Непридуманная сказка (СИ) - Перепечина Яна - Страница 54

- Господи, Вита… - замерла, не в силах вымолвить нежное имя Саша, и, сделав над собой усилие, закончила, - Виталий, как же так?! Как из доброго, славного парня ты превратился в убийцу?

- Просто у меня не было мамы, которая объяснила бы мне, что убивать нехорошо, - бесцветно ответил Виталий.

В глазах у Саши стояли слёзы, казавшиеся особенно горячими от холода и темноты, окружавших их. На дорожках, проложенных вдоль Москвы-реки, было довольно пустынно. Лишь иногда неспешно прогуливались собачники, с удивлением поглядывая на странную, будто заледеневшую, парочку на скамейке. Но Саша не видела никого. Только двух мальчиков: маленького неведомого ей Артёма, дождавшегося своих папу и маму, и маленького же Виталика, так и оставшегося сиротой. Она будто против воли подняла руку и хотела погладить Виталия по волосам, но он вздрогнул и отшатнулся, посмотрев на неё пустыми глазами. Она тоже отшатнулась и замерла, чувствуя, как сердце ставшее почему-то огромным, заполнило всю её целиком и болит, нестерпимо болит… везде. От этой боли было трудно дышать, шевелиться, глотать и моргать. Только слёзы лились беспрепятственно, не принося облегчения. Саша сглотнула и через силу спросила:

- А как ты… с Машей?

- Да примерно по тому же сценарию, - досадливо поморщился Виталий, - ничего интересного. Мы с ней объяснялись на улице, вон там, ближе к мосту, - он показал рукой на освещённый мост. – Она была в бешенстве, кричала и топала, но мне было всё равно. Я рассказал ей, в чём и перед кем она виновата.

Тут её прорвало. Она быстро пошла в сторону дороги, страшно ругаясь и вопя. Я и подумать не мог, что бывают такие вздорные, склочные… особы. Может, это потому, что и она в тот день была в подпитии: они на работе что-то отмечали. Когда она подошла уже почти к дороге, то почему-то обернулась ко мне. И, продолжая идти, но уже пятясь, принялась крыть меня последними словами. Она была в туфлях на высоких каблуках. Каблук попал в какую-то ямку, она оступилась, не удержала равновесия и буквально вывалилась на дорогу, по которой в это время довольно быстро ехала маршрутка. Была суббота. Наверное, водитель торопился в парк или как там у них это называется? По левой полосе ехал рейсовый автобус, а маршруточник решил его обогнать справа… Ну, и… Маша совершенно неожиданно упала прямо к нему под колёса… Финал второй части оказался не менее удачным.

Саша передёрнулась всем телом и про себя быстро-быстро зашептала «Отче наш». Они снова помолчали.

- А Наташа? Где она?

- Ты можешь мне не верить, но не знаю. После того, как погибла Маша, я уже хотел заняться ей, но не нашёл. Она куда-то делась.

- Слава Богу! Хоть она не на твоей совести… А может, она ещё жива?

- Если тебе станет от этого легче, то могу поклясться, что изначально я не хотел их смерти. Так вышло. Мне хватило бы просто их унижения, растерянности и одиночества. Я хотел, чтобы они поняли, как это страшно, когда тебя бросают. И больше так не делали. Никогда…

- Но это же… Это же доведение до самоубийства! Ты это понимаешь?!

- Если уж опускаться до юридических терминов, то со стороны Олеси тоже не всё так просто: оставление человека в опасности, - парировал Виталий.

- Ты прав, в этом ты прав, - бесцветно согласилась Саша. – Но ведь так нельзя! Ну что же теперь – око за око? Нужно уметь прощать, понимать…

- То есть ты Олесю прощаешь и понимаешь? А меня нет?

Саша застонала:

- Господи! Виталий, о чём ты говоришь? Она поступила плохо, да. Безобразно, жестоко… И причины у неё были… омерзительные… Но ведь она никого не убила. Не наше дело её судить! Понимаешь? Наше дело помочь её ребёнку, если ему нужна помощь! Ты ведь этим и занимался – помощью. Как тебя занесло туда, где не должен быть человек?! Не вправе мы такие вопросы решать…

Ты знаешь, когда Ангелина с Вадимом взяли Полиночку, я у Ангела спросила… Не сразу, через месяц примерно… В общем, спросила, что она испытывает к маме… ну, той, что родила Поленьку. Какие чувства у неё к этой женщине. И готова была услышать: ненависть, презрение, отвращение… И много чего ещё была готова услышать. А она мне, знаешь, что сказала?

