Рассвет и закат (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 32

В процессе расспросов ее успели угостить чаем, больше похожим на отвар из веника (полезный, зеленый, его в программе "Здоровый образ жизни" рекомендовали), пирожками – действительно вкусными и вареньем из вишни с кусочками грецкого ореха, засунутыми внутри ягод. Ирина слопала две розетки, потом силой заставила себя оторваться от вкуснятины.

Совесть иметь надо! А не жрать тут в три горла… но как же вкусно! Уммм!

Бабушки одобрительно усмехались. Они-то знали народную мудрость – мужчины не собаки. И кости их не прельщают. Мало того, любого настоящего мужчину надо кормить. Вкусно и разнообразно. А какая тут кормежка, если ты всю жизнь на диетах?

Если в холодильнике мышь померла с горя, обожравшись салата? Зеленого.

Это неправильно. Но в последнее время что-то подобное льется с экранов телевизоров потоками и реками. Так что Ирина, которая не отказывала себе ни в чем, вызвала у бабушек здоровое умиление.

Кушает детка. Хорошо кушает. Это правильно.

И сведения полились водопадом – только бы хватило памяти на диктофоне. Ирина намеревалась сохранить все разговоры – вдруг да пригодится.

А конкретно об одной семье….

Оболовы.

Изначально там была одна Динка. С родителями, конечно. Потом замуж вышла, родители померли, сначала мать сгорела от рака, потом запил и убрался отец, потом Динка родила дочку – Алину, а потом у нее муж помер. Разбился на машине.

Понятное дело, у бабы всю резьбу сорвало напрочь. Столько бед да на одну голову, да за небольшой промежуток времени. Кого хочешь сломает!

И Дина начала бегать в церковь.

Где уж она откопала этого своего Савелия – кто его знает? Вроде как в храме какие-то бабки и свели. Но стали они жить вместе, вроде, как повенчались, но кто там их знает? На свадьбу они точно никого не приглашали. Явился в один ужасный день в Динкину жизнь этот Савелий и начал все строить под себя. Вот и получился за несколько лет из нормальной женщины ужас кромешный. Ладно, поуродовала она себя капитально. Как выразилась одна из бабушек – ходячая импотенция.

Но ведь и Алинке доставалось!

Девчонка в самой поре, ей бы погулять, с парнями повстречаться, а мать никуда, кроме церкви ее не пускает, а последнее время и вообще куда-то услала…

И Савка ее, волком так и смотрит, хоть ты его иконой по лбу лупась, от дурного-то глаза.

Давно?

Да уж месяца три-четыре, как Алинка уехала. И когда возвращаться будет – неясно. Дина говорила, вроде как она там замуж собралась выходить… нет, неизвестно ничего. Сейчас, чай, не старые времена, тогда бы мигом заставили предъявить девчонку, а сейчас – что? Толканет этот Савка вот так, и готовь гроб. Здоровущий бугай!

Даром, что верующий… вот грех-то и отмолит! Сам пришибет, сам отпоет… тьфу!

Ленина и Сталина на него нету! И коммунизьма впридачу! Уж тогда бы – да!

Ирина выслушала – и отправилась в участок. Ей требовалась написать чертову кучу рапортов и кое-что организовать.

И предстояло все это вытряхнуть из начальства. А оно, в смысле начальство, суровое, и доводы типа: "я уверена, это он!", "копчиком чую" и "гадиной буду" принимает плохо. Ему недоверчивым быть положено. Так что Ирина предчувствовала весьма и весьма нелегкий день.

А что делать?

Что делать – ясно. Кому делать – тоже ясно. Вот как и когда это будет сделано…

Ну, выносите, силы ведьминские!

– Иван Петрович, гадиной буду!!!

– Будешь.

– Я уверена, это он! Они!

– Основания у тебя какие? Кроме хвоста и чешуи?

Разговор шел ровно так, как Ирина и предполагала.

Начальству-то она и доложила, и рассказала, и исповедалась по всей форме. Так и так, нашла, подозреваю, хорошо бы проверить. И вообще – попой чую! Это – ОН!

Начальство честно сказало, что при таком раскладе они мигом окажутся в чувствующем месте. Всем участком. Ибо – не аргумент.

