Забыть нельзя, влюбиться невозможно (СИ) - Коваль Алекс - Страница 67

Теплом по сердцу пробежало слово «семья». А от мысли о третьем ребенке внутри уже не бабочки запорхали, а соколы, не меньше. Интересно, какой будет наш совместный с Алексом ребенок? В том, что он или она однажды будет, я не сомневалась. Хоть на такие темы мы с Алексом ещё не разговаривали. Слишком рано, по-моему. Но на ум сразу пришли счастливая мордашка Лисенка и гордо вздернутый нос Данила Александровича. А следом сразу пошловатая ухмылочка отца семейства и горячий шепот, которым он сводил меня с ума всю ночь.

- Знаешь, я безумно счастлива! – улыбнулась я своему отражению в окне, проговаривая больше себе, чем своей притихшей в трубке собеседнице.

- Н-да? – услышала за спиной полумычащий, полурычащий шепот Алекса. Он обхватил меня и крепко прижал к своей груди, принеся с собой ощущение защищенности и полного умиротворения. Я даже не слышал, как он подошёл. Интересно, долго ли стоял за спиной и много ли успел услышать.

- Мам, созвонимся позже… - захохотала я, выдергивая из-под футболки шаловливые руки мужчины, которые уже поползли куда, пока что не следует. Тело моментально отреагировало, «просыпаясь». Нет, мне точно надо вырабатывать против Александра иммунитет. Не можем же мы от каждого прикосновения набрасываться друг на друга, как кролики.

- Конечно, кончено. Хорошего вам дня, Александру пламенный привет! – заторопилась мамуля и отключилась первая.

Я буквально обмякла в объятиях Алекса. Он положил голову мне на плечо, щекоча своим дыханием шею. Руки послушно убрал на живот, сцепляя в крепкое кольцо.

- О чем разговаривали?

Он был мокрый после душа. Такое ощущение, будто человек не знает, что такое полотенце. Либо эта была намеренная провокация, которая, черт возьми, удалась. Наше отражение живописной помятости в окне заставило меня улыбнуться. Такие «домашние» – в хорошем смысле. Волосы мужчины забавно взъерошены и сногсшибательно пахнут. Наверное, я токсикоман, потому что нельзя так сильно тащиться от запаха. Точно вам говорю.

- О бывших, чтоб им сладко жилось… – прикусила я язык, не успев вовремя себя одернуть.

- Инессы и Стаса в нашей жизни больше не существует. Есть только мы и дети, – твердо сказал мужчина, моментально напрягаясь за моей спиной.

- Алекс, Стас в городе… и он совсем слетел с катушек, – выдохнула я, припоминая неприятную встречу с бывшим.

- Он тебе ничего не сделал?! – Алекс развернул меня к себе и осмотрел с макушки до пят, едва ли не прощупав сантиметр за сантиметром. Губы мужчины сжаты в тонкую линию, в глазах полыхает огонь всепоглощающей ярости.

- Ты меня ночью уже все облапал, если бы что-то было не так думаю, заметил бы, – решила я пошутить, чтобы немного разрядить напряжение. Но он только «мазнул» по лицу злым взглядом и прицыкнул.

- Даша, это не шутки.

- Да, прости. Нет, ничего не сделал. Мы были в кафе, поэтому все нормально. Но Алекс, он меня пугает. Инесса рассказала ему про нас с тобой и…

- Инесса?! – прорычал мужчина, – она и сюда влезла?!

- А ты не знал? – удивилась я такому повороту.

- Нет, вот об этом я не знал.

- В день, когда ты встречал меня с мамой из аэропорта, она ждала меня в ресторане.

- Об этом охрана мне говорила, – кивнул мужчина, не сводя с меня сосредоточенного взгляда.

- Инесса узнала про бывшего. Угрожала, что расскажет тебе, а потом и ему. Судя по нашему разговору со Стасом в кафе, угрозу она выполнила. Он знает про тебя и детей, последнее пугает больше всего.

- Без поддержки своего отца он из себя мало что представляет. Ты же это понимаешь? – выгнул бровь мужчина.

- Понимаю. И он понимает – это злит его еще больше. Он безумен и может выкинуть любую гадость.

- Пусть отец сам со своим разгулявшимся щенком разбирается. Мы же с тобой забудем про этих двоих, как страшный сон. Закончилось уже все.

- Поэтому ты ездил к Рустаму Кольнику? – не упустила я момент узнать подробности.

- Да. Разговор был тяжелый, но мы нашли компромисс.

Отговориться общими фразами Александр умел.

- Невероятно, – помахала я головой, – то есть ничего мне не скажешь?

