Лорд (СИ) - Баковец Михаил - Страница 38

— Да я не в укор тебе сказал, Киррлис, — слегка улыбнулся мой собеседник. Он проколол палец острием иголки на значке-амулете, потом пораненный палец прижал к кольцу, оставив там кровавую отметину. — Уже можно надевать?

— Да.

— Хм, я свою руку вижу, — он поднял взгляд на меня.

— На, посмотри на себя, — я опять дал ему зеркало и пока он любовался в нём на себя, пояснил. — Ты и будешь её видеть, а вот для других ты останешься прежним калекой в возрасте. Раз в месяц приходи ко мне, чтобы я перезаряжал амулеты.

— То есть, их на месяц хватит?

— Больше, недель на пять с половиной или шесть. Но лучше не тянуть до конца и не рисковать. А теперь, пошли в лагерь, там я тебе дам ещё одну полезную вещь.

Преображение Тишина почти не удивило Прохора и его внучку. То ли собственное излечение и омоложение у них «съели» сильные эмоции подобного толка, то ли так привыкли видеть магию вокруг себя, что уже ничем их не пронять. По крайней мере, не пронять тем, с чем уже сталкивались.

— Держи, — в лагере я вручил ему ещё одно кольцо или даже перстень, так как амулет был куда массивнее, чем маскировочное кольцо, подаренное ранее в лесу. — Смотри, вот здесь есть зазубрина вверху под пластинкой. Крышка держится на смоле, поэтому её сковырнуть легко. После этого нужно оцарапать себя до крови об этот шип. Как только твоя кровь попадёт на перстень, так сразу же станешь невидим для окружающих. Амулет будет действовать минут семь-восемь, так что постарайся за это время уйти как можно дальше от врагов. Это на самый крайний случай, если тебя раскроют и придётся срочно бежать.

— Спасибо, — от души поблагодарил он меня, принимая амулет.

— А ещё у Прохора возьми империалов с десяток. — Старые уже потратил?

— Половину всего. Мне немцы паёк неплохой выдают и платят кое-какое жалование.

— Всё равно возьми, лишними не будут. Прохор, слышал? — я повернулся к старику.

— Да уж слышал, чай не глухой. Дам я ему золотишка, мне не жалко, всё равно оно не моё, — отозвался тот.

*****

Начало октября.

Прохор с Машей в последних числах уходящего сентября покидали лагерь и ходили за продуктами — питаться только плодами пищевого древа было скучно и пресно — и солью в деревни в сторону дороги Лепель-Полоцк. У каждого был маскировочный амулет, плюс, защитный, плюс два боевых одноразовых: с огненным шаром и стрелами Диррона. Для посторонних они выглядели дряхлыми дедом и бабкой в обносках. Ну, а чтобы внешний вид не контрастировал с золотыми червонцами, которыми планировалось расплачиваться за вещи, Прохор снимал амулет-личину, переодевался и шёл к торговцам. С собой мои помощники принесли не только сало, муку, соль и мыло, но и кучу новостей вместе с немецкими газетами на русском языке и языке оккупантов. Информация несколько отличалась в них, но кое-какие моменты друг друга копировали. Так во всех изданиях было написано, что девятнадцатого сентября немцы полностью захватили Киев, что Ленинград взят в стальную блокаду и планомерно уничтожается самолётами и артиллерией, что немецкие части подошли к Москве очень близко и рассматривают крыши высоких зданий в бинокли. Там было ещё о захваченных пленных красноармейцах, в том числе и генералах, уничтоженных советских танках в различных операциях, про «котлы», куда попали целые армии, чьи солдаты сдаются на милость немцам. Нечёткие чёрно-белые фотографии на плохой бумаге показывали многотысячные колонны пленников и десятки разбитых танков на полях сражений. В одной из газет-листовок и вовсе была статья о том, как передовые немецкие подразделения заняли московскую окраину почти без боя, а часть местных жителей встречали их с хлебом и солью. Под этой статьёй была фотография этой встречи, плохого качества и без привязки к достопримечательностям. Прохор ещё сказал мне, что таких домов и улиц в каждом городе «по пучку» и потому веры в такое заявление у него нет.

Эти новости ввели Машу в чёрную меланхолию. После возвращения она целый день пролежала в своём шалаше. На следующий день девушка была раздражительная, поругалась с феями, с которыми до этого любила шутить и болтать на разные темы, испортила перловую кашу с мясом, что оказалась пересоленой и подгоревшей.

