Расческа для лысого (СИ) - Зайцева Мария - Страница 51

А потом отмирает мой будущий муж. Он встает, идет ко мне и молча тащит обратно в комнату. Я нихера не понимаю, поэтому подчиняюсь. И, уже зайдя в комнату, слышу тихий рык Миши:

— Рты закрыли, бл*!

Полина, удивленно подняв брови, выходит к мужу, и, пока меня не отрезала от шума в комнате плотная дверь, слышу-таки его. Ржач. Надо мной смеются, не иначе.

Я зло сжимаю губы, выдергиваю руку, разворачиваюсь к Мише, устроившему этот чертов балаган.

Сейчас я ему устрою. Ответочку. Веселую такую. Не поеду никуда, и все. Пусть сам чего хочет, то и делает.

Но сказать ничего не успеваю. Миша дергает меня к себе, смотрит настолько жадно, одержимо, что я только рот раскрываю от удивления.

Чего это он?

— Малех… Откуда это платье? Нахера так?.. — хрипит он, а потом целует. Хотя, на поцелуй это мало похоже. Нифига не поцелуй. Он кусает мои губы, жадно проникает в рот языком, уничтожая полностью весь труд стилиста.

Я даже стоять не могу, сразу обмякаю в его лапах. Нет, это не поцелуй. Это оральный секс. С полноценным, сука, проникновением. И меня уносит. Как всегда с ним, как очень часто в последнее время.

Стоять я не могу, шестимесячное пузо упирается в его живот, и внутри настороженно замирают. Чувствуют мое удивление и мой кайф. И предвкушение. Потому что уже понятно по поведению Миши, что на этом никто не остановится. И что мы сегодня не будем жениться. А будем трахаться.

И я вот вообще не против!

Миша делает шаг назад, садится на кровать, тянет меня на себя.

— Давай, малех, сверху. Хочу смотреть. Так только для меня, поняла?

Не поняла… Это его мой вид, что ли, так завел? Странно. Но похер.

Я тут же забираюсь на него, дергаю ремень брюк, вожусь с молнией, и, наконец, насаживаюсь на уже готовый к бою член. Медленно. Так медленно. Чувствуя каждый сантиметр, кайфуя, стараясь как можно больше заполучить, как можно глубже.

Поворачиваю голову. Смотрю на себя в зеркальный шкаф напротив. А прикольно. Мы полностью одетые. Голубое на черном. Кааайф…

— Давай, хочу тебя, давай уже… — Миша не в силах ждать, кладет руки на бедра, скрытые платьем. И татуированные ладони на нежной ткани смотрятся горячо. Я поворачиваюсь к нему, ловлю жадный взгляд, подчиняющий. Умоляющий. И двигаюсь, легко и плавно, вверх-вниз… Не сильно, раскачиваюсь, ловлю амплитуду, которая нравится нам обоим. А он смотрит, смотрит, смотрит на меня, и взгляд у него такой, словно я и в самом деле богиня греческая. С Олимпа сошла. И видно, что хочет, чтоб сильнее двигалась, потому что нравится ему жесткость, и мне нравится, но не торопит.

И я не тороплюсь. Кайфую по полной. От его взгляда, от его рук, от члена в себе, от нашего вида в зеркале. Это заводит, это толкает за грань, когда уже перестаю понимать, что делаю, когда срываюсь и кончаю, с громким стоном, кусая губы и дрожа. А потом меня возвращают в реальность, смотрят и жестко вколачиваются снизу. Ловя уже свое удовольствие. И смотреть на то, как кончает мой будущий муж — это отдельный вид кайфа.

— Слышь, малех, откуда ты это платье отрыла? Да еще и с такой прической… — хрипит Миша, не спеша выходить из меня, и не разрешая подняться. — Это же охереть, че такое… Ты видела, как на тебя смотрят?

— Ты чего выдумываешь? — удивляюсь я, машинально поправляя прическу. Капюшон слетел. Успел-таки разворошить своими лапами, гад. — Я похожа на кита!

— Ты похожа на сладкую булку. Тебя охота сожрать. Почему ты раньше такое платье не носила?

— Не люблю длинное… Погоди… То есть ты считаешь, что Носорог и Батя там…

— Да, бл*… Даже думать на эту тему не хочу!

— Иванов! Ты — параноик! — фыркаю я и поднимаюсь. — Я в ванную. И раздеваюсь. Я так поняла, жениться мы сегодня не будем?

— Да конечно! — рычит он, приводя себя в порядок и сверля меня напряжённым взглядом, — еще как будем! Не отвертишься!

