Тени таятся во мраке (СИ) - Чернов Александр Викторович - Страница 12

Или побоялся Ваш новый премьер, что господин Чернов с дельцем-то земельной «социализации» получше любого Кривошеина справится? — добивая своего оппонента в споре, хохотнул Ленин, в прищуре его восточных глаз резвились бесовские искорки, — Так, смотришь, и в министров-губернаторов пулять и динамит-с кидать, поменьше бы стали…

Успев привыкнуть к ленинскому грасированию на манер, модный у выпускников пажеского корпуса, и лаконичности его хлестких фраз, Лопухин с состраданием смотрел на надувшегося, покрасневшего от возмущения Чернова. Судя по всему, лидер эсэров осознал, наконец, свой полный крах в диспуте с товарищем Ульяновым, чье виртуозное искусство полемического фехтования было сродни безжалостному мастерству бретера.

Разряжая обстановку, Алексей Александрович решил прикрыть собой измученную жертву колкого ленинского остроумия, и слегка попикироваться с апологетом диктатуры пролетариата, принимая его шутливо-вызывающий тон.

— Сдается мне, вовсе не в терроре дело. Ведь если бы Виктор Михайлович на селе социализацию учинил, то за ней непременно возникла бы потребность в чем-то подобном и в отношении промышленности. И тут без Вас и Ваших рабочих уже не обойтись. А Вы от предложенного министерского поста наотрез отказались. Да еще столь нелюбезно. Так что, это из-за Вашего решения господин Чернов вынужден тратить свой недюженый талант и энергию на… сами знаете, на что. А без него реформы в России принимают, тем временем, поверхностные формы. Себя вините, Владимир Ильич. Себя!

— Э, батенька, да разве ж я сам посмел бы отказаться? Но, — решение товарищей! Партийная дисциплина, знаете ли. А вот наш Виктор Михайлович, он бы смог. Он всегда стоял выше голосования ЦК партии, этоих формальных вериг. Тем паче, что ежели не врет царь-батюшка как обычно, а все оглашенные им в манифесте реформы в самом деле пойдут, то господам эсэрам самое время о самороспуске подумать. Ведь, почитай, почти три четверти их программы господа Романовы приняли. И всего-то Виктору Михайловичу понадобилось с десяток чиновников с работы «снять» для этого, да к Зимнему дворцу с хоругвями питерский пролетариат согнать. А ведь под пули, да пики вели-с!..

— Владимир Ильич! Ну, не говорите таких глупостей, прошу Вас! — взорвался Чернов, — Тем более, что наше наиважнейшее требование демократизации общественного бытия — всеобщее и равное избирательное право — также невероятно сейчас в Империи, как и до Манифеста.

— Где же глупости Вы у меня усмотрели, позвольте полюбопытствовать, милостивый государь? Объединяйтесь скоренько с Бундом, с поляками-финнами, с освобожденцами да конституционалистами-земцами и — вперед! Общим строем-с! В Думу думу думать. Там, глядишь, и добьетесь всем скопом от Его величества этого самого Права…

Ага? Когда рачек-с на горке свистнет.

— Владимир Ильич, давайте уж покончим с партийными политическими темами. И выслушаем, наконец, зачем господа прибыли из России по наши души, а?

— Не я начинал. Но, как скажете, любезный Виктор Михайлович, как скажете…

Однако, наших уважаемых новых знакомых надобно сердечно поблагодарить за выпавший нам с Вами шанс столь свободно и откровенно пообщаться. Да еще под такую прекрасную закусочку! Когда еще так придется, и где?

Алексей Александрович, Петр Людвигович, простите нас великодушно, мы готовы выслушать вас архивнимательно, — с виду товарищ Ленин просто лучился благодушием. Но в темной глубине его внимательных, цепких глаз, таился настороженный холодок.

— Спасибо, господа. Я постараюсь быть предельно конкретным и откровенным, дабы избежать любых двусмысленностей. Только предупреждаю сразу: начать мне придется с моментов, для вас обоих крайне неприятных, — Лопухин исподлобья внимательно взглянул на своих собеседников.

— Как Вам будет угодно, любезный Алексей Александрович, — царственно, словно короной, качнул роскошной шевелюрой Чернов, — Мы не кисейные барышни.

