С первого взгляда (СИ) - Коваль Алекс - Страница 43

Усмехаюсь. Хватаю бокал с вином и салютую ошеломленному мужчине. Он поджимает губы, желваки на лице ходят от злости.

— Заебись! — буквально выплевывает мне в лицо. — Эгоистка!

— Да, эгоистка.

Между нами повисает упрямое молчание. Стельмах гипнотизирует меня взглядом, а я кусаю губу и пытаюсь понять, что я сделала в своей жизни не так. Не ахти какой момент, конечно, чтобы задуматься, но все же. Почему судьба бьет и не жалеет? Почему я не могу, как все, быть счастливой и любимой? Наша ночь была той яркой вспышкой, когда хочется верить, что не все так плохо.

— Ладно, допустим, я понял твою выходку в клубе, — говорит мне сквозь зубы. — Но мы предохранялись в тот вечер.

— Хреново предохранялись, Стельмах, — усмехаюсь.

Воспоминания яркими картинками мелькают в голове. Для меня было шоком узнать, что беременна. Я тогда сутки проревела, но не потому, что не хотела этого ребенка, а потому, что элементарно не знала, как сказать родителям. И только на пятом месяце, когда явно стало видно живот, я включила пофигистку. Заявилась к ним и заявила: «любите меня, и ребенка моего полюбите». Так оно и случилось.

— Когда ты собралась рожать, раз ты знала меня, не думала, что нужно поставить в известность? — прорычал Артём.

— Зачем? Что бы от этого изменилось? Какая бы была твоя реакция? — машу головой и жду, что он успокоит. Как дурочка, надеюсь, что он поддержит и скажет, что я приняла правильное решение. Однако…

— Не знаю, вероятней всего, заставил бы сделать аборт.

Вот так одним махом рушатся мечты. С треском и звоном летят в бездну.

— Вот поэтому я молчала, представляя твою реакцию, — говорю спокойно, усмехаясь своей недалекости и наивности. — Я родила дочь от человека, в которого была влюблена. Родила для себя, Стельмах.

— Как бы ты не упиралась это и моя дочь, — перебивает меня Артём.

— Нет.

— Что значит, нет?

— Это значит, что с таким подходом, к моему ребенку ты и близко не подойдешь.

— Ты не можешь мне помешать. Если я захочу, Майя узнает, кто ее отец.

Я вскакиваю из-за стола и, неловко махнув рукой, опрокидываю бокал с вином. Бордовая жидкость заливает белую скатерть, но мне плевать. Я зла. И готова вцепиться в горло сидящему напротив мужчине.

— Что ты сказал?

— Алия, сядь и успокойся, — таким тоном, словно мы погоду обсуждаем, а не ребенка. Нашего ребенка!

— Аборт, говоришь? Вот и представь в своей эгоистичной голове, что я его сделала. При рождении еще отрезала у дочери все чувства к биологическому отцу! Представь и живи спокойно. Трахай бесчисленное количество любовниц и веди свою никчемную холостяцкую жизнь, но дочь мою не тронь!

— А как же влюбленность? Неужто прошла? — как низко! Сыграть на моих чувствах.

— Я затолкаю свою влюбленность так глубоко, Стельмах, что тебе и не снилось! Ради дочери я пойду по головам. В том числе, и по твоей!

Хватаю со стола мобильный и ключ-карту, разворачиваюсь и бегу вон из ресторана. Аппетита нет, настроения тоже. Внутри все кипит, бурлит и клокочет от гнева.

Скотина! Чурбан бессердечный!

Настроение испорчено вконец. Желания задержаться в командировке нет никакого. Поэтому я, вдоволь наревевшись и покидав вещи в чемоданы, покупаю билет на самолёт и в тот же вечер возвращаюсь в столицу.

— Тась, привет.

— Привет, подруга. Как твой мини-отпуск? — по голосу подруга, как всегда, на позитиве. Мне бы ее умение во всем находить положительные стороны.

Выхожу из аэропорта и запрыгиваю в первое попавшееся такси. Мчу домой с огромным желанием как можно скорее оказаться в родных стенах. Забрать дочурку и отвлечься от неприятного разговора с ее отцом.

— Хреново. Я уже в Москве. У тебя будет возможность приехать ко мне вечером?

— Что-то случилось? — спрашивает подруга, вмиг сбрасывая весь задор.

— Поговорить с тобой надо. Совета спросить, — кусаю губы, чтобы ни в коем случае не начать реветь в трубку.

