Любимая учительница (СИ) - Зайцева Мария - Страница 28

Так же, как и под друга его, приятеля армейского… Давида.

Жестокого варвара, захватчика. Такие звери, наверно, летели в прежние времена, конной лавой охватывали поселки, утаскивали понравившихся женщин в седла, не спрашивая, не слушая криков, не желая брать выкупа от родни.

Огромный, массивный, но удивительно легкий на подъем. Вот, наверно, неожиданность для его противников — эта его подвижность ртутная.

Я вспомнила, как он утром в одно неуловимое движение рядом со мной оказался, как практически подчинил. Не касаясь. Одним только взглядлом, темным, разбойным. Какой он твердый, жесткий, властный.

Удивительно они с Глебом дополняли друг друга. Развратно-веселый вихрь, и основательно-мощная глыба. Вместе — непреодолимая, несокрушимая сила. Невозможно противостоять. Сопротивляться.

Только бежать.

Или сделать так, чтоб сами оставили. Это лучше всего. Чтоб забыли. Передумали брать.

Это же всем лучше! Для всех!

Для меня они — погибель. Если они все же проявят настойчивость… Я не устою, это уже понятно. Не надо строить иллюзий. Я поддамся. И погибну.

Потому что, если узнают, а правда все равно выплывет наружу, то не будет у меня больше ни одного шанса на будущее. Юрик, конечно, не отвернется. Но моя распланированная, с таким трудом выстроенная жизнь, моя любимая работа, моя репутация, в конце концов!

Будь я чуть попроще, полегкомысленнее, то, может, и наплевала бы на это. В конце концов, всегда можно устроиться не по специальности…

Но вот не повезло мне. Не попроще я. Нисколько. И слишком много работала для того, чтоб иметь то, что есть у меня сейчас.

И не надо говорить, что все восстановимо, что надо работать, что надо идти вперед. Что одна ошибка — это еще не вся жизнь.

Слишком много у меня перед глазами примеров того, куда попадали такие девочки, как я. Отказники. Детдомовцы. С живыми родителями-наркоманами. Мои одноклассницы, девочки, с которыми я жила в одной комнате… Я знаю, где они сейчас. И я туда не хочу. И в тот город я не вернусь. Никогда.

То, что я чувствую, ощущаю… Те эмоции, что разбудили во мне парни… Это разрушение. Просто конец для меня, как для человека, для личности. Поэтому им не место в моей жизни. Все очень просто. Теперь бы до моих любовников это донести.

Я уже собиралась уходить, когда услышала тихий голос, молящие интонации которого показались слишком уж неподходящими для этого места.

Пошла на звук и вскоре увидела источник.

Вернее, сначала увидела причину этого звука.

Высокого крепкого парня, облокотившегося на стену в углу коридора, в малопросматриваемой нише возле столовой. Знакомого парня. Причину моего сегодняшнего спора с гадом-проректором.

Еле слышный, словно задушенный писк раздавался из-за его спины.

И я рванула на этот звук, уже подозревая, что, вернее, кого я там увижу!

— Алиев! Вы не только мои занятия не посещаете? Да?

Голос мой, прозвучавший для пакостника неожиданно, заставил вздрогнуть спину.

Алиев медленно обернулся, показательно презрительно изогнув губы в усмешке, но глаза его выдавали. Растерянные, немного испуганные. А потом злые. Потому что, судя по всему, я не воспринималась им, как препятствие, скорее, как досадная помеха. Которую легко устранить и вернуться к прежнему занятию. Приносящему сплошное удовольствие.

Конечно, приставать к беспомощной девушке, силой ее удерживать… Чем не удовольствие?

Маленькая девочка-отличница, Катя Васинец, была настолько подавлена и испугана, что даже не пошевелилась, когда Алиев убрал руки от ее тела.

Я мельком заглянула в огромные, ошарашенные происходящим глаза, увидела дрожащие губы, слезы на красных от стыда щеках… И разозлилась невероятно!

Слишком памятны были ситуации в детском доме, когда меня вот так же пытались зажимать, пользуясь тем, что внешне я походила на забитую овечку, которую можно драть, и она никому не скажет ничего. Безнаказанность всегда вытаскивает на свет самые мерзкие черты характера.

