Рай тебя не спасёт (СИ) - Жнец Анна - Страница 46

— Сестра моя, это не просто сильный ветер, — прошептала Маир. — Это смерть.

С младенцем на руках Маир шла сквозь лес к резервации мужчин у границы купола. Ребёнок проснулся и смотрел на ведьму испуганными глазами, боясь не то что плакать — даже моргать. Маленькая ручка нерешительно потянулась к Маир, сжала в кулачке седую прядь и не отпускала всю дорогу.

Среди вековых сосен были разбросаны десятки палаток-конусов: каркасы из шестов, сверху — сыромятные шкуры, сшитые в единое полотно, концы которого скреплялись деревянными палочками. Ведьмы не вмешивались в жизнь поселения, изредка кидая подачки в виде отрезов ткани для одежды или металлических безделушек, из которых потом ковали оружие. Если женщины черпали силу из земли и деревьев, из растений и родниковой воды, из демонической крови и собственной магии, то мужчины их расы были вынуждены добывать еду, слабые и уязвимые, как люди. Они и жили-то совсем не долго — каких-то 700–800 лет. И могли умереть от простой воспалившейся царапины.

Часть поселенцев возделывала землю в узких прогалинах между стволами, другие — плели рыболовные сети, сидя рядом со своими жилищами, точили ножи и наконечники стрел к охоте. Заметив Маир, идущую по лагерю, мужчины оставляли работу и подобострастно склоняли головы. Для них ведьмы были жестокими божествами, к которым обращались за помощью раненые охотники и больные, горящие в лихорадке.

Ребёнок на руках колдуньи заплакал, и Маир с облегчением передала его вождю. Когда-то точно так же она принесла в резервацию и его, кричащего, появившегося на свет раньше срока. Длинные волосы старика побелели, лицо, выдубленное ветрами, избороздили морщины, но Маир помнила главаря сильным и молодым. В прошлом его крепкое тело дарило ей наслаждение. Теперь же взгляд колдуньи обратился в сторону юноши, что стоял у хижины за спиной вождя и разделывал тушку убитого зайца. Пища смертных была омерзительна, а молодой мужчина — красив. Светлые волосы с пшеничным отливом, нежная кожа, широкий разворот плеч. Лет сто, не больше. Если уж она пришла сюда, почему бы и нет? В конце концов, ей действительно требовалось отвлечься от проблем.

Проследив за взглядом Маир, старик напрягся и с тревогой посмотрел на юношу за своей спиной. Тот, заметив ведьму, сжался и отвёл глаза. На его шее уродливыми кляксами чернели синяки. Возможно, вождь был отцом парня, а возможно — нет. Когда в поселение приносили младенца, никто не знал, чей это сын, — ведьмы не говорили, спрашивать мужчины боялись — оставалось только догадываться, но многие привязывались к воспитанникам, как к собственным детям. Неудивительно, что старик волновался. Некоторые её сёстры, юные, неопытные, те, кто занимали нижние ступени иерархии, отличались жестокостью, но самой Маир давно не надо было самоутверждаться за чужой счёт.

— Я его не обижу, — сказала колдунья, — не тревожься. Подготовь его для меня. Ты знаешь, как.

Она отвернулась к воде, мерцающей за деревьями, как вдруг…

— Аэлу остался снаружи, — ударило в спину, — не вернулся с охоты. Когда ураган закончится?

Маир остановилась и закрыла глаза.

Аэлу. Сын Ивонны. Пятьдесят лет прошло, а она до сих пор помнит тот шок, который испытала, застав Ивонну под раскидистой ивой, кормящую наворождённого сына грудью. Она кормила грудью. Сына. Тогда Маир остолбенела, не в силах поверить глазам, а потом отругала себя за то, что не успела справиться с эмоциями. О Первая Тёмная, какая удача, что Ивонна, занятая младенцем, не заметила замешательства сестры. Вдруг бы она решила, что Маир её порицает?

«Я не понимаю этого, — подумала ведьма, глядя на крохотные пальчики, покоящиеся на материнской груди. — Но это не моё дело».

Маир тихо приблизилась к сидящей под ивой ведьме. Ивонна подняла голову, и на мгновение в зелёных глазах сверкнул вызов, будто она на самом деле боялась, что её осудят. Как она могла такое предположить? Как могла подумать о Маир и сёстрах так плохо? Седая чародейка почувствовала себя оскорблённой.

