Среди людей - Левантская Гюрза - Страница 28

Её жажда деятельности вылилась на Птичку. В оговорённый день, стащив из бани кусок мыла и прихватив свою коробочку, полученную в дар от Ринни-то, она заставила Птичку залезть в холодную воду озера. И не выпустила оттуда, пока он не вымылся по-человечески и не выскреб последнюю крупицу грязи из-под обломанных ногтей. Нагрев воду, лично вымыла ему голову, отдирая сало и вытаскивая из колтунов застрявшие листья и древесную труху.

– Я теперь воняю, как девка после свадебной бани! Да хватит уже драть мои волосы! – парень ворчал сильнее обычного, всячески делал вид, что ему противно происходящее. Но

Ира настаивала на своём, ругаясь на каждый колтун. Расплетённые и причёсанные волосы оказались довольно длинными, чтобы лечь на плечи, и она подвязала их одной из своих лент.

– Ты что, меня в эйуна рядишь?!

– Волос длинно. Ты бояться? Это не есть важно. Ты есть сын деревьев. А это можно носить лента. Хорошо, нужно.

– Мол, правилом больше, правилом меньше, что ли? Ну лады.

Птичка посмотрел на себя в глади пруда. Ира не успела увидеть выражения его лица, но когда он встал, то словно стал выше ростом и выпрямился. Она покопалась в сумке и протянула ему чистую рубаху.

– А это откуда? Скрала в доме? Попадёт же!

– Нет. Купить. Я быть деньги. Мало-мало. Шить сама.

Птичка рассмотрел подарок и ухмыльнулся:

– Шьёшь ты правда лучше, чем ездишь на архи. Хотя девки обычно делают это ещё ловче.

«Да уж, надо думать, – покривилась про себя Ира. – Куда мне, болезной жертве швейных машинок, до мастериц, обучаемых чуть ли не с колыбели. Даже рубаха получилась лишь потому, что выкройка от квадрата мало отличается».

Птичка меж тем оделся и провёл рукой по ткани. Было видно, что, несмотря на все ворчания, он весьма тронут. Он уже было рванулся надеть на себя свои остальные лохмотья, но Ира хлопнула по ним ладонью.

– Моя смерть идти раньше ты надеть грязный! Сидеть! Греться костёр. Я идти стирать твой тряпка.

– Ничего себе тряпка! И пары лет не прошло как ношу!

– Сидеть! Ешь!

Птичка не стал продолжать перебранку и присел у костра, оставляя «бабские хлопоты» по стирке и штопке Ире. Когда через несколько часов он, вымытый, одетый пусть и в сильно изношенную, но чистую и подштопанную одежду, встал рядом с костром, никто не посмел бы сказать, что перед ним дикий лесной оборвыш, давно живущий безо всякого участия других людей. Ну да, беден, с кем не случается? Она не была знакома с его родителями, но уж если мать была писаной красавицей, то Птичка очень многое от неё взял. Без потёков грязи, опрятный, он был весьма завлекательной для подростка внешности, если не сказать «с долей смазливости». Особенно когда не напрягал лицо в задумчивой гримасе и не скалил рот, огрызаясь на окружение. Достойный экземпляр для демонстрации хозяину.

Птичка целыми днями ошивался вокруг пастбища, используя свои самые проверенные укрытия, чтобы следить за судьбой Смаги. Если Ире было необходимо передать ему новости, она просто подходила к известным деревьям или кустам. Присаживалась рядом и начинала рассказывать, пока он, устроившись у неё за спиной, поглощал еду. Никто из пастухов так и не заметил, что у табуна появился ещё один сторож.

Однажды вечером Ире всё-таки удалось поймать хозяина и спросить, будет ли у них время побеседовать. Но он был таким уставшим, что пообещал поговорить только утром. Это было обнадёживающей вестью, и Ира поспешила на пастбище, чтобы предупредить Птичку, что, возможно, уже завтра получится доложиться хозяину. И кто знает, может, и показать ему результат их совместных усилий.