Виталий покосился в её сторону, но промолчал.

- Она сказала: «Благодарность и жалость!» – с дрожью в голосе произнесла Саша. Понимаешь: благодарность и жалость! И в этот момент я поняла, что она права. Они с Вадимом так хотели детей, и вот Господь им послал Поленьку. Но если бы не было Оксаны, это её биомаму так зовут, то не было бы и нашей малышки. Или если бы Оксана сделала аборт, как делают многие и многие и потом считают, что ничего такого страшного не сотворили. А она родила! И не выкинула на помойку, не задушила подушкой или ещё чего ужасного не сделала. Она ребёнка отдала. Мы можем сколько угодно её осуждать за это. Но кто мы такие, чтобы осуждать? А ведь она не сделала самого страшного – не убила. И мы должны её только пожалеть. Потому что это страшно – остаться без ребёнка. И когда-нибудь она это поймёт… Не хотела бы я тогда оказаться на её месте…

А у Полиночки теперь есть мама и папа, которым она по-настоящему нужна, которые её ждали и хотели. И у этого малыша, Артёма, тоже теперь есть родители… А Олеська, она дурочка, конечно. Глупенькая, несмышлёная, эгоистичная… И как страшно то, что она сделала… И как страшно то, что сделал ты…

Ещё несколько минут они просидели молча. Саша совсем заледенела, но не могла себя заставить встать и уйти. Наконец Виталий с шумом поднялся и сказал:

- Вот ты веришь в Бога. Хорошо, пусть твой Бог нас рассудит. Я сейчас поплыву на другой берег. И если доберусь, то, значит, прав я. А если нет – можешь считать, что твой Бог меня наказал.

Саша вскочила и вцепилась ему в рукав:

- Ты что?! Ну давай, как во времена Инквизиции ведьм выявляли: выплывет, значит, ведьма, а нет – значит, невинна. Ты же такой же бред предлагаешь!

- А что предлагаешь ты?

- У Ангелины есть знакомый батюшка, – зачастила Саша, опасаясь, что он сейчас и вправду шагнёт к реке, – я сама его не видела никогда, но она говорит, что отец Пётр удивительный: умный, добрый, понимающий. Я тебя прошу, поедем к нему, всё расскажем, подумаем вместе, как быть…

- И после этого ты меня простишь и выйдешь за меня замуж?

- Извини, - сразу погасла Саша, - я не смогу.

- Ты же сама только что призывала к пониманию и прощению, - нехорошо усмехнулся Виталий. – Что это? Двойная мораль?!

- Нет, нет, Виталик, - она снова смогла назвать его ласково, - если ты и вправду осознаешь, что натворил, я, наверное, смогу как-то это всё принять. Но замуж – прости… Всё-таки мы оказались совершенно чужими друг другу.

- Понятно, - Виталий резко выдернул у неё рукав, который она до этого всё ещё продолжала сжимать ледяными пальцами, – прощай, Санечка. Можешь идти в милицию и писать заявление о доведении до самоубийства…

Он развернулся и быстро, раздражённо зашагал по аллее в сторону дома Ангелины. Больше Александра его не видела.

Москва, декабрь 2002 года. Александра Катунина (2)

Неделю Саша пролежала лицом к стене. На восьмой день Ангелина, от тревоги и попыток разорваться между трёхмесячной дочерью и намеревавшейся зачахнуть во цвете лет подругой, ставшая за это время бледной тенью себя самой, привезла того самого отца Петра. Вместе с ним в квартире почему-то запахло жизнью и надеждой, а не пылью и смертью, как до этого.

Отец Пётр долго слушал Сашин рассказ, едва уловимый сквозь рыданья. И в итоге, положив тёплую большую ладонь ей на лоб, тихо сказал:

- А ведь он прав, Сашенька. Не нам его судить. Не нам ему приговор выносить. В нём ведь и хорошего много. Вспомни, как он детям помогал, как добр был к вам с Валдайцевыми… Возможно, он просто запутался… Молись о нём…

- Батюшка, да он же даже не крещён…

- Ты можешь молиться о нём келейно, дома. И я не удивлюсь, если через несколько лет на Валааме, например, или в Оптиной Пустыни появится не старый ещё монах с измученный духовным страданием лицом. Пути Господни неисповедимы. Или, как говорит один мой великовозрастный духовный сынок, чудны дела Твои, Господи!