Жена тьмы (СИ) - Рис Кларисса - Страница 23

— Конечно! Главное, оставить ее в живых, но ведь никто не мешает развлечься, — убежденно заявил второй.

Комната неожиданно наполнилась ярким светом, заставляя меня и Вейна сгорбиться еще сильнее за невысокой спинкой дивана. Впервые я была бы рада увидеть вездесущего Аинора, если бы он только прогнал этих двоих, если бы прервал их замысел, который я не позволяла себе до конца осознать. С ума бы сошла, если бы осознала. Это так странно и в то же время не до конца понятно, что вообще нас всех сейчас ожидает, и к чему мне стоит готовиться. Вполне возможно, что и Вейн мог бы усмирить их, напомнить, в чьем замке они находятся, но как теперь объяснить, почему он прятался? Мы сами загнали себя в ловушку, и выхода из нее не было.

Когда они привели девушку в чувство, та закричала, я со всей силы сжала кулаки, дернулась, порываясь сделать хоть что-то. Ну, не прятаться же, когда эти сволочи измываются над ни в чем неповинным человеком! Она не виновата в том, что однажды попалась на глаза Аинору и теперь была его фавориткой. Вейн удержал меня, дернул за руку, зажал рот ладонью. Одними губами, беззвучно, произнес «не смей». Я вскинула яростный взгляд, пытаясь безмолвно показать, что думаю о его приказе. Он действительно не понимал, что они хотят сделать с несчастной девушкой? Ну, что же, он лежит? Почему не предпримет хоть что-то? Вейн склонился ближе ко мне и почти неслышно прошептал в мое пылающее от гнева ухо:

— Ты погубишь себя, дурочка, — его голос потонул в крике девушки и в треске рвущейся ткани.

Но это все равно было рискованно, мужчины, наверняка, услышали бы, если бы не были так заняты. Их добыча уже почти не кричала, а только тихо всхлипывала, бессвязно бормотала, умоляя, чтобы они ее отпустили и перестали измываться.

Звук удара, сильного и наотмашь, заставил меня вздрогнуть, зажмуриться. Разве сейчас, прячась, я не выставляю себя трусихой? Душу свою не гублю? И как жить потом, день изо дня вспоминая эту проклятую ночь? Я фактически разрываюсь между правильным и нужным.

Дахар медленно убрал ладонь, и я не нашла в себе сил закричать, не сделала ничего, лишь теснее прижалась к нему. Дахар обнял меня, погладил по спине и волосам. Я уже даже зажала уши, но оглушительные крики и стоны продолжали просачиваться в мою реальность. Нас от несчастной девушки отделял лишь диван. Сколько это длилось, я не знала, но с каждой минутой сопротивление жертвы становилось все слабее, а мольбы, срывающиеся с ее губ, все тише. Потом она и вовсе замолчала, тишину нарушал лишь хохот мужчин и их отвратительные комментарии.

— Подохла что ли? — в конце концов, лениво поинтересовался главный.

— Не-е-ет, дышит, — спустя пару секунд пробормотал второй мужчина. — Давай-ка отнесем ее в подвал. Не ровен час, и вправду подохнет, нас по головке не погладят и «спасибо» не скажут. Если только на дальнюю заставу сошлют нести и дальше службу в королевском гарнизоне.

Послышался шорох одежды, погас свет, шаги раздались сначала совсем близко. Вейн напрягся, а я задержала дыхание. Но вскоре дверь скрипуче открылась и с хлопком закрылась. Стало тихо и темно, в объятиях Вейна было тепло и, если бы удалось отвлечься, забыть, если бы я могла найти хоть какой-то выход из этого кошмара.

— Айса! — тихо позвал меня Дахар. — Айса, пошли.

Вейн встал неуклюже, тяжело. Он не показывал, но, наверное, ему тоже сейчас было плохо. По крайней мере, я искренне надеялась, что он не привык к такому. Потом он протянул руку уже мне, помогая подняться на ноги, крепко обнял за талию, наверняка, чувствовал, что я упаду, если не держать. Меня трясло, словно тоненький лист на пронзительном ветру.

Я не помнила, как мы дошли до моей спальни. Все это время я пребывала в каком-то беспамятстве, в ушах шумело, а перед глазами было темным-темно. В комнате Дахар медленно разжал мои судорожно стиснутые пальцы, забрал из-за пояса ритуальный нож. Я туманным взглядом следила за принцем, пока он медленно и бережно уложили меня на кровать.

— Что с ней теперь случится, Дахар? — не веря, покачала головой и прошептала в темноту.

