Тени таятся во мраке (СИ) - Чернов Александр Викторович - Страница 18

— Еще не вечер, мой дорогой, — Ленсдаун скептически улыбнулся, — Я знаю, что Ваш хороший приятель страшно возмущен такой царской неблагодарностью. Но стоит ли ему по-детски горячиться? Вспоминая эпизод трехмесячной давности, с походом рабочих столицы на Зимний дворец, могу предположить, что это печальное фиаско еще получит свое продолжение…

— Будем надеяться на лучшее, милорд. Хотя воссоздание царем Секретного приказа и наводит на серьезные размышления. Как тонко подметил в одной из бесед дядя Николая, генерал-адмирал: «Мальчик вырос, теперь всем нам предстоит считаться с этим».

— А кто-то в сферах наивно полагал, что он вечно станет бегать к ним за советом?

Что касается отъема у ведомства фон Плеве функций политической полиции, то мне лично представляется, что дело в первую очередь в том, что Николай не хочет, едва избавившись от одного министра с почти диктаторскими полномочиями, менять его на другого такого же честолюбца.

А господин Зубатов, в свое время изгнанный Плеве с позором со службы, как раз и станет очень серьезным противовесом для амбиций своего бывшего начальника. Кроме того, его опыт создания в Москве тред-юнионов, похоже, будет царем в ближайшее время использован в сфере реформы трудовых отношений.

Резюмируя это, могу лишь сказать, что с мнением Великого князя Алексея трудно не согласиться. И времена нам предстоят трудные. Такой вот, занятный каламбурчик…

— Как Вы считаете, стоит ли нам уже сейчас поднимать вопрос о визите короля в Петербург?

— Я уже это сделал. Но пока кое у кого есть на этот счет сомнения. И организовывать такой визит нужно не скоропалительно. На тщательной подготовке я буду настаивать…

Конечно, германец нас опередил. Но у него были все карты на руках! Прояви мы поспешность в этом тонком вопросе, как бы она смотрелась со стороны? Как признание нами поражения? Это Вильгельм мог представить все как результат душевного порыва друга и союзника, пусть и не формального. Так что, на мой взгляд, сейчас правильнее ставить вопрос о поездке в Петербург президента Франции.

Возвращаясь к визиту кайзера в Россию: экономика — экономикой, но, согласитесь, и внешнеполитическая составляющая тут на лицо. Вы же не будете отрицать очевидное: во многих петербургских коридорах весьма болезненно отреагировали на позицию Парижа в ходе русско-японской войны. Как и на наше с галлами Сердечное согласие. И речь даже не о конфиденциальных письмах в Форин офис Ламсдорфа, личном послании королю от царя или о демаршах Бенкендорфа.

— Не буду спорить, милорд. Тем более, что подтверждения тому я слышал от многих русских неоднократно. Это в полной мере отражено в моих отчетах, — согласно кивнул Гардинг, — Особо острые мнения высказывались во время кризиса вокруг порта Антивари и закрытия для их флота Суэцкого канала.

Остается лишь признать, что японцы сумели подложить нам свинью дважды. Во-первых, когда они начали боевые действия против русских, не получив от нас на это однозначного одобрения, причем без объявления войны, не задумавшись о том, что не судят лишь победителя. А во-вторых, угробив флот, они умудрились ее столь бездарно и скоропалительно завершить.

Немцы же исключительно грамотно воспользовались сложившейся конъюнктурой, оказав русскому самодержцу действительно серьезнейшую помощь в прошедшей войне. Одни их радиотелеграфы, полевые гаубицы и новая взрывчатка, тротил, чего стоили. Мы же, к сожалению, решительно помешать этой контрабанде не смогли. Или не захотели.

— Я понимаю, камушек в мой огород. Но, мой дорогой Чарльз, это ведь не Вам, а мне Его величество заявил: «Война с Россией и Германией сейчас — форменное безумие!»

***

Во-ле-Виконт… отец Версаля. Один из красивейших дворцов Франции. Рукотворное чудо, в котором гений архитектуры и ландшафтного паркового дизайна были органично слиты воедино благородным, утонченным вкусом и необузданным тщеславием.

