Любимая учительница (СИ) - Зайцева Мария - Страница 7

Я повернулась и пошла на улицу, не желая досматривать отвратительную сцену до конца и дожидаться, кто же выиграет меня.

Цинизм происходящего зашкаливал. Уж на что я спокойная и прагматичная, но эта ситуация…

Я на автомате вызвала такси, не имея сил ехать на метро, бухнулась на заднее сиденье, бездумно уставилась в окно.

Да, неприятно быть вещью. Пусть и достаточно ценной, но все же.

Захотелось почему-то заплакать. Мысленно набила себя по щекам за такую слабость. Плакала я в последний раз в детском доме, в десять лет, глядя, как моя мать, навещавшая меня раз в год, на Восьмое марта почему-то, уходит под ручку со своим потасканным кавалером, которого она приводила знакомить со мной, изображая из себя любящую родительницу.

Я тогда смотрела ей вслед, слезы текли по щекам, но рыданий не было. В тот раз я отчетливо поняла ситуацию. Раз и навсегда. Проводила взглядом пошатывающуюся парочку, вытерла мокрые щеки и пошла читать Максима Горького, которого нам задали по литературе. И все.

И теперь, почувствовав давно уже забытое ощущение рези в глазах, я яростно проморгалась и выдохнула.

Нет уж.

Вообще, моя реакция непонятна. Ну кто-то там что-то себе воображает. Делят они меня. Смешно! Думают, я кукла с глазами? Только помани — и побегу?

Ну что же, значит, будет им сюрприз. Большой такой сюрприз. Неприятный.

— Татьяна Викторовна!

Я обернулась на голос, положив уже собранные конспекты лекции обратно на стол. Глеб. Ну, что же. Понятно теперь, кто забил решающий мяч.

Я посмотрела на выходивших из аудитории студентов, встретилась взглядом с Давидом, задержавшимся в дверях. Невольно вздрогнув от выражения острого сожаления в черных страшных глазах, отвернулась, собираясь с силами.

Поделили, значит, меня мальчики. Заигрались.

— Я слушаю вас, Шатров.

Я надеялась, что голос мой звучал достаточно отстраненно. Глеб, незаметно поморщившись от того, что я назвала его по фамилии, как в школе, еще сильнее подчеркивая нашу с ним разницу в положении, шагнул ближе, вынуждая меня выпрямить спину, в надежде казаться выше и старше.

— Я хотел спросить… Знаете, я не понял… Вы сказали, что нам нужно найти лирику Маяковского и выбрать то стихотворение, которое понравится больше всего. А я вот вообще его не люблю, и стихи у него какие-то дурацкие. И вообще…

Говоря все это, он придвигался ближе и ближе, сокращая и так небольшое расстояние между нами, и я только усилием воли держалась, хотя очень хотелось отклониться, сохраняя дистанцию.

— Знаете, Шатров, это распространенное заблуждение. — Я все же не удержалась и отступила еще немного, упираясь в стол бедрами, потому что слишком, слишком близко! Можно рассмотреть каждую родинку на гладкой коже, небольшой синяк на скуле (откуда, интересно), твердые, красивого рисунка губы, а, главное, ощутить запах. Какой-то горький парфюм, перемешанный с ароматом возбуждения, полностью выдающим его состояние. И в глаза смотреть не надо. Вообще не надо! Нельзя смотреть в глаза! Опасно!

Я и не смотрела. Куда угодно, только не туда. И губы пересыхали, и сердце стучало, и слова с трудом подбирались. Эй, где там мой вечный цинизм и боевой настрой? Ау!

— Поэтому я и попросила самостоятельно найти и прочесть хотя бы несколько его стихотворений, не из школьной программы. А вас, Шатров, я тогда попрошу в индивидуальном порядке…

— Я готов, Татьяна Викторовна, особенно в индивидуальном порядке…

Господи, а голос — то какой! Профессиональный соблазнитель просто! Низкий, с мягкими интимными нотами… Да уж, девочки, наверно, голову теряют…

— Подготовить нам доклад о жизни автора. Биография, основные переломные моменты, этапы творчества…

Немного ошарашенная пауза была мне ответом.

Что, приятель, не ожидал? Думал, я тебе на шею кинусь от одного твоего тембра голоса и вкусного запаха?

