Осенние звёзды - Мосман Ирина - Страница 31

— Девочка моя бедненькая, — начал Олег шутливым тоном, пытаясь заслужить хотя бы улыбку. Лариса молчала.

— Ну, прости дурака. Спросонья был, задремал перед телеком. Ситуация показалась беспроблемной. Думал, такая женщина, как ты, сама разберется, а утешение… — развел он руками. — Разве ты позволила бы мы мне вытирать твои горючие слезы и отпаивать ромашковым чаем, как какую-нибудь истеричку? Нет, ты из тех женщин, которые обезвреживают преступника, а затем сдают его правосудию. Лар, ну прости, — заглядывал он ей в глаза, пытаясь просунуть голову в окно для поцелуя. Отсутствие реакции на прибаутки его пугало.

— Ларчик, да, я виноват, не прибежал по первому зову, — изображавший раскаяние Олег жалостливо смотрел на Ларису и теребил листья на букете.

— Зато мебель перевез ко мне.

— Опять права, всегда и во всем. Эгоист законченный, но это в последний раз. Сознаю свою вину меру, степень, глубину, — заныл Олег стихами.

— Не трогай классику, — сладким голосом сказала Лариса, глядя ему в глаза. — А сейчас, Олег, извини, мне пора на работу, кстати, и тебе тоже. Несмотря на то, что мы вместе спим, я еще и твой начальник по-совместительству. Она нажала кнопку стеклоподъемника, отгораживаясь сначала от букета, затем от модного галстука и, наконец, от улыбки чеширского кота. Настроение у нее улучшилось, но каково было ее удивление, когда Олег плюхнулся рядом с ней на сиденье.

— Спрячь меня, — заговорщицким шепотом начал он, — там ваша чокнутая мадам Селезнева. Если она меня поймает, я точно на работу опоздаю. И ты лишишь меня премии, а себя подарка, — он протянул букет. — Давай-давай, — шептал он, — медленно поехали, пока она нас не заметила.

— Прекрати сейчас же этот театр и выматывайся из машины, — Лариса толкнула его в бок, приходя в ярость. — Ты мне нужен был вчера, понимаешь, а сегодня я без тебя обойдусь.

— Не-а, не обойдешься, — и он со всей силы прижал ее к креслу автомобиля, закрыв рот поцелуем.

«Запрещенный прием», — в последнюю секунду подумала Лариса и обвила Олега руками. Еще минут десять он шептал извинения вперемешку с шутками и словами любви, ласковыми прозвищами, а Лариса слушала. К ней возвращалось спокойствие и румянец на щеках.

— Лар, давай сделаем так: пару дней я поживу у тебя, телохранителем. А то, смотрю, больно много ценителей женских фигур развелось в вашем районе. Машину я оставил на стоянке, будешь подбирать меня после работы возле парка, чтобы не дать сотрудникам повода для сплетен и хорошего настроения.

— Олег, все давно в курсе наших отношений.

— Нет, Ларис, никто свечку не держал, значит, это догадки, предположения, домыслы, — серьезно заметил он и ласково добавил: — Так что блузочку застегните, товарищ начальник.

Лариса рассмеялась, начала поправлять одежду.

— Ты меня всю помял и растрепал, — сдавленным голосом заметила она.

— Правда? А мне казалось, я вел себя прилично.

— Спасибо, что предложил пожить у меня, — она положила свою руку на его, но Олег тут же схватил и начал целовать ее пальцы.

— Ларочка, это минимум, который я мог предложить, чтобы искупить мой непотребный поступок.

— Хорошо, я тебя прощаю, — сказала она, завела мотор и поехала со двора.

Еще на подходе к дому Наталья увидела белеющий клочок объявления. «Только бы не вода, только бы не вода», — умоляла она небеса и отдел жилконторы. Но в такой прекрасный солнечный день зарплаты, отмеченный приобретением сногсшибательного костюма песочного цвета, должно было появиться маленькое недоразумение в виде отсутствия воды для помыва. Конечно, оставался старинный способ мытья с помощью кастрюли и тазика, но к костюму Наталья приобрела новую краску-шампунь для волос. Поливать крашеную голову из ковшика было несподручно. Войдя в квартиру, Наталья проверила краны, убедилась, что объявление чистая правда и набрала мамин номер. Абонент был вне зоны досягаемости. Наталья стала собираться к маме для принятия водных процедур.