Месяц славы и зависти, а затем — столетия прозябания и запустения. Тридцать дней великолепия, блеска и шарма, завершившиеся банальным грабежом и вывозом добычи в торжествующий Фонтенбло, а затем в спешно построенный с одной единственной целью — переплюнуть сотворенное в Во — новодел королевского Версаля. И лишь философский взгляд мраморного Геракла с вершины зарастающего дикими травами и плющом каскада, оставался неизменным в веках. Загадочный взгляд сквозь дворец, через стекла огромных дверей в стенах Овального зала, обращенный то ли в прошлое, то ли в будущее…

Воистину, эти стены были достойны стать изысканной виньеткой для грандиозных событий, куда более значимых, чем бал в честь молодого Короля-Солнца. И вот, наконец, справедливость восторжествовала. Свой шанс гордо войти в мировую историю, дворец-изгой не упустил. Главы двух могущественных держав Старого Света и прибывшие из-за океана полномочные представители «Величайшей демократии мира», собрались под его сводами для решения важнейшей проблемы всех времен: проблемы войны и мира…

Граф Бальфур неторопливо пробежал глазами лежащую перед ним бумагу, после чего слегка нахмурив сократовский лоб, сдержанно улыбнулся уголками губ и, обращаясь к собравшимся, негромко, с расстановкой, произнес:

— Итак, господа. Трудный плод наших трехдневных дискуссий и откровенного обмена мнениями созрел. С вашего позволения, я зачитаю его вслух, дабы ни у кого не возникло возражений в самом конце.

И, конечно же, мы все подтверждаем, что согласны с тем, что данный меморандум принимается высокими сторонами в качестве руководства к дальнейшим действиям без скрепления подписями. Ибо сегодня, господа, как раз такой случай, когда появление какого-либо формального документа скорее повредит нашему общему делу, нежели поспособствует. Вы согласны со мной?

Отлично. Молчание — знак согласия. Следовательно, я приступаю:

«Преамбула. Высокие договаривающиеся стороны перед лицом друг друга взаимно признают настоящим, что появление на Евроазиатском континенте державы-гегемона в лице Германской или Российской империй, или их действенного альянса в любой форме, входит в критическое противоречие с жизненно важными интересами сторон. Против возникновения такой ситуации стороны готовы бороться, приложив для того все силы, средства и возможности, находящиеся в их распоряжении. Не останавливаясь, в случае возникновения критической ситуации, но не иначе, как по взаимному согласию, перед упреждающим применением военной силы в отношении означенных держав.

Высокие стороны договорились о нижеследующем:

1. Неспровоцированное военное нападение Германии, России или стран их союзниц в рамках наступательных военных союзов на любую из Высоких договаривающихся сторон, влечет за собой согласованное сторонами, решительное военное выступление всех трех Держав против Империи-агрессора и ее союзников.

2. Стороны признают, что превентивная военная акция против Германии и России в настоящий момент нежелательна, по причине уязвимости французской стороны в Европе. В связи с этим, высокие договаривающиеся стороны приложат в ближайшие пять лет максимум совместных усилий, для исправления такой нетерпимой ситуации.

3. В связи с изложенным выше, важнейшими внешнеполитическими задачами сторон остается привлечение Российской империи к Сердечному согласию в свете на данный момент уже существующих русско-французских договоров, и всемерное противодействие созданию русско-германского альянса.

4. Стороны согласны с тем, что постройка судоходного канала между Атлантическим и Тихим океанами к 1912-му году, имеет особое значение для успеха их стратегии…»

***

Десятью часами ранее, в семи с половиной тысячах миль к востоку, по искрящейся солнечными бликами водной глади Аракавы, сплетаясь в причудливых па волшебного танца, словно оживший узор хамон на лезвии благородного клинка, плыли куда-то вдаль мириады лепестков отцветающей сакуры. Лениво кружил над рекой розовый снегопад. И наполненный пьянящим ароматом весны легкий ветерок, кистью гениального художника добавлял на свой живой, синий холст изысканных, теплых оттенков…