Но, если в моем случае, приставучие козлы ошибались и крупно, потому что у маленькой и внешне безответной, забитой заучки оказывались острые зубы, крепкие кулачки и полная отмороженность в башке, то здесь, похоже, гад Алиев нашел себе идеальную жертву.

И, не задержись я после начала занятий в буфете, всласть бы полапал беспомощную девчонку.

Я не задавалась вопросом, что именно такой, довольно популярный, небедный и достаточно привлекательный парень, у которого, по идее, не должно быть проблем с согласными на все девушками, делает рядом со скромной и тихой Катей. Понятно, что.

Безнаказанность.

Желание хищника поиграть с беспомощной мышкой, добычей. Насладиться ее страхом.

И это взбесило еще сильнее, чем сам факт приставания.

Поэтому бедному Алиеву не повезло. Татьяна Викторовна, преподаватель русской литературы, интеллигентная и спокойная девушка, моментально ушла на второй план, уступив место Таньке-иголке, злой и бешеной малявке, которую, после некоторых тяжелых моментов, стороной обходили даже старшие пацаны. Потому что, побить и получить свое можно, и даже не сильно сложно. Но вот потерять при этом половину уха, отгрызенного, потому что оторвать меня не могли в течение пяти минут от визжащего и залитого кровью парня, или лишиться нижней губы, все по той же причине, зубы-то у меня острющие, или, что менее катастрофично, но очень обидно, ползать потом весь день с отбитыми яйцами… Ну, короче, достаточно было нескольких демонстраций.

И сейчас похоже, придется опять. Демонстировать.

— А ну отошел от нее, урода кусок!

Я говорила негромко, но тоном, совершенно непривычным для Алиева. Да, мальчик из богатой благополучной семьи, думаю, ты не встречался с сиротами из провинции. Ты, скорее всего, даже в столице в некоторых районах не бывал. А то бы сразу же понял, куда попал… Хотя, похоже, Алиев и так понял. Значит, реакция есть, может и не совсем пропащий…

Я с удовлетворением пронаблюдала, как парень отлепился от стены, как вытянулось у него красивое лицо, переживая диссонанс происходящего.

Я кивнула замершей от ужаса и так и не пришедшей пока еще в себя Кате, и она рванула за мою спину с длинным испуганным всхлипом.

Алиев проследил за ней, открыл рот, но посмотрел в мои глаза и резко передумал что-либо говорить. Хотя обычно за словом в карман не лез, маньяк малолетний. Значит, верно я подумала, соображалка и чутье работают.

— Алиев, я не хочу вас видеть не только на своих занятиях, но и рядом с Васинец. — Холодно и спокойно припечатала я, твердо глядя в расширенные от удивления глаза, — я возьму ситуацию под контроль. И если… Еще повторится, то обещаю вам заявление в полицию и судебное разбирательство за домогательства.

Он промолчал, но глаза опасно сузил. Ах ты щенок! Ну скажи что-нибудь! Давай! И я тебе прямо сегодня устрою визит в полицию. Для профилактики.

Но Алиев оглядел меня презрительным взглядом, затем многообещающим — испуганно съежившуюся Катю за моей спиной, цыкнул зубом совершенно по-дворовому и ушел.

Я постояла, изучая расхлябанную походку а-ля "я всех вас вертел", затем обернулась, услышав за спиной длинный выдох.

— Пойдем, кофе выпьем. — Кивнула на двери буфета.

За столиком Катя не выдержала напряжения и разрыдалась. Я не успокаивала, оставила ее сидеть, взяла два кофе и понравившуюся до этого булочку.

Катя к тому времени уже подуспокоилась и только руки немного тряслись, когда кофе брала.

— И давно? — спросила я, подвинув к ней булочку.

— С сентября. — Катя поняла меня сразу, не стала переспрашивать. Умная девочка. Чего ж такая дура-то?

— И много… Успел?

— Нет… — длинный всхлип, курносый маленький носик покраснел, от него опять вспыхнули щеки ярким румянцем. — Я… Я же не разговариваю… Боюсь… И ухожу. Это сегодня… Задержалась…

Я пила кофе, смотрела на нее, раскрасневшуюся, смущенную. А девочка-то прехорошенькая. Губа не дура у этого придурка. Разглядел… И ведь, судя по реакции, не отстанет просто так. А она и отпор дать не сможет…