Кукловод (СИ) - Злобин Михаил - Страница 49

Наш выход в клетку встречали куда как более оживленно, нежели провожали прошлую пару. Сопровождавшая меня девушка легко коснулась моего локтя горячей ладошкой, давая понять, что мне пора выходить. Она, глядя в мои глаза, игриво мне подмигнула, но я снова никак не отреагировал на ее знаки внимания, отчего она слегка сникла и зафонила разочарованием.

Я сделал шаг, другой, затем третий. С каждым пройденным сантиметром меня все сильнее окутывал смрад чужих эмоций и чувств. Паскудный, порочный, кровожадный. Ощущения были похожи на настрой толпы, снимавшей на телефоны нашу с Сафаровым потасовку на вечеринке, только не в пример более насыщенные и концентрированные. Мне показалось, будто я вхожу в смрадную пещеру к огромному зверю, из которой несет падалью, настолько отвратительны были чувства большинства присутствующих здесь.

Теперь я точно осознал, почему и за счет чего существует эта «Бойня». Одурманенные алкоголем и наркотой богатеи приходили сюда пощекотать нервы, посмотреть на кровь, увидеть чужую боль, насладиться зрелищем и страданиями. Большинству из них было даже плевать на тотализатор, потому что денег они имели столько, что хватило бы не на один десяток жизней. Могла ли их расстроить потеря одного, двух, десяти миллионов? Определенно нет. И точно таким же образом их не мог обрадовать и выигрыш. Только по-настоящему крупные ставки могли затронуть в этих зажравшихся душах хоть одну струну. Или их мог затронуть вид чужой крови, вывернутых суставов, торчащих под кожей сломанных костей, скособоченных носов и зияющих алым мясом глубоких рассечений. Я чувствовал, что большинство здесь были именно ради этого.

Я шел, и меня мутило ни сколько от витавшего в помещении едкого дыма дорогих сигар, сколько от сидевших здесь людей. То что сейчас варилось внутри них было ядовитей и мерзостней любого самого вонючего дерьма, какое только можно вообразить.

Но я все равно шагал, а навстречу мне, с противоположного конца зала, точно так же шагал мой оппонент. В царившем здесь прокуренном полумраке я не мог рассмотреть его в подробностях, а только лишь общие черты. Гости начинали поворачивать головы то в одну, то в другую сторону. Со всех сторон загудели голоса, и проходя мимо столиков я мог различить некоторые реплики.

— Это что, шутка?! На фото «восемнадцатый» выглядит более угрожающе…

— Ты гля! Да он же раза в два меньше своего соперника!

— Кранты котёнку! Старый еврей наконец-то отыграет свое обратно.

— А я бы с ним порезвилась…

— Замолчи, дура! Не позорь меня!

— Смотри, какой он серьезный! Может, сделаем ставку?

— Конечно сделаем! Эй, лакей, прими ставку! Пять миллионов деревянных на то, что худой ляжет в первые пять минут! По миллиону на минуту, ха-ха!

Я старался не смотреть ни на кого из развалившихся на диванчиках и креслах гостей, но все равно вычленял взглядом отдельные сцены. Вот какой-то мужчина в расстегнутой до груди рубашке с оттяжкой хлопает по заднице здешней официантке, принесшей ему новую порцию выпивки. Девушка в ответ лишь мило улыбнулась, желая гостю приятного вечера, хотя внутри нее все клокотало от гнева и ненависти.

А вот сидит в обнимку парочка — молодая красотка и пожилой господин. Рука старика по-хозяйски бродит по ее фигуре, то щипая за выступающие части, то поглаживая, а его спутница только хихикает и томно вздыхает, прижимаясь к нему еще теснее. Но на самом деле, она преисполнена отвращения и желания поскорее отсюда уйти. А следующими я увидел двух с виду приятелей. Они оживлено что-то обсуждали, практически не обращая внимания на происходящее вокруг, периодически прерываясь на смех и громкие дружеские хлопки по плечам. Но не смотря на яростно демонстрируемую друг другу симпатию, внутри каждого из них царила черная непроглядная трясина, что была ни чуть не светлее моего дара. Один ненавидел другого, как самого заклятого врага, а второй настолько истово завидовал своему компаньону, что вообще удивительно, как он сумел растянуть губы в улыбке, находясь в его обществе.

Эти лицемерные картины, которые благодаря своему дару я читал за доли секунды, разворачивались за каждым вторым столиком, и любая из них трогала меня, словно это была моя личная обида. И как бы я не пытался внушить себе, что это меня не касается ни в коей мере, моя эмпатия делала свое дело, заставляя воспринимать всю окружающую грязь так, словно это плевок в мою душу.