Дома, в соответствии с ожиданиями Натальи, никого не оказалось. Для полной уверенности она прошлась по комнатам, заглянула даже в кладовку, словно маман могла развлекаться игрой в прятки, и принялась за дело.

Когда Наталья намылила шампунем голову, послышался шум открывающихся дверей и голос маман, разговаривающей, очевидно, с кем-то из соседей. Наталья надела застиранную длинную футболку, на голову пристроила пакет — так советовала приложенная к краске инструкция.

— Мам, не пугайся, это я. У нас воду отключили, — закричала она в сторону входной двери и вышла в коридор. Наталья была слегка близорука с детства, но считала, что очки ей абсолютно не к лицу. Она пробовала несколько раз контактные линзы, но в силу своей постоянной рассеянности и забывчивости то теряла, то забывала их, то наступала на эту «тонкость глазного искусства». Кроме того, вопреки обещанию на коробочке, краска безбожно текла, норовя попасть в глаза.

— Девочка моя, что за сооружение у тебя на голове? — послышался томный голос примы.

— Пакет, я волосы оттеняю в красноватый.

— Наточка, ты потеряла работу?

— Нет, — удивилась Наталья.

— В стране новый кризис? — судя по звукам, маман присела на пуфик и по своему обыкновению картинно схватилась за сердце.

— С чего ты взяла?

— А почему тогда ты занимаешься этим сама? Согласна, в нашем городе мало хороших мастеров, а к такому вопросу, как оттенок волос, нужно подходить очень серьезно. Учитывать твой тип, общую цветовую гамму, тона повседневного макияжа. У Ларочки, если мне не изменяет память, имеется прекрасный мастер, молодой человек лет сорока. Он мне в прошлый раз сделал очень авангардную покраску. Я вначале сомневалась, но он был так мил, с прекрасными манерами, напомнил мне моего Петю, упокой, Господи, его душу, такой же галантный. Третий муж Марианны Сергеевны был директором одного секретного НИИ, три раза в год — в день знакомства, день свадьбы и Восьмого марта — дарил жене бриллианты и четыре раза в год вывозил в Ялту. Умер он от сердечного приступа в тот день, когда НИИ рассекретили и приказали поделиться наработками с американцами.

Марианна Сергеевна расчувствовалась и, поблескивая кольцом, полезла в сумку за носовым платком, салфетки она не признавала.

— Да, Наточка, познакомься. Это мой старинный друг, Лев Валентиныч. Сто лет его не видела и вдруг неделю назад встречаю в «Пассаже».

— Очень приятно, — донеслось из полумрака прихожей.

— Мам, что ж ты не сказала, что не одна, — Наталья рванула в ванную комнату, из-за дверей до нее донеслось:

— Видите, Лев Валентиныч, как все-таки тяжело с подросшей дочерью. Сама выскочила, а потом, как всегда, мать виновата.

— Да-да, трудно сейчас с молодыми. Нервные, нетерпеливые, как я вас понимаю. Знаете, я вот что подумал. Может, взять вашу дочь с нами на сеанс?

— Вы думаете? — засомневалась маман. — А участники группы?

— Почему нет? Я уверен, что мы встретим понимание. У всех дети, проблемы, да и девочка в таком возрасте, знаете, когда необходима направляющая рука.

— Ах, как вы правы! Наточка замечательная, но проблемы в личной жизни, отсутствие мужчины, вы меня понимаете, это же так вредно для здоровья в ее возрасте. Да и моя душа успокоилась бы, передай я мою девочку в крепкие, надежные руки. Тогда и о себе можно было бы подумать.

Наталья включила душ. Продолжение разговора она могла пропустить.

Через два часа Наталья была готова: волосы высушены и уложены, костюм сидел идеально. Она надеялась, что за это время маман и ее гость успеют напиться кофе и куда-нибудь уйти. Общаться с Львом Валентинычем, заставшим ее в столько непрезентабельном виде, не хотелось.

Однако ее терпеливо ждали. Слушать возражения дочери маман не пожелала, и вся троица отправилась на такси на таинственный сеанс, про который Наталье отвечали кратко: «Сама увидишь».

Такси остановилось возле серого дома, построенного в тридцатые годы прошлого века. Вокруг стояли такие же мрачные сооружения, образуя микрорайон, прозванный в народе «городок чекистов». Когда-то квартиры в этих домах распределялись исключительно между служащими известного комитета. Со временем потомков сталинских соколов здесь почти не осталось, но название прилипло намертво.