Их тайный гость (СИ) - Перепечина Яна - Страница 37

- Ничего, моя хорошая, не расстраивайся. Я же понимаю, что ты не специально. Ну, просто у нас сегодня день такой. Это бывает. Я как-нибудь постараюсь сегодня справиться. А вечером мы всё уладим. Видишь, Мира обещала помочь.

- Да? – воспрянула Марта, которая не умела долго грустить. – Тогда хорошо. Ты, мамочка, если что, меня зови. Я буду твоими глазками сегодня.

- Непременно, - пообещала Арина, - ты с утра куда?

- Ой, мамочка! – тут же забыла о своём обещании быть глазами Арины Марта, - можно я опять в прачечную? Там так интересно!

- Можно, можно. Только хорошо себя веди, договорились?

- Ага, - кивнула Марта и оттеснила Арину от зеркала: ей тоже хотелось быть красивой.

Уже полностью одевшись, заколов свои длинные волосы в большой свободный пучок – предмет восторгов всех постояльцев – и вставив ноги в элегантные бежевые лодочки, она подошла к Мире и, наклонившись, поцеловала дочь в уже гораздо более прохладный лоб.

- Мамочка, ты очень красивая, - слабо улыбнулась дочь и неожиданно попросила, то ли предложила:

- А давай, мы тебя замуж отдадим?

Арина на миг растерялась, потом погладила рыжие волосы, разметавшиеся по подушке, и покачала головой:

- У нас ты уже почти невеста.

Но Мира вдруг – болезнь, что ли, на неё так подействовала? – заартачилась:

- Я замуж выходить отказываюсь, пока мы тебя не пристроим. – Да ещё поддержкой сестры заручилась:

- Правда, Мартинка?

- Правда! Правда! – Марта, которое в это время выходила из ванной, начала беседы не слышала. Но зато она всегда, ну, или почти всегда, была на стороне старшей сестры. Поэтому и сейчас, даже не разобравшись в ситуации, она преданно подтвердила:

- Правда! – и тут же громким шёпотом поинтересовалась у Миры:

- А что правда-то?

Мира, которой после жаропонижающего явно полегчало, прыснула. Засмеялась и Арина. Засмеялась и, удивившись сама себе, ответила:

- Да вот, Мартиш, Мира предлагает меня замуж выдать. Как ты на это смотришь?

- Я хорошо на это смотрю! – ни на секунду не задумалась Марта. В её глазах вспыхнула радость. – Я тоже не против, чтобы ты за дядю Костю замуж вышла.

- За ко-го? – едва не рухнула со своих высоченных каблуков Арина и зачем-то переспросила:

- За кого?

- А это идея, Мартиш, - не обратила на неё никакого внимания непочтительная старшая дочь, - ты голова. Я до такого простого решения проблемы не додумалась. Температура, наверное, на мои мыслительные способности влияет.

- Зато на разговорчивость – нет. Совершенно не влияет. Девочки, девочки, уймитесь! – возмутилась Арина. – Да ваш дядя Костя наверняка давно и прочно женат и имеет штамп в паспорте. И вообще, он мне совершенно не нравится.

Обе дочери уставились на неё с явным неодобрением. Помолчав недолго, Мира покачала головой и припечатала:

- Да-а, мам. Я с тобой уже четырнадцать лет живу, а до сегодняшнего дня и не подозревала, что у тебя такой плохой вкус.

Арина так растерялась, что покраснела и молча вылетела из номера. Марта выбежала следом за ней, сунула свою ручку в Аринину и сочувственно прошептала громким шёпотом:

- Мамуль, ты на Миру не обижайся. Она ведь права. Если тебе дядя Костя не нравится, тогда я уж и не знаю, кто тебе нужен.

- Мартина Станиславовна, - Арина грозно уставилась на младшую дочь, - а с вами я обсуждать свою личную жизнь вообще категорически отказываюсь!

- Ну и зря, - невозмутимо пожала плечиками Марта, - я ведь тебе плохого не посоветую.

Июль 2008 года.

Константин

Закончив с делами, Константин возвращался домой даже раньше, чем собирался, когда несколько месяцев назад планировал командировку. На ближайший рейс мест в бизнес-класс уже не было. Можно было взять билеты на следующий. Но Константина неудержимо тянуло на дачу, и он не хотел ждать ни минуты. Да и наплевать, по большому счёту, ему было на удобства. А безопасности бизнес-класс не гарантировал. Смерть ведь удивительно демократичная особа. И – случись что – самолёт падает целиком, а не по классам. Наплевать безносой на чины и регалии. Как там в песне? «А любви наплевать на приличия, на чины и на знаки отличия…»? Смерти тоже. А она Константину в последнее время напоминала о себе всё чаще и чаще. Даже самый неисправимый оптимист задумается.