Я злорадно усмехнулась про себя, торжествуя, и, видимо, потеряла контроль, потому что подняла взгляд и попала в прицел его глаз.

Судя по всему, момент неожиданности уже прошел, он встряхнулся, приходя в себя от пропущенного удара, и собрался, чтоб достойно ответить противнику.

Я замерла, не в силах оторвать взгляд от серых злых глаз с отчетливой нотой раздражения и похоти, машинально, исключительно на инстинктах, отклонилась.

— Слишком объемная задача, Татьяна Викторовна, — прошептал он, — только за поцелуй.

— Да что вы себе…

Дальше я ничего уже сказать не смогла, потому что Глеб взял плату вперед. Не то, чтобы я соглашалась, просто не спрашивал никто. Ничего себе, он торговец. Просто рейдер какой-то!

Я уперлась ладонями в плечи, отталкивая, сомкнула губы, не пропуская настойчивый язык, замычала протестно.

И добилась только того, что меня полностью прижали к столу, обхватили крепкими руками, словно в капкан поймали, и еще насточиво куснули губу, заставляя открыть рот.

Я не ожидала нападения, в самом деле не ожидала, поэтому растерялась от напора. Его запах, еще больше усилившийся, ударил в рецепторы, сразу засигналившие, что годный экземпляр, надо брать. Проклятое тело, никак не реагируя на призывы мозга, поверило, послушно обмякло, позволяя делать с собой все, что хотел захватчик. Глеб, ощутив мою внезапную податливость, усилил напор, исследуя мой рот, прикусывая губы и еще сильнее прижимая к себе. Чувствовалось, что он с трудом сдерживается, чтоб не посадить меня на стол и не задрать юбку, окончательно теряя контроль и совесть.

Я, хоть и ошалела от неожиданности и внезапно нахлынувшего непонятного жара во всем теле, все же была человеком, а не животным, поэтому пришла в себя, насколько это было возможно в такой ситуации, и начала бешено отбиваться, царапая крепкую шею и колотя нахала по щекам и плечам.

Ничего не помогало! Он как с ума сошел, целуя меня, стискивая уже до боли, до невозможности дышать и абсолютно, страшно до замирания, не обращая внимания на мое сопротивление! С тем же успехом я могла, например, лупить шкаф!

Я, поняв, что сама не справлюсь, а крикнуть он мне не даст, начала лихорадочно шарить по столу, подхватила тяжелую папку с конспектами и умудрилась ребром ударить его по голове.

Наверно, получилось болезненно, потому что он зашипел и отпрянул. Я, не теряя ни мгновения, размахнулась еще раз и с оттягом шваркнула по наглой физиономии, попав по губе.

Из ссадины тут же потекла кровь, а щека налилась уверенным малиновым цветом. Очень надеюсь, что останется синяк!

Мы, тяжело дыша, стояли друг напротив друга. Он, машинально прикрывая лицо, чуть пригнувшись и глядя на меня совершенно ошалелыми глазами, как дикий зверь, готовый в любой момент кинуться на добычу. Я, растрепанная, измятая, немного испуганная, с искусанными красными губами и приготовленной для то ли отражения очередной атаки, то ли нападения папкой.

Как бы там ни было дальше, я буду сопротивляться!

Тут он моргнул, в глазах появилось осознание ситуации, затем мелькнуло что-то вроде… Стыда? Да нет, показалось! Потому что в следующее мгновение вернулся привычный насмешливо-острый взгляд, он выпрямился, провел пальцами по губе, посмотрел на кровь, усмехнулся.

— Бля, лет пять уже удар не пропускал, а так, чтоб до крови… Уделала ты меня, Татьяна Викторовна…

— Не… Смейте… Больше… Никогда… Без… Разрешения…

Я выдыхала слова по-одному, восстанавливая дыхание, и только потом уже поняла, что сказала.

Без разрешения? Это как это я так?

— О как… — Глеб сделал маленький шажок ко мне, но замер, потому что я опять подняла свое оружие, примирительно поднял руки, — ну прости, Татьян Викторовна. Не сдержался. Очень уж ты… Вкусная.

— Уходите! Не желаю с вами разговаривать в таком ключе!

Я указала дрожащей рукой на дверь, сознавая, насколько смешно это выглядит. Этакая взъерошенная собачонка, тявкающая на большого грозного пса.

К моему удивлению и облегчению, Глеб послушно развернулся и пошел к двери.