— Ну, что ж. Тогда сначала о том, что касается ПСР, а конкретно, — заключенного Гершуни. Примерно с месяц назад, один из полицейских чинов, мой хороший товарищ, по моей просьбе и по инициативе лица, организовавшего сегодня нашу встречу, смог увидеть Григория Андреевича в Шлиссельбурге. На тот момент у него оставался последний шанс: личное прошение к Государю о помиловании. Но, увы, несмотря на все красноречие и уговоры, означенный офицер от него добиться этого не смог. Казнь неизбежна. Возможно, что она уже состоялась…

Теперь, что касается РСДРП. И в первую очередь, Владимир Ильич, относительно слухов об аресте полицией членов вашей Боевой организации.

Это правда. Я подтверждаю, что были взяты Красин, Таратута, Вайнштейн, Бауман, Шанцер, Игнатьев и брат с сестрой Шмиты. Но арестовала их не полиция, а ИССП.

Напрасно улыбаетесь. Здесь у вас многие пока считают, что бывший ранее склонным к либерализму Зубатов, это несравненно лучше, нежели циник Дурново. К сожалению, они ошибаются. Сергей Васильевич, мой старый знакомец, которому сейчас передается весь политический сыск вместе со следствием по нему, нынче исповедует свершено противоположные идеалы. Не знаю, с чем это связано, как он к этому пришел, но это так.

Поэтому всем схваченным грозит скорое дознание и военно-полевой суд. Обвинение же на них — самое страшное. Инкреминируется им не какая-нибудь очередная, рядовая «экспорприация», а подготовка покушения на Государя и кайзера Вильгельма. Так что виселица практически неизбежна. И можете не сомневаться, приговор царь утвердит.

Под одну с ними гребенку, господа, попадут и участники неудавшихся покушений на Победоносцева и Сергея Александровича. То, что их потенциальные жертвы выжили, ровным счетом ничего не меняет. Вместе с ними пойдут и ваши финские товарищи. И никаких адвокатов и присяжных. Вы должны знать, что указ о судопроизводстве военного времени по всем преступлениям подобного рода будет действовать до окончательного утверждения мирного договора с японцами на европейском Конгрессе.

И, похоже, что именно эти два неудавшихся акта террора стали последней каплей, окончательно взбесившей царя. Я лично читал в списке его распоряжение на имя фон Плеве. Смею заверить, раньше ничего подобного из-под пера Государя не выходило…

— Победам свойственно менять людей, — задумчиво протянул Чернов.

— Полно Вам, Виктор Михайлович! Они лишь открывают их истинную сущность. Эти Гольштейн-Готторп-Романовы всегда были и останутся кровопийцами. Вам мало свежих финских примеров от его милейшего дядюшки Никника? Просто недоносок-недоросль вырос. Наконец. И теперь показывает всем вокруг свой хищный оскал, вместе со своими опричничками новоявленными.

Значит, господин Зубатов озверел от счастья, что снова при деле, что простил хозяин своего блудливого пса?.. — прищурившись, скороговоркой «выстрелил» Ленин, — А Вы, Виктор Михайлович, сами-то на волков, когда последний раз охотились? Вместе сходить не желаете, как-нибудь?

— Ну, дело давнее было…

— Ладно. Мы с Вами потом эту темку обсудим. Предметно.

Продолжайте, любезный Алексей Александрович. Извините, что перебили. Только учтите, что Ваша «откровенная конкретика» чем дальше, тем больше, делает непонятной цель Вашего к нам визита.

— Как раз к этому я сейчас и подхожу, Владимир Ильч. Но у меня к вам обоим будет одна просьба. То, что Вы сейчас услышите, в части конкретных имен, — только для Ваших ушей персонально. Общую суть и идею обсудите с товарищами по своим ЦК, если сочтете нужным, но без оглашения персоналий.

— Принимается.

— Договорились.

— Итак, господа, как вы уже поняли, полагаю, наша сегодняшняя встреча целиком и полностью есть результат Вашей статьи, Владимир Ильич. Ваш анализ текущего момента безупречен. Как и Ваш вывод о тактических альянсах. Но время летит очень быстро. И «противоестественные» союзники сами спешат сделать Вам предложение.

Кратко суть комбинации, в которой готовы принять участие крупнейшие банкирские дома Парижа, Лондона и Нью-Йорка, а также две выдающихся политических фигуры в самой России, такова. При возникновении некоторых особенных обстоятельств, семья нынешнего государя — потомки царя Александра III — от власти отстраняется. Корона переходит Великому князю Владимиру, который в свою очередь, передает трон сыну Кириллу. Тот назначает главой кабинета Сергея Юльевича Витте с диктаторскими полномочиями. Россия трансформируется в конституционную монархию. Выборы в Думу проходят на основе всеобщего и равного избирательного права. Правительство страны будет ответственно перед парламентом, по английскому образцу.