Посадочный талон ему дали на место у иллюминатора. Но он так часто летал, что ему было уже совершенно всё равно, где сидеть. А события последних дней и вовсе отбили охоту любоваться красотами. Всё ещё побаливали ухо и плечо, не давая забыть о нападении в подъезде. И теперь он всё больше сомневался в том, что это было случайное нападение.

После почти бессонной ночи, которую Константин провёл, пытаясь понять, как ему теперь быть, мысли тяжело ворочались в голове. Хотелось хоть ненадолго забыться и перестать думать.

До взлёта оставалось всего ничего, а место у иллюминатора всё так же пустовало. И Константин решил уже, что полетит без соседа, когда вдруг перед самым взлётом к нему подошла хорошо одетая женщина.

- Простите, пожалуйста, моё место вот это, но, я так понимаю, вы предпочитаете уступить мне своё? - в её голосе послышалась улыбка.

- Да, пожалуйста, - встал Константин, пропуская даму.

Она аккуратно проскользнула мимо него и принялась устраиваться: сумочку под локоть, книгу на колени. Константин заметил, что томик обёрнут в яркую кожаную обложку, сшитую из разноцветных лаковых кусочков, очевидно, самодельную. Улыбка тронула его губы. Такую обложку он уже видел когда-то у одного человека, очень дорогого ему человека. Тут он неприлично резко повернулся к соседке и уставился на неё. Впрочем, она смотрела в иллюминатор и его странного поведения не заметила. Поэтому Константин несколько секунд беспрепятственно разглядывал её, а потом, не веря в то, что это может быть на самом деле, медленно позвал чужим, потрясённым голосом:

- Валерия Алексеевна!

Женщина удивлённо оглянулась, её лицо выражало готовность к узнаванию. Она без улыбки вгляделась в него, внимательно, ласково, и – глаза её засияли – удовлетворённо проговорила:

- Костя. Костя Соколан. Здравствуй, Костенька.

В этом было что-то удивительное, почти чудесное. Вот так, спустя двадцать с лишним лет, в самолёте на другом краю огромной страны, встретить человека, который знал тебя мальчиком и называл Костей. Теперь ты взрослый дядька, с ранней сединой в тёмных волосах, грустными глазами и пережитыми трагедиями в багаже. А для твоей учительницы – всё равно мальчишка. Она тоже не помолодела, вон, сколько морщинок у весёлых глаз, но для тебя она всё та же – молоденькая, со звонким голосом, неравнодушная.

Константин смотрел на неё и улыбался. И она улыбалась тоже. А потом протянула руку и погладила его по волосам.

- Костя… Если бы ты знал, как я рада тебя увидеть, наконец. Всё ждала, когда же мы встретимся…

Константин удивлённо приподнял брови.

- Ждали?

- Да, ждала. Знаешь, как многих твоих одноклассников и других своих учеников я уже встречала?

- Многих? – снова глупо переспросил он.

- Серёжу Москвина, Жанну Грядкину, Жору Частичкина часто встречаю…

- Жорку? Часто? А он мне ничего не говорил! – вырвалось у него совершенно по-детски, и они с Валерией Алексеевной рассмеялись.

Самолёт и его пассажиры готовился ко взлёту, и им пришлось ненадолго отвлечься от беседы. Пристегнув ремни, Костя снова спросил:

- То есть Жорку вы часто встречаете?

- Да. Он в Сибири регулярно бывает. Дела у него тут какие-то. Один раз даже просто на улице его встретила.

- Надо же… А я и не знал, что он вас видел. А как Серёга Москвин? Сто лет с ним не пересекался.

- Неплохо. С ним я в Москве столкнулась, прямо в аэропорту. Он с семьёй летел отдыхать. У него сын и дочка, замечательные ребята, и жена чудесная, по-моему. А как ты, Костя? – она спросила это с таким искренним желанием узнать, с таким участием, что он, уже давно ни с кем не откровенничавший и мало кого подпускавший к себе, вдруг взял да и выложил ей всю свою жизнь. Рассказал и про Свету, и про Костика, и про работу. Только про события последних нескольких недель промолчал. В этом он должен был разобраться сам.