Рядом с местом, где паслись архи, уже вовсю полыхал костёр, и она притормозила, чтобы погреться, поздороваться с пастухами и узнать новости, если таковые были. Сегодня должен был остаться в дозоре один из взрослых мужчин. Но остальная компания ещё не разошлась по домам, заслушавшись, как старший пастух Румун рассказывал весёлую байку о богаче и одном из его слуг, хитроумном настолько, что дурил хозяина и уходил от закона. Подобные истории она слышала не раз – здесь они были довольно популярны. Как на Руси сказки про Ивана-дурачка, который внезапно стал царевичем благодаря своей смекалке. Костёр манил теплом, и Ира задержалась, краем уха слушая разговоры, время от времени прерываемые дружным смехом. Когда она уже собиралась уходить, речь внезапно оборвалась. Румун встал и, отойдя от костра на несколько шагов, вгляделся в ночную темень.

«Не дай бог, он заметил Птичку!» – подумала Ира, прекрасно зная, что, в отличие от остальных, Румун приходил на пастбище с далеко не безопасным предметом. Он, как и прочие мужчины, служил в армии и не расставался с арбалетом, оставшимся с тех времён. Он холил и лелеял это оружие. Подпаски говорили, что стреляет пастух совсем неплохо. Ира опасалась Румуна, потому что его оружие было дальнобойным. Прочие охранники пастбища носили при себе длинные ножи, а один из подростков, здоровенный детина, вообще ограничивался дубинкой. И конечно, у них были кнуты, с которыми ни один из них не расставался.

Несколько минут тишины, и стало ясно, что так встревожило пастуха. Со стороны леса был слышен странный звук, похожий на тявканье, смешанный с клацаньем и рыканьем.

– Дэфы, – сказал он. – Там!

Мужчины похватали оружие и поспешили в нужную сторону. Ира осталась у костра, не зная, что произошло, и боясь покидать круг света. Звуки нарастали, и вскоре из лесу на луг выскочила стая животных. Их было штук сорок. Невысокие, чем-то похожие на небольших собак, скорее, даже шакалов, тёмно-серого цвета. Раздались крики, Румун вскинул арбалет. Архи всполошились, кобылы с молодняком и старые животные отошли в сторону, частично загородив Ире обзор, пропустив вперёд вожака табуна с матёрыми жеребцами. Завязалась жестокая схватка. Архи вставали на дыбы, рассекая воздух копытами, мужчины кричали, слышалось щёлканье кнутов, скулёж раненых лесных налётчиков. Архи, в спины которых вцеплялись эти звери, иногда по двое-трое, практически не могли их сбросить, как ни скакали. Она впервые видела, на что способен архи, в ярости защищающий соплеменников. Сидя на спине у Смаги, лаская его тёплую морду, она забывала, что в этих зверях не менее полтонны веса, способного обрушиться на обидчика. Когда удар копыт повергал очередного нападающего на землю, в следующую минуту для того наступала смерть. Ещё один быстрый удар сверху, и на траве оставалась туша с переломанными рёбрами, разбитыми в крошку костями или пробитым черепом.

Скоро всё было кончено. Тихонько завывая, стая ушла в лес, преследуемая арбалетными дротиками Румуна. Ира схватила горящую ветку из костра и поспешила к месту стычки.

– Вы болеть? Нормально? Ты больно? – спросила она, водя в воздухе огнём. Руки и одежда пастухов были в крови, вопрос только в чьей. Ей на плечо легла рука Румуна, который всё ещё тяжело дышал.

– Спасибо, Ирина, мы в порядке. В порядке же?

– Да, да, – раздалось со всех сторон.

Она выдохнула и оглянулась. Вокруг валялись трупы тех, кого назвали дэфами. Если кто-то ещё подавал признаки жизни, подпаски безжалостно добивали. В свете лун их раскрытые в оскале пасти блестели острыми зубами, некоторые из которых были изогнуты вовнутрь. «Понятно, почему архи не могли их скинуть». Сердце колотилось, Ира размышляла, что это просто здорово, что не пришлось столкнуться со стаей дэфов зимой. Пикнуть бы не успела, и кинжал бы не спас.