В обьятиях Февраля! (СИ) - Михаль Татьяна - Страница 6

— Кто посмел впустить в мой дом Вьюгу? — раздался сердитый мужской голос, от которого по моему итак дрожащему телу, пробежала судорога удовольствия.

Этот голос я запомню навсегда и смогу узнать из тысячи… нет, из миллионов голосов!

Вернулся хозяин собственной персоной — господин Февраль.

— Гав! Гав! — пёс выскочил из моих слабых рук и кинулся к мужчине, радостно виляя хвостом.

Я медленно обернулась, обнимая себя за плечи.

— О-о-о… — вылетело из моих губ.

Судя по лицу, Февраль был очень зол.

Он одной рукой удерживал Вьюгу за горло (она приняла вид несчастной девушки и её как будто схватили за тоненькую шейку) и извивалась, пытаясь вырваться. Но всё тщётно.

— Ты! — указал он на меня тростью, которую держал в другой руке. — Вместо порядка, ты разрушила мой дом!

— П… п… прос… с… стите, пож… жалуйста, — еле выговорила извинение замёрзшими губами. Зубы отбивали дробь. — Я всё исправлю…

— Вон из моего дома, — проговорил он зловеще, сузив свои синие глаза.

— Господин! Господин!

— Не ругайте Киру, позялюйста!

— Она не виновата!

— Это всё мы!

— Мы придюмяли!

— Нас наказите!

— Кира хорёсяя!

— Мы скязяли, сьто Вьюга помозет Кире с уборкой!

— Мы не дюмали, сьто всё так выйдет!

— Не прогоняйте её, господин!

— Позялюйста!

— У неё есть колбаса!

Малышки выбрались из снега, которым их засыпала Вьюга и бесстрашно стали просить за меня своего господина.

Февраль поднял вверх руку, в которой зажимал трость. Я испугалась за сильфид, что Февраль сейчас что-то сделает им плохое и без раздумий кинулась на защиту малышек.

— Не смейте их трогать! — крикнула я и вцепилась в его руку.

Февраль удивлённо на меня посмотрел.

— Я не собирался ничего делать сильфидам, Кира, — ответил Февраль. — Если не отпустите мою руку, то я не смогу зажечь камин.

— Ох… Простите… Я просто подумала… — расцепила свои пальцы и позволила Февралю взмахом руки зажечь камин.

— Кира-а-а!

— Ты хотела няс защитить!

След. часть

— Ты такая хоросяя!

— Гав! Гав! Гав!

Сильфиды облепили меня, обнимая своими крошечными ручками.

Февраль, тем временем, открыл одно из окон и сердито прошептал Вьюге:

— Твоё место в лесу, а не в моём доме. Запомни и больше никогда не смей сюда входить.

— У-у-у-у-о-о-о-у-у-у, — пропела грустно Вьюга.

Февраль отпустил её и потом закрыл окно.

— Я надеюсь, ты не допустила Вьюгу дальше этой комнаты?

Переглянулась с перепуганными сильфидами, а потом извиняюще улыбнулась мужчине.

— Простите…

Глава 5

Хвостиком вместе с сильфидами и моим четвероногим другом, следовала за Февралём. И я озадаченно наблюдала, как он при помощи своей трости и магии, виртуозно возвращает комнату за комнатой в прежний идеальный вид.

Блеск, чистота, всё становилось новым, даже запах менялся! Словно вот в этой малой гостиной только что выложили новенький паркет и повесили новые отутюженные тяжёлые шторы. В моей спальне мебель вкусно пахла свежесрубленным деревом, а также свежестью и чистотой постельного белья.

Февраль молча, без каких-либо объяснений возвращал своему дому прежний прекрасный лик.

Я только одного понять не могла, а какого чёрта он тогда маялся ерундой и уже давно не приводил свой дом в порядок? Тем более, ему требовался всего один-единственный взмах руки. Загадка…

Спустя пару часов, когда мы обошли абсолютно весь дом, сильфиды уже зевали от скуки, а пёс остался в моей комнате отдыхать, мы остановились у последней комнаты.

Февраль повернулся ко мне и сказал:

— Это музыкальная гостиная.

Кивнула ему. Я знала, что это за комната, потому что не так давно сама обошла и изучила весь дом.