- Нет. Больше они не тронут ни тебя, ни твоих родных. Это все, что тебе следует знать.

- Ты же их не убил?! – округлила я в ужасе глаза.

- Даша, лихие девяностые прошли, – засмеялся негодяй. – Сейчас используют другие рычаги давления. Связи называются.

- М-м-м, понятней не стало, родной, –  замотала я головой, возмущённо надув губы.

- И не надо, – улыбнулся одними уголками губ Алекс.

Мы замолчали, играя в упрямые гляделки. Глаза в глаза. Лоб в лоб. Близко-близко и так обжигающе волнительно.

Вот так должен поступать настоящий любящий мужчина. Брать ответственность и за себя и за свою женщину, какой бы взбалмошной особой она не была. Хотя в современном мире такие представители мужского пола скорей исключение, и я тысячекратно благодарна Вселенной, что такой мужчина достался мне.

Я не выдержала первая, проиграла эту войну взглядов. Поняла, что пропадаю, тону с головой в шторме чувств, плещущихся в черных омутах глаз. Прижалась к мужчине сильней, упираясь налившейся от желания грудью. До дрожи в теле от соприкосновения возбужденных сосков с твердой мужской грудью и ноющей болью внизу живота. Выбивая такой близостью тяжелый вздох Алекса.

Он прикрыл глаза. Веки с черными ресницами легко затрепетали. Мне нравилось знать, что это я заставляю его терять контроль. Терять себя.

Любой женщине тешит самолюбие ощущение власти над сильным и неприступным мужчиной. Приятно знать, что холодный со всеми Алекс превращается в сгусток нежности и трепета рядом со мной. Теряет спокойствие и сгорает от желания, от прикосновений.

Знание, что привыкший сам контролировать свои отношения с женщинами Алекс доверился мне, окрыляло и будоражило. Доверил свое сердце, позволяя крутить им как маленьким мальчишкой. Когда мужчина, не признававший столько лет каких-либо чувств, сдается и отступает под напором этих самых чувств – это проявление силы. Внутренней силы и уверенности в себе и в человеке, которому ты даришь всего себя.

Алекс сделал шаг, вынуждая меня отступить и крепко прижимая к ледяному окну, впился нетерпеливым поцелуем, сминая мои губы своими губами, будоража горячим дыханием и уверенными движениями языка. Руки уже блуждали по попе, нежно сжимая и заставляя меня выгнуться от наслаждения.

- Я люблю тебя, ты же знаешь? – отстранилась и, переводя дыхание, прошептала я.

- Знаю, – прерывая поцелуй, ухмыльнулся Алекс, – но буду не против, если ты будешь говорить мне это чаще, родная, – добавил тихо, но уверенно.

- А это как пойдет… – прошептала я, решив слегка покапризничать. Алекс тихо, с сексуальной хрипотцой, рассмеялся.

- Мне нравится, как на тебе смотрится моя футболка, – гладя рукой по животу, медленно подбираясь к груди, бесстыдно задирая при этом светлую хлопковую ткань.

- Еще бы она не нравилась, почти все на виду, ничего не прикрывает, – пробубнила я, прикусывая губу, сдерживая рвущийся из груди стон. По спине уже маршировали стройные ряды мурашек, светлые волоски на руках встали дыбом, а внутренности защекотало он невесомых прикосновений. На щеки набежал румянец то ли стыда, то ли возбуждения.

- Все что хотел, я уже увидел, – «промурлыкал» Алекс, смотря прямо в глаза, видимо, решив, что все-таки первый вариант, – поэтому смысла смущаться теперь уже нет…

- Вчера было темно, – возразила я не своим голосом. Я уже готова была умолять сделать со мной хоть что-нибудь. Искусала всю губу в кровь, сдерживая неприличные звуки, так и разрывающие грудную клетку. Его видимое спокойствие заводило, хотя его рука, подобравшаяся к моей груди, мягко поглаживая большим пальцем чувствительный сосок, слегка подрагивала. Но змей искуситель – Алекс – не отводил от меня внимательных глаз, наслаждаясь моей реакцией, наблюдал и абсолютно наглым образом улыбался.

- Зато утром было светло, а ты очень сладко спала.

- Бесстыжий, – выдохнула я, наклоняясь к его губам. Сил держать зрительный контакт уже не осталось, он доводил до исступления. Этот его хитрый, глубокий, пронзительный взгляд, будто говорит тебе: «Я помню все твои стоны…». Уже только им он может довести до вершины блаженства, а еще и ласковые руки, которые то нежно поглаживали, то грубо сминали мою грудь – настоящая пытка для моих бедных нервов.