С первого взгляда (СИ) - Коваль Алекс - Страница 59

— Что за чушь ты несешь? — щеки багровеют, руки сжимаются в кулаки и упираются в деревянную столешницу, да так, что рискуют проломить итальянское дерево. — Ты перепил что ли, Стельмах? Или обкурился? — еще не крик, но уже близко. Еще не край кипения, но в шаге.

— Давай успокоимся и поговорим нормально, — рычать тоже умеем, но в данной ситуации я в заведомо дерьмовой ситуации. Как батю, я Серганова вполне понимаю. Сам бы убил такого “друга”.

— Нормально?! Нормально?! Ты приходишь ко мне в дом и говоришь — что переспал с моей дочерью! — вспылил Серганов, припечатывая кулак к столешнице, опрокидывая покоившийся на ней стакан с водой, он падает и разлетается вдребезги.

Что же — началось.

— И ты мне сейчас только это говоришь?! Так спокойно и невозмутимо, как будто мы твою очередную шлюху-любовницу обсуждаем! У тебя совсем нет тормозов, а, Стельмах? Ты совсем охерел, скотина ты такая?!

— Димыч, давай поговорим спокойно, — одному Богу известно, каких мне сейчас стоит трудов сдерживать клокочущую внутри ярость. Кулаки уже чешутся, сжимаясь. Любому другому я за этот поток оскорблений уже рожу набил бы, но тут поистине ходим по тонкой грани. — Я не пришел выяснять отношения, я пришел поставить тебя перед фактом. От того, что ты сейчас будешь орать и рвать голосовые связки, мы уже ни хера не изменим. Заканчивай распыляться и выслушай меня! Я и сам был в таком же шоке. Уж поверь. Думаю, ты меня знаешь и понимаешь, что хер бы я бросил своего ребенка, если бы знал о его существовании! Так что не стоит кидаться громкими словами, мы все оказались заложниками гребаной неприятной ситуации. Не знал, что вот так оно может быть. Но это так. Майя — наша с Алией дочь. Я ее биологический отец. Я тот самый папаша, который, по-твоему, в кусты съебался…

— Моя дочь младше тебя на пятнадцать, сука ты, лет! Ребенок еще по сравнению с тобой, и какого хуя ты к ней полез, а?! Ты кто вообще такой, чтобы ее трогать, щенок, отброс, у которого мать шлюха, а отец наркоман! Да на хер бы ты сдался моей дочери?! Ты ее силой в постель уложил? — практически выплевывает мне в лицо, заставляя руки до боли сжаться в кулаки и схватить этого зарвавшегося барана за грудки. — Я уверен, она бы с таким отребьем, как ты, Стельмах, не стала бы связываться добровольно! — в ответ хватает меня за ворот пальто Серганов, так, словно ничего не происходит.

Одной частью сознания понимаю, что еще немного, и мы подеремся, как два глупых, зеленых пацана. А другой осознаю, что этого допустить нельзя, и если Серганов плещет ядом и орет, то голосом разума придется быть мне.

— Фильтруй, что говоришь, — до боли сжимаю челюсть и едва ли не скрежещу зубами, отталкивая мужика от себя и расцепляя пальцы.

Напоминания о прошлом и о так называемой “семье” режут по самому больному и ноющему пятаку в груди. О детстве, о котором Алия знает только из пары слов, кроме Серганова и Гаевского, не знает никто. А оно и правда было далеко не сахар, и вещи по малолетке я творил не самые хорошие. Мои предки никогда не были идеальны, и жизнь они свою закончили печально, но я землю грыз и на зубах вылазил из того дерьма, в котором родился и должен был по велению судьбы жить. Вылез, и никто не имеет права тыкать меня носом в это прошлое.

— Моя семья, — тычу пальцем в побагровевшего от злости хозяина кабинета, — и ты прекрасно это знаешь, — далекое прошлое. И как бы ты сейчас не вываливал желчь, тем не менее факт остается фактом! Майя — моя плоть и кровь! А я, по-твоему, совсем, сука, урод моральный?! В жизни ни одну женщину не брал силой, а то, что произошло между нами с Лией, было обоюдно, и ни она, ни я друг друга не знали на момент с… — поджимаю губы, вовремя вспоминая, что сейчас не с другом беседы веду. — На момент ночи.

— Не может этого быть! Да какой, на хуй, из тебя папаша?! Ты баб меняешь, как перчатки! Ты перетрахал полстолицы! Ты ничтожество, которое никогда не брезговал взятками и отмыванием денег. Я молчу про воровство по малолетке и драки с отсидками в СИЗО. Я знаю всю твою подноготную, и неужели ты приехал сюда, думая, что я такому урод, как ты, дам благословение?! Дочь свою отдам вместе с внучкой?! Да ты, на хер, и на десять метров к ним близко не подойдешь!

— Подойду. За свои грехи я уже достаточно заплатил, как и за твою доброту. Хватит.

