Atem (СИ) - "Ankaris" - Страница 23

Счастье должно быть способным вытащить тебя из твоей же бездны и поднять к небесам, возможность увидеть насколько глубока твоя жизнь и есть «счастье». Бездна — это не ад, а небо — вовсе не рай, они равносильны. Жизнь твой соавтор, заполняющий страницы твоей автобиографии незначительными деталями, придающими глубину произведению. Похоже камень преткновения литературы и человеческой судьбы — это один и тот же камень. Здесь же, за всей ненужной собственной писаниной, мы должны научиться слышать послания нашего «соавтора», который куда более искусен и опытен во владении пером.

«Это иронично», — в мыслях усмехнулся я, наблюдая за переходящей дорогу Дэниэль, пока светофор удерживал меня красным светом.

26

— Дэниэль! — наконец догнал я её, коснувшись плеча.

— Боже! — Она испуганно обернулась, тотчас же схватившись за сердце.

— Ты не на работе?

— Штэф, признайся в том, что ты коп и тогда для меня всё это обретёт какой-то смысл. — Пряча глаза за длинными локонами, подпрыгивающими от каждого её шага, она уверенно куда-то шагала, показывая всем видом раздражение, вызванное моим внезапным появлением.

— Я ехал в магазин к другу, заметил тебя, решил поздороваться, но раз ты не в духе, я пожалуй…

— Но так и не поздоровался, — взглянула она на меня, словно сделав одолжение, и снисходительно улыбнулась.

— И правда, — засмеялся я. — Привет, — я же ответил извиняющейся улыбкой.

— Что ещё скрывается за этим ехидным оскалом?

— Ты не слишком-то приветлива. Хочешь, поговорим о счастье? Я размышлял об этом пока ехал.

— Штэф. — Остановилась она, закатившись звонким смехом. — Ты не коп, ты один из тех ребят, что пристают к людям с разговором о боге, так?

— Я говорил о счастье, но, если тебе так будет угодно, можем поговорить и о боге.

— О, нет! Уволь! — вскинула она в воздух ладонь. — Этих разговоров в моей жизни слишком много. Только сегодняшним утром мы провели за этим бесполезным занятием с герром Краусом добрых два часа, обсуждая лекцию Якова.

— Так у тебя выходной? Может, выпьем по чашке кофе? Я сам провёл в студии часов шесть, сводя до отвращения паршивый альбом, так что, можно сказать, моё занятие, как и твоё, весьма бесполезно, — усмехнулся я.

— Я… — очередное замешательство, впрочем, уже не удивляющее меня. — Мы договорились с Катей… вместе побегать и… взяли выходной в один день…

— После? До воскресенья я буду занят, а потом уезжаю в Бохум на пару дней. Лекцию в понедельник, к сожалению, буду вынужден пропустить…

— Хорошо, — бодро произнесла она, перебив меня. — Вернее, плохо. Нет, хорошо, в смысле…

— Дэни, — одёрнул я её за руку, — так можно изобрести вечный двигатель. Я понял. Встреться с Катей, а мы увидимся чуть позже, заодно и я закончу дела. Договорились?

27

И опять договорился я сам с собой. У Дэни же вечером возникло безотлагательное дело, всецело требующее её участия. Что именно это было за дело, она не удосужилась объяснить. Всё ссылалась на Катю и на то, что она должна помочь подруге с чем-то крайне важным. А потом ещё раз извинившись, повесила трубку. Я сам себе уже был смешон, но всё-таки хотел верить её весьма убедительному тону и искреннему сожалению.

Работа на сегодня была выполнена, а оставаться в стенах дома я не хотел — в одиночестве моё сознание начинало жить отдельной от меня жизнью. Я набрал Ксавьера, предложив встретиться и покидать мяч. Это помогло на какое-то время выкинуть из головы ненужные мысли.

Следующим же утром всё повторилось — и мысли вернулись, и работа. Отличался только вечер — в этот раз мы направились играть в футбол. Затем наступил такой же шаблонный день субботы. Мне стало казаться, что моя жизнь превращается в жизнь героя фильма «День Сурка», проживающего снова и снова один и тот же день. Разница была лишь в датах. В моём «дне» числа в календаре менялись, события — оставались прежними. За всей этой рутиной я вспомнил о вечеринке Майера только к обеду, когда выбрался из своего «бункера». Несколько солнечных дней и вот опять — серая хмарь.

