Любимая учительница (СИ) - Зайцева Мария - Страница 34

На цыпочках шмыгнула в ванную, там с ненавистью содрала с себя платье-балахон, закрытое, не подчеркивающее фигуру, но, оказывается, прекрасно и очень быстро снимающееся. И поднимающееся. И скрывающее от посторонних взглядов то, что происходит под подолом, когда сидишь в общественном месте.

Уставилась на свое отражение, распуская небрежный пучок, который тоже нисколько не спас. Потому что, чуть более небрежный, с выбившимися прядями, чуть менее… Неважно. Зато очень удобный. Для того, чтоб ухватить бесцеремонно грубыми пальцами, потянуть…

Провела по мгновенно покрасневшим от воспоминаний щекам. Черт… На работу через два часа собираться. Надо хоть тональник какой-нибудь купить, не спасет пудра от раздражения из-за того, что щетиной натерли. Особенно, если это щетина горячего южного парня. Жесткая и грубая.

Так, хватит рассматривать картину боевых действий, надо в душ, потом сварить кофе, желательно с корицей и еще какой-нибудь чудодейственной торкающей пахучкой. Спать-то, конечно, все равно не хочется, но прийти в себя необходимо. А то тело томное, нежно и сладко болит опять в самых интересных местах, а в мозгах — ваниль ванильная. Вон, стоит только задуматься, и из зеркала сразу же улыбается шально и дебильно дура непроходимая, по которой прям сразу видно, насколько сладко ее драли всю ночь.

Черрт… В душ!

Душ принес облегчение. И немного мысли в порядок привел. Контрастный — он такой. Приводящий в себя. Заодно удалось в очередной раз договориться с внутренним голосом, буквально на вой этой ночью изошедшим, предупреждая, что дура, дура, дура, дура! Но парни мои были опытными затыкальщиками всяких там неверных голосков, и умелыми переговорщиками. Еще бы им не уметь!

Тут достаточно просто посмотреть, чтоб уже самой, силой заткнув кулаком все вопящее самосохранение, отключить мозг и поддаться. Слишком сильное искушение. Особенно, когда знаешь, что будет, если согласишься. Если закроешь глаза и… Прыгнешь вперед. В омут. Темный и манящий. Водоворот. Зная, что у самого дна тебя подхватят такие сильные, такие умелые, такие одновременно жесткие и нежные руки.

Чееерт…

При одной мысли, при одном воспоминании об этом, тело опять заныло, запылало, зашлось мягкой, зовущей истомой.

Ну хоть опять в душ иди!

Уймись, уймись, нимфоманка! Хватит! Надо в себя приходить! Хотя бы на время рабочего дня.

И не думать, не думать о том, что будет по окончании…

Я встряхнулась, поставила кофе на плиту, стараясь не шуметь, открыла расписание, сверяясь на всякий случай. А то, мало ли, вдруг мозг, получив убойную дозу эндорфинов, так в чувство и не пришел, и сейчас искажает действительность? И я что-то забыла? Или не подготовилась? А мне нельзя. Мне надо держать себя в руках и работать. Без осечек.

Потому что один неверный шаг… Боже ты мой! Да я даже представить не могу, что произойдет, если хоть кто-то, хоть что-то…

Да проректор от радости наизнанку вывернется! Салют запустит во дворе университета! Такая возможность убрать неугодного преподавателя! Да еще и протащив через все круги ада перед этим! И Юрка не поможет. И его связи. Дай Бог, чтоб самому удержаться. А то отец опять из города вышлет. Теперь уже навсегда. А то, понимаешь ли, должность, карьера… И тут на тебе. Сын сначала оказался геем. Да еще и подставился под камеры журналистов. А затем, уже когда вроде бы все улеглось, и наследник единственный взялся за ум, приведя в дом невесту и представив ее всем родным и знакомым, внезапно выяснится, что невеста-то того… Женщина легкого поведения и пониженной социальной ответственности… Спит со своими студентами. И это в тот момент, когда ведется активная борьба за чистоту рядов людей, которым доверено самое важное, будущее нации…

Представляю скандалище!

И всем в тот момент будет плевать, что будущее нации уже давно совершеннолетнее, и выглядит старше, чем та пигалица, которая у него преподает. И что будущее нации прошло подготовку в спецвойсках, имеет какие-то там черные пояса или даны, или чего им еще присваивают в этих их спортивных клубах?