— Хорошо, конечно. Ты только до вечера держись, ага?

– Не переживай, я почти что в норме.

— Слышу я твою норму. Буду в семь, забегу за вином по дороге.

— Спасибо, моя хорошая.

— Не кисни, я уверена, не так страшен черт, как ты его малюешь. До вечера!

Подруга отключается, я даже не успеваю съязвить в ответ. Да уж, черт-то не страшен, его реакция на новости пугает. Уйдя из ресторана, я упрямо игнорировала звонки Артёма. Хотя он набирал и не раз. Уж не знаю, что еще осталось недосказанным, но пока я больше не готова бередить свои раны.

Родители встречают удивленными взглядами и кучей вопросов: что, как, почему. Объяснять я им ничего не хочу, чтобы не волновались лишний раз. Отговариваюсь общими фразами, типа «решила провести эти дни с дочуркой» и «там одной очень скучно». Отец в удивлении выгибает бровь, но молча проглатывает. Мать ни разу не верит, но тоже молчит. По взгляду вижу, догадывается, что случилось. Дерьмово. Но играть роль порхающей от счастья нет никакого желания.

По своей зеленоглазой егозе я соскучилась так, что словами не передать. Она встречает меня радостными воплями и крепкими объятиями. Тоже скучала, знаю, чувствую. Смотрю на буйные темные кудри и глубокого зеленого цвета глаза — наследство от отца. На вздернутый крохотный носик и пухленькие губы — мои подарочки. Ну как? Как можно было «убить» такое чудо! Придурок, Стельмах.

Ошиблась, посчитав, что малышка растопила его сердце. Выходит, нет.

Долго у родителей мы с мышкой не задерживаемся, а едем домой, готовить ужин к приходу крестной Майи.

Тася приходит только где-то в районе девяти. Рус неожиданно оказался дома и задержал. Каким образом, спрашивать не стала. У них все отлично, и я безумно рада за подругу.

— Тася! Тася! — с радостными воплями бежит мышка встречать гостью, как только я открываю дверь.

— А вот и моя любимая девчуля! — улыбается подруга, передавая мне полный, тяжеленный пакет.

— Ты чего тут накупила?

— Антистрессин, антислезин и антидепрессин.

— Мороженое, вино и торт? — хохочу я, разбирая покупки на кухне. Как всегда, подруга в своем репертуаре.

— Примерно.

— А что такое антисл… анисл… — силится повторить малышка, заскакивая на кухню, — слессин.

Смотрю на нее и не устаю умиляться. Эти ее: а что, а где, а как — очень часты в последнее время. Любопытный у нее период возраста. Почемучка называется.

— Это такая конфетка. Ее надо съесть, чтобы не грустить, — серьезно говорит подруга.

— А мне можно такую кафетку? И я тогда пойду спать сама. И не буду плакать, — округляет глазки и хлопает ресничками, хитрюга.

— Честно-честно? Не будешь? — наигранно хмурю брови и делаю вид, что сильно задумалась.

— Не буду. Как взлослая, буду с кафеткой.

Протягиваю Майе сахарное драже и киваю. Малышка, естественно, воспринимает все на полном серьёзе. Съедает сладкую штучку и, гордо выпрямив спинку, идет к себе в комнату. Мы с подругой переглядываемся и тихонько смеемся.

— Прелесть, а не ребенок! — подмигивает подруга, и, пока Тася занимается откупориванием вина, я иду в детскую.

Мышка уже залезла на кровать и смиренно ждет, когда я поцелую ее, укутывая в одеяло.

— Ты съела конфетку? — задергиваю шторки, чтобы утреннее солнышко не разбудило ребенка.

— Съела, муся.

— Тогда закрывай глазки. Приятных снов. Люблю.

— Цветных муфильмов, — лопочет малышка в ответ и, обняв свою новую мышку, которую я ей привезла, закрывает глазки. Целую ее крохотный вздернутый носик и выхожу, прикрывая дверь, чтобы не разбудить.

Подруга уже в гостиной, махом накрыла импровизированный стол и ждет моего появления, готовая слушать и выдавать советы пачками. У нее это всегда мастерски получалось. Психолог по образованию, она умела слушать людей и, главное, любила это делать. Сколько раз я обращалась к ней, уже и не сосчитать.

— Ну, рассказывай, что случилось, — Тася передает мне бокал с вином и забирается с ногами в кресло.