Есть у меня одна нелепая теория о взаимосвязи погоды и времен года, за которую языковеды, возможно, забили бы меня до полусмерти учебниками по грамматике. Суть в том, что мы изначально присвоили неправильный род названиям сезонов — мужской: der Winter, der Frühling, der Sommer, der Herbst. Самая непостоянная и изменчивая погода — весной и осенью, прямо как настроение женщины, поэтому должно было быть так: die Frühling и die Herbst.

— Хей! — махнул мне связкой ключей от студии Тони, прервав поток мыслей.

— Привет, ты рано. Поднимешься на кофе? — прокричал я ему сквозь окно.

— Угу, — живо затопал он по ступенькам, взбегая наверх. — Штэф, Ксавьер сказал, я тоже могу прийти сегодня. Подбросишь меня? — задыхаясь, протараторил он.

— Вот бросишь курить — подброшу, — Тони скептически свёл брови и потянулся за банкой с кофе. — Разве вечером никто не репетирует?

— Так в парке аттракционов какой-то праздник, будут гулянья, будут площадки для выступлений артистов. Наши музыканты ещё в начале месяца подали заявки на участие.

— А ты чего не хочешь туда пойти? — Поставил я перед ним тарелку с наспех состряпанными бутербродами.

— Штэф, — отправив целый бутерброд в рот, невнятно пробормотал Тони, растянув гласную моего имени в точности, как это делала Дэни. — Так ты меня захватишь? — Громко чавкая, покосился он на меня.

— Только прожуй сначала, — хлопнул я его по плечу, спеша к входной двери, в которую кто-то настойчиво трезвонил.

Оказалось, сосед — Йенс Эберт, зашедший сообщить, что они уезжают в отпуск на пару недель, так что мне разрешалось «шуметь в студии, сколько душе угодно».

— Слушай, ещё момент, — продолжил Йенс, щёлкнув пальцами, будто только вспомнив о чём-то важном. — Кристина намеривается взять с собой все свои полотна, чтобы показать друзьям… Короче, одолжишь чемодан?

— Не вопрос, — усмехнулся я. — Пройдёшь на кофе?

— Нет, спасибо. Сборы… — Театрально развёл он руками.

28

— Эй, младшенький! — окликнула Майера одна из его сестёр, едва мы успели спуститься со сцены к шумной толпе.

— Не слишком ли грустная песня для подобного мероприятия? — появилась другая сестра; а затем тонкие руки, точно две змеи, обвили его шею, потянув за собой вниз.

— Хей! — высвободившись из цепких объятий, довольно формально поприветствовал он сестру — подобием поцелуя — коснувшись её щеки своей.

Как я ни старался, но имён родственников Майера, припомнить не получалось. Мы пересекались только раз — прошлой весной на презентации альбома группы. Пронзительные голубые глаза сестёр, такие же, как у брата, остались самым ярким и, пожалуй, единственным, воспоминанием от первой встречи. А до того дня я был знаком с ними лишь заочно. Если, конечно, информацию, что они старше Ксавьера и обе замужем, вообще можно назвать «знакомством».

— Добрый вечер! — поздоровался с нами какой-то мужчина, по всей видимости, муж одной из сестёр.

Пожав Майеру руку и хлопнув по спине со словами «скромный подарок от всех нас», он протянул красиво перевязанную коробку, тут же добавив: «Это идея Инес».

— Значит ли это, что открывать его здесь было бы непоправимой ошибкой? — Ксавьер принялся трясти подарок, с любопытством вслушиваясь в шорох, доносящийся изнутри.

— Открой же! Открой! — заверещали сёстры, помогая сорвать блестящую упаковку.

— Вот чёрт, моя старая футболка. — Из-за собственного смущения криво улыбнулся он.

На футболке красовался весьма забавный принт: кучерявый прыщавый ботаник с чёрной звездой вокруг правого глаза, точно как у Пола Стэнли из Kiss, а над головой парнишки надпись на английском: «One day I’m gonna rock».

— Ты надевал её на все рок-концерты, помнишь? — вмешалась сестра. — Смотри, — выхватив вещичку из его рук, принялась она внимательно осматривать выцветшую ткань, очевидно, в поисках какой-то особой отметки, — на спине даже остались автографы!