В этой комнате несчастными развалинами стояли укрытые истлевшими покрывалами музыкальные инструменты — когда-то гордый рояль и стройная арфа.

Гостиная была увешана зеркалами от пола до потолка, которые, наверное, в давние времена, отражали блеск тысячи свечей, нарядных гостей, приветливых хозяев дома. Они танцевали здесь, пели и музицировали.

Красивая была гостиная. И мне до одури хотелось, чтобы Февраль вернул ей прежний вид, особенно этому чёрному гиганту. Мои пальцы так и зудели прикоснуться к гладким клавишам инструмента и наполнить комнату чарующими звуками музыки.

Мне кажется, Февраль любил музыку…

Мужчина долго ходил по комнате, застывал у зеркал, и казалось, он погружался в воспоминания.

Я не мешала ему, а лишь стояла на входе и внимательно следила за тем, как тоска и грусть на его лице сменялись светлой печалью.

Потом он посмотрел на меня всё с той же грустью и, взмахом руки, музыкальная комната, как и все предыдущие, начала преображаться.

Гостиную озарили зажжённые свечи. Они отражались маленькими солнышками в зеркалах.

Вся комната будто восставала из гор пыли, возраждалась из груды трухлявых досок, менялась, молодела. Она будто вдыхала полной грудью чистый уже воздух и стряхивала со своих невидимых плеч тяжёлый груз тлена и застывшего времени.

И вот, король этой гостиной снова гордо стоит в центре и зовёт, зовёт… Глянцевая поверхность чёрного рояля меня так и манила к себе.

Мне казалось, будто роялю безумно хотелось снова зазвучать, заговорить… Ведь для любого инструмента нет ничего хуже, чем жить без музыки…

На негнущихся ногах я приблизилась к этому чёрному великолепию и с настоящим благоговением посмотрела на мужчину.

— Можно?

— Ты играешь? — удивился Февраль.

Расплылась в счастливой улыбке.

— Да… Музыка — это моя любовь и страсть.

— Тогда удиви меня, — произнёс Февраль и с грацией аристократа опустился в одно из кресел.

Я с восторгом провела кончиками пальцев по гладкой и прохладной поверхности инструмента. Потом медленно открыла крышку и улыбнулась ещё шире, когда увидела чёрно-белые клавиши.

Я опустилась на стул, прикрыла на мгновение глаза, набрала в лёгкие воздуха и на выдохе, мои пальцы коснулись прохладных клавиш.

Гостиная наполнилась звуками музыки. Они то взлетали вверх, то стремительно падали вниз, истаивая и угаясая, но неожиданно снова набирали высоту и плотность…

Я отдалась музыке, душой сплетаясь с ней, как ветер встречается с дождём или пушистым снегом.

Музыка уносила меня в бесконечность. Мир словно обретал новые краски, что струились в тон чудесным нотам.

И сам рояль переполняли эмоции и ноты, взятые мной, они звучали чисто и громко. Рояль истосковался, измучился, а сейчас он радостно пел и плакал от счастья, вновь ощущая себя живым.

Мелодия подходила к завершению, звуки начали стихать и наконец, наступила тишина.

Я открыла глаза и с удивлением обнаружила сильфид сидящих на крышке рояля.

Малышки завороженно на меня глядели, а по их тонким личикам стекали крошечные бусинки слёз.

— Ки-и-ра-а-а! Это было так прекрясьно!

— Ты настоясяя волсебница!

— Позялюйста, поиграй есё, оцень-оцень просю!

— Согласен, это было… прекрасно, — раздался голос Февраля.

Я посмотрела на мужчину и мне показалось будто он… немного помолодел?

Тряхнула головой, но нет, он действительно стал выглядеть лучше и моложе! Неужели, это всё музыка?

Улыбнулась благодарным слушателям и спросила у Февраля:

— Хотите ещё послушать?

— Если тебе не трудно, — ответил он, впервые улыбнувшись в ответ.

Февралю шла улыбка. Ему обязательно нужно улыбаться, потому что его лицо преображается и становится таким… родным и близким.

Подмигнула сильфидам, а потом мои пальцы вновь запорхали над клавишами рояля.

— Мне понравилось твоя игра, маленькая Кира, — сказал вдруг Февраль.

Он назвал меня по имени и зачем-то добавил «маленькая».