Механические птицы не поют (СИ) - Баюн София - Страница 29

— Холодно, — прошептала она. — И тебя знобит.

— Эльстер…

Она молчала. Уолтер был уверен, что она не спит, а просто притворяется, но не стал об этом говорить, только тяжело вздохнув, обнял за плечи. Так и правда было теплее.

…

«Майерлинг» оказался классом выше «Винсента». Капитан, молчаливый мужчина с офицерской выправкой лично встречал пассажиров. Рядом с ним стоял чародей, и Уолтеру сначала показалось, что это Унфелиха — он тоже имел вид неудачника, получившего пост за выслугу лет.

— А вы тоже только дуть умеете на чужие дирижабли? — ехидно осведомился один из пассажиров.

Чародей поднял серо-голубые глаза, и они показались Уолтеру осколками чистого льда — застывшие, отрешенные, без единой эмоции. Но его улыбка, презрительная и холодная, сказала больше, чем взгляд.

«Он слепой, — понял Уолтер. — Механические глаза, главный прорыв Эриха Рейне… после его механических людей. Почему так?!»

Уолтер редко видел людей с протезами вместо глаз, тем более вместо обоих. Видел, как один глаз меняли на окуляр, но такие глаза, как у чародея, были редкостью. Проходя мимо него, Уолтер пригляделся повнимательнее.

Черный плащ, подбитый кротовьим мехом, черный сюртук из дорогой шерсти, кольцо из черного матового металла на указательном пальце — Уолтер знал, что этот металл используется для накопления энергии и стоит баснословных денег. Джек когда-то продал свою коляску и двух лошадей, чтобы купить кусочек размером с фалангу пальца, и еще хвастался на приемах выгодной покупкой.

Чародей был если не богатым, то крайне обеспеченным человеком. А значит, протезы заказал себе лучшего качества.

— Уолтер, что тебя так привлекло в этом человеке? — дернула его за рукав Эльстер.

— Задумался. Пойдем.

Каюта встретила их золотым приглушенным светом и терпким запахом лаванды и мяты. Уолтер только поморщился.

Он узнал «Сладкий сон», ароматические капли, которые на Альбионе добавляли в воду для стирки белья. Они придавали ткани достаточно ощутимый запах, который не выветривался по неделе. Так люди боролись с удушливым смрадом, проникавшим с улиц. В доме должно пахнуть все — особые травы на углях особых поленьев, аромалампы с эфирными маслами, благовония из Сигхи, закупаемые для Альбиона невероятными объемами. Только бы не чувствовать этой смеси сырости, мазута, машинного масла, гари, гнили и еще чего-то физиологического, похожего на трупную вонь.

— Сколько нам лететь? — спросила Эльстер, садясь на край кровати.

— Два дня. Надеюсь, больше ничего не случится, впрочем, боец из меня все равно теперь никакой, — усмехнулся Уолтер.

Левая рука была заключена в тонкий проволочный лубок, практически не дававший ей двигать.

— Хорошо.

Уолтер, не отрываясь, смотрел на ее лицо и не мог отделаться от ощущения, что его обманывают.

— Эльстер, скажи мне, а ты хорошо видишь?

— Да, конечно… Уолтер, прошу тебя, не нужно снова…

— Тот человек, чародей. Ты видела его глаза?

— Нет.

— А я видел, Эльстер. И видел глаза таких как он. Я понятия не имею, как «пташки» это делают, но мне не нравится то, на что все это похоже.

— Да? А когда кого волновала изнанка общества, а? Все эти нищие, бродяги, шлюхи в желтых кружевных шарфах и прочая дрянь, через которую все просто перешагивают, а если и соизволят заметить, то только для того, чтобы удовлетворить живущее внутри животное, как этот ваш патер Штольц? — прошипела Эльстер, вцепившись в край кровати и подавшись вперед. — Какая разница, что у потаскухи внутри, Уолтер, если она потаскуха?!

Уолтер только скрипнул зубами и отошел. Ему нечего было ответить. Он бывал в Нижних Кварталах Альбиона всего несколько раз в жизни, и ему хватило впечатлений. Он не знал, как исправить то, что он там увидел. Как обратить к свету живущих там людей. Были там бедно, но чисто одетые люди, с достоинством несущие свою нищету. Женщины подбирали юбки, идя по скользким камням тротуаров и обходили кучи отбросов, наваленные под окнами и возле каждого крыльца. Дети запускали бумажные корабли с парусами из тряпок в каналах, полных сточной воды. Уолтер из окна коляски видел, как мужчина, встретив женщину с тяжелой корзиной, после недолгого разговора забрал ее и подал женщине руку. Это были люди, свято хранящие свою человечность, те, чьи души не были наполнены зловонным туманом.