Я не смогла договорить, запустила пальцы в волосы, тяжело вздохнула и почти зарыдала от бессилия и гнетущего чувства в груди. Рыдания душили, слезы презрения к самой себе сдавливали горло. И все произошедшее казалось просто дурным сном, от которого можно легко избавиться, просто открыв глаза и встретив рассвет.

— Ты поступила так, как должна была, — устало пробормотал Вейн.

— Как должна была? — изумленно переспросила я. — Я поступила гнусно, Дахар! Только не говори мне, что ты уже сгнил настолько, что не понимаешь этого!

— Так почему ты не предложила им себя взамен? — зло огрызнулся муж. — Это же ты, Айса, святая! Ты, а не я! Что удивительно, если учесть, что честь и святость у некромантов не в почете. А мне плевать на нее, на тебя, на всех вас — прихвостней моего братца! Если бы вы не лезли…

— Меня тошнит от тебя, Дахар, — прошептала я зло, когда он, наконец-то, выдохся и опустился на мою кровать.

Вейн ничего не ответил, не услышал или просто у него больше не было сил на препирательства. Я медленно, покачиваясь, поднялась и побрела в ванную комнату. Стоило мне только захлопнуть дверь за своей спиной, как меня вырвало. Прошло немало времени прежде, чем мне удалось подойти к раковине. Я набрала в дрожащие ладони холодной воды, сделала несколько судорожных глотков. Стало немного полегче физически, но не морально. Я почти бессознательно умылась, но в комнату не спешила возвращаться. Что, если Дахар все еще там? Я не знала, как общаться с ним сейчас, как встречаться с ним взглядом. С каждой минутой мне казалось, что мои обвинения были необоснованными, а он… В чем-то даже прав. Наверное, моя совесть не так бела, как я думала.

Там, в гостиной, я прижималась к нему, ища защиты, его сердце билось под моими ладонями тревожно и быстро. И не считая того первого, отчаянного порыва, я ведь даже не пыталась помочь. Если бы рядом с ними оказались стражи благородные, но такие же неразумные и стремительные, то я, наверняка, бросилась бы в омут с головой. Но там был Вейн Дахар, и его хладнокровная рассудительность и хитрость, которые не позволяли ему рисковать неоправданно. Он ставил свою жизнь и косвенно мою жизнь выше, чем честь фаворитки короля.

Я потерла щеки, пытаясь прогнать с лица мертвенную бледность. Знал ли Аинор, на что посылает меня? Неужто считал, что я и вправду справлюсь? Ну, тогда он явно переоценивал мои способности. Я обычная трусиха. Когда я все же вернулась в комнату, Дахар все еще был там. Сидел на подоконнике на моем месте, прижавшись лбом к стеклу. Если ему было плевать, как он утверждал, так почему же он не ушел? Почему не спит спокойно в своей комнате, а ждет меня здесь? Я так хотела это знать, но не решилась бы спросить. Это опасно, урок я усвоила с первого раза, и в повторении не нуждалась. Даже если от него сладко и горько одновременно.

— Они убьют ее? — тихо спросила я, проглатывая комок в горле.

— Наверное, — неопределенно пожал плечами Дахар.

— Я должна что-то предпринять, — всхлипнув, едва могла говорить. — Нельзя же так сидеть.

— Тебе стоит просто смириться, что не все в твоих силах, Айса. Ты можешь написать старикам в Совет, хотя в глубине души понимаешь, что это не поможет. Одна жизнь ради торжества добра — разве это большая цена? — хмыкнул Вейн. — А еще можешь спуститься в подвал и попытаться героически спасти несчастную, но тогда, милая моя жена, я умываю руки.

Мне было нечего на это ответить. В голове крутились какие-то возможные варианты, но все они были так глупы, так безрассудны и отчаянны, что не стояли даже внимания. Если я сейчас погибну, то даже не попрощаусь толком ни с кем. В моей жизни больше ничего не будет! Я присела на краешек кровати и нажала на воспаленные веки пальцами. Заснуть бы сейчас и проснуться уже после всего этого кошмара.

Коронация. В этом году этот праздник имел особый смысл, будто некий рубеж, определяющий всю дальнейшую судьбу. И если еще совсем недавно я неистово ждала этого дня, считая, что он ознаменует мое возвращение в реальный мир, то сейчас скорое приближение роковой даты пугало сильнее, чем знакомство с матушкой. Мне больше не удавалось убедить себя, что приказ короля — это простая угроза и поводок, за который меня держат в стенах этого дома. Продиктованный его странным беспокойством о судьбе и благополучии страны и народа.