Прокуратуре ты что скажешь? Насчет проктологической чувствительности?

Неубедительно.

– Нет у меня оснований.

– Ну и что ты от меня хочешь?

Ирина мило улыбнулась. Этакой коброй…

– А признание подонка будет считаться основанием?

– Будет. Но ты учти, он, как признался – так и откажется.

– А если тело Алины найдем?

Иван Петрович медленно кивнул.

– Это бы и вовсе замечательно было. Но как?

– Давить буду, – честно призналась Ирина. – Как таракана тапком. И мне нужна ваша помощь. Только быстро. Сегодня и сейчас, а лучше вчера и утром.

– Лейтенант, а совесть у тебя есть? – обреченно поинтересовалось начальство.

– Конечно, есть! Моя совесть в вашем сейфе лежит!

– Сходи и возьми.

– Так точно. Сходить и возьми. До – или после трупа Алины Оболовой?

– После – смирился начальник. – Ну, так что ты придумала?

Ирина улыбнулась. Весело и хищно. И принялась излагать свой план. Может, и не идеальный, но имеющий право на воплощение в реальности.

– Добрый день, – Ирина что есть сил изображала смущение. Получалось плохо, ну так и критики не бог весть какие – Савелий Батькович, собственной персоной.

– Виделись уже, – буркнул мужчина.

– Виделись. Просто тут тело девушки нашли, вот, может быть, это ваша Алина?

Мужчина напрягся так, что, казалось, сейчас кинется. Но – нет.

Не полный же он дурак. Смирился, выдохнул.

– А от меня что надо?

– Может, съездите, попробуете опознать?

– Вот еще… может, это и не она?

Ирина примерно и ожидала такой реакции. И развела руками.

– Ну, тут уж… ваша падчерица – блондинка?

– Брюнетка, – с видимым облегчением отозвался мужчина, на глазах становясь дружелюбнее. – Да вы проходите, чего в дверях-то стоять?

Ирина тоже улыбнулась. Хотя куда с большим удовольствием прокляла бы скота так, чтобы до смерти на четырех костях ползал. И то – только до коробки с памперсами.

– Спасибо. Сами понимаете, работа у нас такая, не побегаешь…

– Собачья работа.

– Церберская, – подсказала Ирина. Но поняла, что в греческой мифологии оппонент не силен и махнула рукой. – Сторожим закон и порядок, чтобы не сперли.

Савелий окончательно расслабился.

– Нет. Алинка темненькая была.

Угу. Была.

Ирина не стала ловить негодяя на слове. Вместо этого она еще раз улыбнулась.

– А может, у вас что-то вроде фотографии есть? Чтобы не бегать каждый раз, мало ли что? Мало ли кто? Время сейчас такое, неопознанные трупы не редкость…

Савелий кивнул.

– Есть несколько снимков.

– Поделитесь? Я к нам в компьютер загоню… нет-нет, не надо подавать заявление или что-то писать, – махнула рукой девушка, видя, что собеседник опять напрягается. – Даже к нам приходить не надо. Просто если она где-то всплывет, будем знать, к кому обращаться. Мало ли что? Мало ли где? Может, она в другом городе объявится или еще как в картотеку попадет?

Савелий закивал.

– Все может быть. Сейчас, альбом принесу.

Ирина осталась одна в гостиной. Она знала, что в доме есть еще люди. Здесь же Дина, здесь остальные дети, но к ней никто не вышел. Сидят, как мыши.

Да что ж это такое?

Где грань между послушанием – и жертвой?

Нет ответа.

Савелий быстро вернулся, протягивая Ирине фотографию. Девушка вгляделась.

Да, Алина была хороша собой. Черт побери!

В видении Алина была вся измученная от страха и боли, с искаженным лицом, потом мертвая – там не поймешь. В таких обстоятельствах красивой не будешь.

А вот на фотографии Ирине дерзко улыбался этакий озорной чертенок. Большие темные глаза, темные волосы, вздернутый носик… хороша!

И такую красоту эта мразь сломала об колено?

И убила… это ведь убийство, как ни крути.

Внешне Ирина оставалась – само дружелюбие. И мило улыбалась, представляя, как перегрызает подонку горло.

– Савелий…

– Венедиктович.