М-да, Серж, как же быстро ты отвык от высокого общества. Какие-то полтора месяца, а ты уже с огромным трудом выносишь подобное соседство, как же потом работать будешь? Или это всему виной стремительно развивающийся дар?

Ответа я на свои вопросы так и не нашел, и когда все-таки добрался до клетки, то был уже мрачнее грозовой тучи на ночном небе, и даже не сразу догадался разглядеть своего соперника. Я на пару секунд вообще будто бы выпал из реальности и забыл, зачем здесь нахожусь.

Так, Сергей, соберись! Я отвесил себе мысленную пощечину, заставляя мозг собраться и сконцентрироваться, проверил по ментальной связи каждого из марионеток, в особенности своего затаившегося в алькове диверсанта, и рассмотрел, наконец, того, с кем мне придется сейчас драться.

Если честно, мой оппонент совсем не впечатлял. Да, крепкий дядька, да большой, но в то же время полноватый. Габаритами он не уступал покойному Борову, но его добродушный и какой-то слегка простецкий внешний вид не могли заставить воспринимать его как серьезного бойца. И это была основная ошибка всех новичков — судить своего оппонента по внешнему виду.

Но все же этот пухляш выглядел настолько плюшевым, что не умей я читать эмоции, возможно бы и сам обманулся этой внешней непритязательностью. Этот улыбчивый здоровяк испускал такую чудовищную уверенность в своих силах, что она заставляла волосы на моем затылке шевелиться, внушая подсознательный страх, что я сильно переоценил свои силы.

Глядя ему в глаза, я понимал, что он знал меня, он видел, как я работаю против одиннадцати горцев в подворотне, и в нем все равно не было опасения, а только незыблемая убежденность в своей победе.

Теперь же в моем мозгу отчетливо вырисовалось впечатление о нем, как об очень опасном противнике. А учитывая то, что работать мы будем без защиты, фактически, голыми руками, то я бы даже сказал смертельно опасном противнике.

Стоя по разным углам клетки, мы без тени враждебности рассматривали друг друга. Ни один из нас не испытывал к другому злобы и не желал причинять боль. Просто сегодня так совпало, что нам предстоит заниматься именно этим.

Где-то сбоку закрылись сетчатые двери и щелкнули железные запоры. Теперь отсюда должен выйти только один из нас.

Гонг!

После сигнала к началу поединка, мы не кинулись друг на друга сломя голову. Мы стали осторожно сближаться, кружа по канвасу, то сближаясь, то расходясь в стороны. Каждый осторожничал, не рискуя нарваться на жесткий и молниеносный отпор. Вот только здоровяк не мог знать, что я вовсе не буду таким резким, как на видео, которое Серб принес Цыпину, пока не сделаю ему очень больно. А я прекрасно понимал, что всего одна ошибка, и меня отсюда будут уносить, потому что между нашими весовыми категориями лежит пропасть длинной в экватор.

Толпа разочарованно завыла, ведь обуявшая их жажда крови требовала немедленного действия. Они пришли в эту пародию на Колизей не для того, чтобы смотреть, как бойцы осторожно прощупывают друг друга, они пришли сюда за безудержной и жестокой рубкой. Они пришли на «Бойню».

Вот амбал сделал короткий подшаг и нанес удар с дальней ноги. Я увернулся без особых проблем, потому что прекрасно прочел намерение противника, но та скорость, с которой мимо моего уха просвистела классическая маваши-гери, ввергла меня в настоящее уныние. Этот, с виду, добряк, ногами умел работать просто феноменально. Они порхали у него с легкостью балерины и стремительностью кобры.

В следующую секунду я в этом убедился крайне наглядно. Не успел я после уклонения встать обратно в стойку, как в меня полетел… эм, не очень разбираюсь в приемах каратэ, но, кажется, это называется ёко-гери — удар ребром стопы. Он был выполнен практически без перехода, как продолжение предыдущего движения, и я лишь только чудом успел извернуться, выгибаясь назад чуть ли не в акробатическом пируэте. Я пропустил над собой чужую ногу так близко, что мог рассмотреть мозоли и трещины на чужой заскорузлой пятке, и был в очень невыгодной позиции, из которой меня легко можно было уронить на настил. Но здоровяк не захотел рисковать и переводить поединок в партер, потому что тогда бы он потерял преимущество в виде своих быстрых, как лопасти вертолета, ног. Вместо этого он легко подпрыгнул, посылая мне вдогонку с разворота какой-то замысловатый удар, названия которого я даже и не знал.