Серганов разъяренным быком вылетает из-за стола, и опомниться не успеваю, как в челюсть прилетает ощутимый такой удар. На мгновение теряю равновесие и отступаю на шаг. Во рту привкус железа, а в голове шум. Приложил меня папаша Лии конкретно. Махаю головой, стирая каплю крови с губ и поднимаю взгляд на пышущего яростью бывшего друга, а ныне, видимо, врага номер один.

— Я люблю твою дочь, — произношу, четко проговаривая каждое слова. Рискуя распалить Серганова еще больше, наблюдаю, как глаза партнера наливаются кровью и неприкрытым желанием убивать. Будь мы в прошлом веке, наверное, уже бы думал, под каким деревом на своем участке прикопать мой хладный труп. Вот только мы здесь и сейчас, и я не пшик в этом мире, чтобы меня было так просто прихлопнуть. — А Лия любит меня. Если не веришь, спроси у нее. Нравится тебе это или нет, они теперь и моя семья, и я не сдамся. То, что ты привык запугивать конкурентов, херня, знаешь? Думаю, ты и сам сейчас понимаешь: чтобы со мной тягаться, тебе понадобится слишком много сил, Дмитрий Михайлович. Готов ли ты рискнуть здоровьем?

— Ты мне угрожаешь, выродок ты этакий?

— Я тебя предупреждаю, Димыч. Не суйся в мою личную жизнь. Нравится тебе это или нет, я женюсь на твоей дочери, я официально признаю Майю, и если ты не хочешь потерять их, советую пораскинуть мозгами и принять ситуацию, как она есть, — делаю шаг в сторону замершего в праведном гневе Серганова. — Они мои, — еще один замах, вот только в этот раз удар цели не достигает. Я перехватываю руку Димыча. — Да, сука, я заслужил и сам себя ненавижу за то, какую шутки судьба сыграла, но…

— Ты не подойдёшь не к Алие, ни к моей внучке. Ты понял меня? Животное. Я тебя из грязи вытащил, я же туда тебя и закопаю, если увижу с ними рядом. Раз моя дочь оказалась такой дурой наивной, что повелась на твою смазливую рожу.

— Лучше закрой рот, Димыч! — прорычал я. По хуй, меня он может сколько угодно бить. Я уже давно выработал у себя иммунитет. Но девчонку лучше пусть не трогает. Она, блядь, его дочь, а говорит о ней сейчас, как о какой-то шлюхе. Голыми руками разорвать готов за нее.

— Или что?! Ударишь? Не тебе меня учить! Ты сорок лет трахал баб, сорок лет думал только о себе, херов эгоист, а сейчас ты меня еще будешь на место ставить?! К тому моменту, как я тебя из тюряги практически вытаскивал, у меня уже была семья! А ты уличный пацан и всю жизнь им так и останешься.

— Бить я тебя не собираюсь. Во-первых, не хочу руки марать, а во-вторых, из уважения к тому, что ты отец моей любимой женщины. И пришел я сюда не благословение твое спрашивать, а перед фактом поставить. Ты можешь меня тут хоть всего избить, но отказаться от них не заставишь. Ясно? — моя злость сходит на нет. Просто штиль внутри, ни страха, ни боли.

— Стельмах, по-хорошему, лучше уйди с моего пути.

— Я не вижу смысла продолжать наш разговор. Успокоишься, тогда поговорим.

— Я уничтожу тебя.

— Вперед.

Развернулся, собираясь выйти, когда то самое прошлое прилетело в меня.

— Ты, видно, забыл, чью автомастерскую спалил по малолетке со своими друзьями-наркоманами? — замираю на пороге, оборачиваясь. Помню. Слишком хорошо. Вот оно, то самое “перекрестие” в войне. По наводке Кроткова я и группа малолетней шпаны полезли в сервис Серганова, якобы вывести из строя оборудование. Конкуренция — каждый выживал, как мог. Только мы не в курсе были, что это очень умелая игра высокопоставленного засранца. По задумке Евгений Вальдемарович Кротков одном махом убирает серьезного конкурента в лице Серганова и выходит чистым из воды. Мол, я тут ни при чем, дети резвились. Конечно, кто бы вступился за уличную шпану без имени, без роду? Правильно — никто. Салон вспыхнул, как спичка. Мгновение, и огромная площадь уже полыхала, как факел. В тот момент-то я и понял, что оказался пешкой, “поставленной под огонь” в игре. Драпать надо было бы, как трое из нашей компании, вот только в здании были люди, именно поэтому задержка, заминка. Я и еще один парень, выходец из детского дома и друг. Друг, который в тот злосчастный день отговаривал меня участвовать в этом дерьме, друг, которого в тот вечер не стало. Он спас женщину — девушка еще, совсем молодая, уборщица. Спас, а сам преставился. Спасение из огня — и множественные ожоги. Мое милосердие, которое я потом на долгие годы затолкал в самую задницу, тогда сыграло злую шутку. Менты повязали быстрей, чем успел моргнуть.