— Так опоздали уже?

— Подождут!

Я только хмыкаю, захожу в ванную и какое-то время смотрю на себя в зеркало. Да, видок, конечно… Как будто долго и со вкусом трахали. И, в принципе, так и есть. Пусть недолго, но качественно.

Малявка неопознанного пола опять пинается в животе, намекая, чтоб поторапливалась.

— И ты туда же, — укоряю я ее, подкрашиваю губы и смотрю на себя в зеркало оценивающе. Чертова кукла. Потом припоминаю черный взгляд будущего мужа и улыбаюсь.

И пусть. Раз ему нравится.

37. Миша

— Слушай. А какого хера мы поехали этой дорогой? Лерку укачивает!

— Не пыли, малех. Ее не укачивает. Она просто уснула.

— Да конечно, тебе-то виднее! Ты же образцовый папаша!

— А вот сейчас обидно было, малех…

— Ничего обидного! Ты ее сегодня даже на руки не взял!

— Да я ее всю ночь укачивал! И она на меня четыре раза срыгнула и два раза обделалась, как раз, когда я памперс менял! Я — отец года, бл*!

— Нехер при ребенке материться!

— Малех, не выводи, а… Дорога только началась, а ты уже мне плешь проела…

— И вот интересно, чем же это я тебе плешь проела?…

Я только отворачиваюсь, смотрю в зеркало заднего вида на детскую розовенькую люльку, которая просто охренительно вписывается в брутальный интерьер салона лексуса. И не могу глаз оторвать. Хорошо, что дорога ровная.

Моя дочь. Там моя дочь. Черт, уже два месяца прошло, я все никак не привыкну. Не осознаю.

У меня есть дочь. У меня есть жена. Эй, Миха, а жизнь-то налаживается, а?

Кто бы мог подумать, что так случится?

Я вспоминаю, как первый раз увидел Ленку, в випе, неумело, но охерительно зажигательно танцующую приват. Длинные волосы русалочьи, глаза хитрые, губки пухлые… Кто ж знал?

Воспоминания несутся дальше.

Ленка у стены, зажатая отморозками. Но нихрена не боящаяся. Наоборот, еще и хамящая в лицо придуркам. Бешеная ведьмочка.

Ленка на озере. Идет от машины только в одной куртке, и с бутылкой коллекционного коньяка. Пьет на ходу, коньяк льется на грудь. Соски остро торчат. Лунный свет придает волшебства, морока.

Ленка у моих ног, с членом во рту. Сука, так сладко!!!

Ленка в фейерверке из горящих бабок. Стоит и смотрит. Ведьма. Потом разворачивается и идет прочь. А я глаз не могу оторвать.

Ленка в отражении зеркал на потолке в доме полкана. Тонкое тело, запрокинутая в стоне голова.

У шеста в ночном клубе. Блестящая птичка, недосягаемая.

В подъезде. Жар, теснота, тяжесть, невозможный кайф…

В свадебном платье. Голубом, с высокой талией. Золото и бирюза. Животик. Кукла!

На родильном столе. Наша дочь у нее на груди. И ее глаза. В них отголоски боли. И радость. Невозможная радость.

Я понимаю, что это — вся моя жизнь, все то, ради чего вообще стоит жить.

За время присутствия в моей жизни этой бешеной стервочки, у меня накопилось такое количество моментов, которые реально можно назвать самыми лучшими, сколько за всю прежнюю, вообще-то охренительно насыщенную событиями жизнь не наберется.

Ленка — вообще не сахарок. Она вредная, язвительная и вздорная. Но она дарит мне каждый новый день моей новой жизни. Только она. И я не променяю ни одну секунду этой новой жизни ни на что другое.

И ради этого можно потерпеть ее закидоны.

Ее можно понять. Волнуется. Мы впервые едем так далеко с Лерой. Но когда-то надо. Я и так задержался в этом городе. Сухой уже пару раз намекал, что дела не ждут.

Ленка не захотела оставаться одна и ждать меня. А я не посчитал нужным ее переубеждать.

Конечно, теперь мне нужно быть втройне осторожным, но, с другой стороны, бизнес Сухого все больше переходит на легальные рельсы, поэтому опасности нет. Никакой.

Наверно, когда-то нам надо будет якориться. И, может, мы еще вернемся сюда. Тем более, что Полина, несмотря на то, что недавно родила парня, уже заговаривает о втором. И Ленка сто процентов захочет сестру поддержать. Они вообще вдвоем — убойная, бляха муха, сила. Носорог только поморщился тогда от визгов и планов. Но нихера не опроверг.