Но были и другие и их было гораздо больше. Те, кто выливал помои на тротуары, те, кто рылся в кучах мусора у домов, те, из-за кого нельзя было сворачивать в подворотни. Бродяги, спящие под стенами и даже не просыпающиеся, когда из очередного окна на них выливали ведро грязной воды. Проститутки в замызганных шарфах, сторожащие свои стены и заглядывающие в глаза, как бездомные собаки. И собаки тоже были, тощие, облезлые и озлобленные.

«На какой вопрос я пытаюсь ответить? Человек ли Эльстер? Уличить ее во лжи или раскрыть какой-то невероятный секрет «Механических пташек»? А какая разница, если она умеет чувствовать и не хочет возвращаться туда, откуда так отчаянно бежала, даже под страхом смерти?» — подумал Уолтер. Ему было стыдно за свои мысли, а еще за то, что он так упорно избегал думать, от чего Эльстер бежит.

— Прости, — наконец сказал он. — Я не буду больше спрашивать, а ты расскажешь мне все, что сама захочешь и только когда сама захочешь, идет?

Эльстер кивнула. Уолтер заметил, как она расслабляется и с ее лица исчезает тревога.

«Что же за человек был тот, кто решил это сотворить? Интересно, патер Морн еще жив? Пусть он был духовником Джека, но все же это мудрый человек и настоящий клирик. Пусть скажет, снится ли Эльстер Спящему», — подумал Уолтер.

Имело ли это для него настоящее значение? Он больше не мог дать себе ответа на этот вопрос.

…

Последний завтрак на пути к Альбиону проходил оживленно и несколько нервно. Томас сообщил, что его мать нервничала так сильно, что ему пришлось напоить ее снотворным и оставить в каюте. Зато Бекка, немного привыкнув, без умолку рассказывала о цели своей поездки — монастыре. К счастью, о своем настоятеле она больше не сказала ни слова. Уолтер почти не слушал — она рассказывала что-то о вишневых садах вокруг монастырских стен и пасеке, а он только удивлялся, в каком это из монастырей на Альбионе и в городских окрестностях растет хоть что-то, кроме чахлой зелени. Скорее всего кто-то просто обманул Бекку, и ее ждет большое разочарование, когда она увидит, куда приехала. Последний альбионский монастырь, в котором он бывал, больше напоминал тюрьму.

Эльстер за все утро не произнесла ни слова и ничего не ела, но не выглядела встревоженной или больной.

— Через несколько часов мы приземлимся на Альбионе, — сказал Томас. — Не могу сказать, что эта мысль вызывает у меня энтузиазм, но я очень надеюсь найти здесь помощь от этого… доктора Харриса. Уолтер, я очень благодарен вам и вашей сестре за то, что скрасили наш полет, а вам, фройляйн Честейн, я отдельно благодарен за заботу о моей матери во время нападения пиратов. Вас, Уолтер, я благодарю за помощь в бою.

Для Уолтера это было новостью. Он помнил, что Томас убил ранившего его пирата, но не помнил, чтобы делал что-то для него. Впрочем, это не значило, что этого не случилось — то особое, отрешенное состояние, вне пространства и времени, в которое он погружался во время боя, было результатов многих лет практики. Именно так учили сражаться альбионских аристократов — не только технике фехтования, но и особому трансу, который превращает схватку в смесь танца и своеобразного ритуала жертвоприношения. Уолтер слышал, что в народе ходят сказки о том, что такие фехтовальщики подобны стокерам, и что они не могут выйти из транса, пока никого не убьют. Уолтер только пожимал плечами — на тренировках он никогда никого не убивал, а в транс он научился входить каждый раз, когда это требовалось. Это было не так сложно. Достаточно было забыть о своей человеческой природе, а этим Уолтер занимался всю свою жизнь на Альбионе.

— Вы можете связаться со мной в любое время, Уолтер. Я буду счастлив продолжить наше знакомство, — сказал Томас, протягивая ему и Эльстер две визитки. Совершенно прозрачные, с золотыми тонкими буквами. «Томас Даверс, Эгберт, Уайншер 24–03». Томас дал ему настоящую визитку, с настоящим именем и адресом.