И что за моральную составляющую такого будущего нации может опасаться только полный дебил… Ну и самоубийца, естественно, если позволит сделать замечание этому самому будущему…

Всем будет плевать. Потому что есть растлительнца — учительница и бедные несчастные, растлеваемые ею студенты…

Ага, видел бы кто, как именно они растлевались сегодня… Что вытворяли…

Я подошла к окну, посмотрела на все более унылый осенний вид, который знаком каждому, кто живет в средней полосе. Темно, серо, грустно… Понятно, почему у нас вечно осенняя депрессия и повышение процента душевных заболеваний в межсезонье. Тут и самая крепкая психика не выдерживает. Ну ничего, листья уже облетели, скоро зима, Новый Год. Который я, похоже, проведу совсем не так, как рассчитывала. Судя по словам Давида. Чеееерт…

А ведь так спокойно, так хорошо начинался прошлый вечер…

Если не принимать во внимание краткий шок от комплимента Глеба, по поводу пиздатости моего внешнего вида, то все было в порядке. Парни сидели на передних сиденьях, я — сзади. Вели они себя практически образцово. Без грязных слов и домогательств. Ну так, взглядами периодически трахали, вгоняя в сладкую неконтролируемую дрожь, но больше ничего. Я и успокоилась практически. Дура. Рано потому что.

Ресторанчика, возле которого мы остановились, я не знала. Но показалось вполне уютно и достойно. Мягкий свет, неброский и не цепляющий особо интерьер, цветные диванчики.

Мы прошли в угловую зону.

Я, осматриваясь с интересом, немного потеряла бдительность и тут же за это поплатилась. Потому что Глеб сел рядом, вжимая меня в мягкий угол дивана, а Давид напротив, положив массивные предплечья на стол и наклонившись ко мне. Его габариты, усиленные дополнительным наклоном, смотрелись пугающе.

Я тихо выдохнула, оценивая диспозицию и признавая ее крайне невыгодной. Глеб сидел рядом, очень-очень близко, волнуя до невозможности жаром крепкого тела, практически прижатого ко мне, и я буквально видела, как окутывают меня волны желания, так ярко и бессовестно транслируемого сейчас в мою сторону. Невозможно было смотреть на него, не рискуя нарваться на глубокий, мягкий, все понимающий, утягивающий в порочную бездну, взгляд. Словно в голове у него постоянно вертелись картинки нашей недавней близости, заводили, дурили мозг, передаваясь мне практически на физическом уровне.

И еще страшнее и томительнее было ощущение близости Давида. Нет, он не траслировал на меня свое дикое, ярко читаемое желание прямо тут опрокинуть на спину и взять опять, не спрашивая толком разрешения.

Но ощущение порока, открытого, незамутненного ничем, никакими мыслями, никакими границами, било сразу наотмашь по нервной системе, через сердце, моментально всасываясь в кровь и распространяясь по венам вплоть до мельчайших капилляров, отчего все тело начинало буквально гореть, сходя с ума от желания. Жестокого желания тут же, самой, прыгнуть на него и вцепиться в плечи, вонзая ногти до крови, потереться о твердое тело, как кошка, мурча, подставляясь, закатывая глаза от бешеного удовольствия.

И неизвестно, что было страшнее: открытый призыв Глеба, призыв, которому нереально противостоять, или этот черный, жуткий порок, из которого, кажется, был соткан Давид. И который поглощал полностью. Даже не касаясь.

Мы молчали. Парни глядели на меня, выжидая. Я — в сторону, в окно, терпя их взгляды, как огненные прикосновения. И собираясь с мыслями.

Атмосфера сгустилась до невозможности, сердце стучало, билось о грудную клетку предупреждающе. Что еще минута, еще полминуты… И будет либо взрыв. Либо остановка.

Тут подошла официантка, и напряжение немного спало.

Парни отвлеклись, заказывая кальян и какие-то напитки, я только плечами пожала, предлагая сделать выбор за себя, и незаметно выдохнула, разжав до этого намертво заклиненные в кулак ладони.

Успокойся. Вот прямо сейчас успокойся, озабоченная дура! Парни просто сидят, просто смотрят… И тут же мерзкий голосок внутри: "Не просто, не просто, овечка глупая!"