Позже, в Грозовой башне, она встретила Дэа и по выражению лица поняла: ведьма тоже была у целебной воды, возможно, видела ту же картину — Ивонна с оголённой грудью, кормящая ребёнка, мальчика, своим молоком. Не магией, как это делали другие. Не молоком диких коз. Своим. Собой. И ведь это была даже не дочь! Ведьмы переглянулись. Они думали об одном и том же, но старательно делали вид, что ничего не случилось. Ни в этот день, ни на следующий, ни разу за пятьдесят лет о ребёнке Ивонны не прозвучало ни слова: кто они такие, чтобы обсуждать выбор сестры.

Теперь Аэлу мёртв. Остался за куполом, там, где ураганный ветер кружил в воздухе дохлых птиц и поваленные деревья. Маир была глубоко безразлична судьба мальчишки, но Ивонна — одна из них. Что она ей скажет? Как сообщит о трагедии?

За спиной хрустнула ветка. Ведьма обернулась. Тот, кого она выбрала, нерешительно застыл рядом с чахлым кедром. Вождь помог ему подготовиться: тело было гладко выбрито, волосы — вымыты и уложены. Одежду сменили. На такую же старую, зашитую, но чистую и скрывающую синяки на горле. На запястье юноши сверкал золотой браслет, который Маир подарила вождю во время одной из встреч.

Повинуясь безмолвному жесту, мужчина приблизился, скинул одежду, медля и путаясь в нехитрых завязках. В глаза бросились свежие царапины на плечах и рубец под правой ключицей, но этот — иного рода, полученный на охоте. Маир отвернулась. Ураган за дымкой купала набирал обороты. Глядя на небо, чёрное от грозовых туч, ведьма чувствовала, как старый ожог на лице ноет фантомной болью. Ивонна. Демоны. Купол. Маир тяжело опустилась на поваленное дерево и закрыла руками глаза.

— Уходи, — глухо прошептал она обнажённому юноше. — Убирайся.

Как только демоны поднялись в воздух, Аилин убрала купол — и красные воды сомкнулись над городом, поглотив его жителей. Миг — и от Ордена, существовавшего миллиарды лет, более древнего, чем звёзды в галактиках, не осталось даже напоминания. Глядя вниз, на океан лавы, было невозможно догадаться, что здесь погребена легендарная ангельская империя — рай. Мысль, что Орден исчез, не укладывалась в голове. Аилин погибла, пожертвовав своими адептами и заключёнными душами, не имевшими права выбора. Погибла за секунду. По собственной воле. Считая, что ни ангелам, ни демонам нет места в новой, меняющейся реальности. Что таков глубинный замысел Света и Тьмы.

Ангелы перестали существовать как вид — абсурд, нелепость! Их гибель, внезапная и трагическая, подействовала на всех одинаково угнетающе. Снова чёрные крылья заслонили небо от края до края. Снова мы пытались обогнать апокалипсис, скитались по миру в поисках безопасного места. А ведь недавно у меня был дом. Потеря ощущалась ноющей болью в сердце. Может, Аилин права и наше время истекло? И это отчаянное бегство похоже на трепыхания мухи, пойманной в банку? Вдруг спасения нет и мы, как эта муха, неистово бьющаяся в стекло, не понимаем, что обречены? Как бы то ни было, я должен защитить свою пару.

Ева дремала у меня на плече — и я забывал о проблемах, поднимался над страхом и паникой: спящая Ева и Ева, бодрствующая, отличались как день и ночь. Последняя никогда не позволяла себе расслабиться в моих объятиях, не прижималась так, словно искала защиты, всегда сосредоточенная, напряжённая, готовая отразить удар. Ева, опустившая голову мне на плечо, согревающая дыханием шею, была другой. Такая Ева позволяла надежде угнездиться в сердце, поверить: точка невозврата ещё не пройдена.

Бесконечный полёт был наполнен ощущением обречённости и мучительными сомнениями: никто не знал, как встретят нас ведьмы. Маир не отличалась жестокостью, но интересы своей расы ставила выше законов нравственности. Никогда демоны не были столь уязвимы. Мы летели в неизвестность, надеясь на лучшее.

А впереди нас ждало новое испытание.

Чтобы пробиться сквозь кольцо извергающихся вулканов, пришлось сделать круг. Из кратеров валил дым и с рёвом вырывались столбы огня, разбрызгивая кипящую лаву. Фонтаны пламени поднимались на километр. Раскалённые реки текли по склонам гор. В разломах шипела и бурлила готовая излиться магма. Вокруг вулканов набухали облака чёрного пепла. Пролететь сквозь газовую шапку было невозможно: в лицо бил ошеломляющий жар, на коже вздувались волдыри, а лёгкие забивало гарью.