Я бы помог бы ей, успокоил, но как? Не умел я вести душевные беседы и находить нужные слова. Моё детство прошло среди тех, кого можно назвать волчатами и шакалятами, среди которых показать свою слабость — навсегда опуститься на дно, став прислугой среди таких же, как ты. Юность провёл учеником у мага и служкой в академии. Там тоже негде и некогда было научиться разбираться в человеческой (тем более в женской, и не только человеческой) душе. Потоптавшись рядом с ней, попытавшись поговорить и услышав в свой адрес несколько нелестных реплик, я сам вспылил и ушёл заниматься своими делами, которых у меня было выше головы. Пусть её Прохор успокаивает.

Ещё стоит сказать про то, что дед с внучкой рассказали о введении немцами специальных пропусков для перемещения по волостям и районам. Без этого пропуска могли убить на месте и гарантированно забирали в тюрьму, откуда мало кто возвращался. Они дважды чудом избежали проверки. Один раз заплатили местной женщине за то, чтобы она назвали их своими родителями. Во втором случае старик с девушкой скрылись в лесу, убив магией трёх полицейских и двух немцев, остановивших их на дороге на обратном пути. Теперь мне придётся дополнить комплект амулетов помощников ещё и ментальными поделками, чтобы вводить в заблуждение проверяющих врагов. Ведь не всегда найдётся сердобольный человек, а врагов окажется мало.

— Киррлис, — ко мне подошёл Прохор.

— Что тебе, что-то случилось? — спросил я, не поворачивая головы и не отрываясь от выведения рун на очередном орихалковом амулете.

— Можно и так сказать.

Я с сожалением оставил работу и повернулся к нему.

— Рассказывай.

— Да что тут рассказывать, — замялся он, — будто сам не видишь, что вокруг происходит.

— Ты про Машу? — уточнил я.

— И про неё, и про мир в целом. А ещё и про нас…

В своей пространной продолжительной речи он предложил совершить очередной налёт на немцев. Так, мол, мы убьём сразу несколько зайцев. Во-первых, нанесем урон врагам. Во-вторых, сумеем набрать трофеев, тех же палаток, а то в шалашах уже некомфортно жить в связи с наступающими холодами и дождями. В-третьих, скорее всего, это поможет его внучке сбросить меланхолию и отчаяние. Он привёл ещё несколько пунктов, но эти три были самыми главными. Во время путешествия по деревням с внучкой, они узнали достаточно, чтобы подобрать место для будущей акции. Прохор сообщил, что недалеко от Полоцка, южнее города между деревнями Тросно и Семянец немцы устроили ремонтную мастерскую на месте бывшей крупной МТО — мастерская технического облуживания. По собранным слухам там живут и работают свыше сотни немцев, которым под страхом смерти помогают пленные красноармейцы и местные жители. Немного дальше и юго-западнее от города между населёнными пунктами Фариново и Кутняны стоит крупный гарнизон, охраняющий деревянный мост через реку и патрулирующий железную дорогу, проходящую в нескольких сотнях метрах, где тоже имелся мост. Куда ближе к нам в Ушачах немцы устроили гетто для евреев, в которое согнали представителей этой национальности со всех ближайших населённых пунктов. Там тоже имелся небольшой гарнизон немцев, который поддерживала группа полицейских из предателей с бургомистром из местных жителей. Прохор предлагал одних перебить, вторых выпустить и подать всё это, как месть за издевательства над еврейским населением. Мол, тогда оккупанты не станут сильно третировать белорусов, посчитав, что те ни при чём. К евреям у него было отношение так-сяк, не то что бы не любил их, но часто ругал за жадность и непманские замашки. Вспомнил, как дважды его ободрали, как липку представители этого народа, когда ему срочно требовалось купить хлеба для голодающих родных. Тогда ему пришлось отдать всё лишь за полмешка зерна. И хотя среди белорусов тоже хватает выжиг и гадов (достаточно вспомнить полицейских, которые сейчас служат оккупантам), но именно евреи у Прохора оставили в памяти самый грубый шрам и вызывали раздражение. Но и бросать их не хотел, так как немцы с ними расправлялись самыми жестокими способами, действуя во сто крат хуже, чем с русскими и белорусами.