук. Деревянный, небольшой… Но тащил он его на середину комнаты с перекошенным лицом, а потом, совсем как кошка, отпрыгнул от сундука и принялся потирать руки, точно обычный человек, отморозивший пальцы.

— Открой его.

Валентина осторожно, бочком, подошла к сундуку и откинула тяжелую крышку.

— Там под Библией ночная сорочка. Надень ее…

Валентина достала священную книгу, окованную серебром, икону Божьей матери с младенцем, опять же в серебряном окладе, затем взяла в руки сорочку — ужасно тяжелую.