Позволь нам случиться (СИ) - Невеличка Ася - Страница 18

Теперь рассмеялся Бергер.

— В том числе. Вот ты — избегаешь контактов, отрицаешь свою ориентацию, прячешься в моем доме от любовников… Может, тебе также как и мне нужна эта терапия? М? Только в классической позе ты обнимашек не получишь. А здесь мы просто помогаем друг другу. Без обязательств.

— Я пас.

— Вряд ли я изменю решение.

— Могу вызвать экономку.

Бергер отрицательно помотал головой.

— Позвонить Лель?

— Нет. Это всё обязательства. Она останется на ночь — я останусь без сна. Так что кончай болтать и обними меня.

Я скривилась и тут же напряглась, когда он встал из-за стола и быстрым шагом направился ко мне. Еще секунда и он дёрнул меня с дивана за локоть, обхватывая руками и крепко прижимая к себе.

Ой, Господи, я только могу надеяться, что прессом он не нащупает мою грудь под одеждой.

Бергер с полминуты стоял, не шевелясь, так что я даже вспомнила, что надо дышать. Потом склонил голову и зарылся носом в изгиб моей шеи.

— Это тоже нужно для терапии? — хмыкнула я, пытаясь отстраниться.

— Да, — глухо бросил он и тут же выпустил меня из объятий. — Уходи. Поздно уже. Утром на пробежку. В шесть.

— Но… У меня еще два дня! Вы же сами разрешили.

— Ах да. Тогда я побегу, а ты поедешь рядом на мини-каре и зачитаешь мне сводку с японской биржи.

— Хорошо.

Я развернулась и уже у самой двери разобрала тихое «Спокойной ночи, зайчик». Неужели терапия так быстро сработала?



Бутылка Сантори опустела, а голова гудела от злых мыслей. За вечер случилось слишком много непрогнозируемых событий. Сначала прерванный Николаем минет…

Хотя давай себе то не врать? Прерванный? Скорее уж охрененно завершенный. Меня до сих пор потряхивает от полученной разрядки. И тут обрушиваются злые мысли — какого хрена у меня такая реакция на Колю? Стечение обстоятельств?

Только какие это должны быть обстоятельства, чтобы у меня наливался хер на парня? Нет таких обстоятельств.

Да, он женственен, но в Европе таких тысячи, ни один не задевал меня так, как помощник. Он кроток, послушен, исполнителен — набор отличных рабочих качеств. Вот только у меня раньше даже мысли не возникало о служебных романах с сотней таких же исполнительных и послушных работников.

Что еще есть в нем такого, что поднимает во мне инстинкты животного?

В момент, когда я стоял в дверях его спальни, окидывал взглядом хрупкую фигурку, завернутую в полотенце, то готов был все зубы оставить под залог, что передо мной молодая еще девчонка. Рука сама тянулась сдёрнуть чертово полотенце и убедиться… Но я ушел, чтобы еще больше не сконфузить Николая.

И себя. Я не мог спрогнозировать свою реакцию на него. А если бы меня повело от похоти, и я воспользовался своим положением?

Уподобляться Разумовскому совершенно не хотелось. Пусть Коля сам решает, с кем остаться.

Что? Что нахер?! Нет. Решать буду я, а Коля останется.

Нет, не так. Мне сначала надо решить, останется ли Коля.

— Обними меня.

Так просто, но парень колеблется. Я и раньше замечал его зажатость и отстранение от физического контакта, но сейчас мне необходимо было пересилить его и обнять. Мне необходимо понять, что я чувствую, когда сжимаю его в объятиях.

Две минуты препирательств и я насильно прижимаю его к груди и охаю от предательской слабости, обнять его сильнее, до хруста в костях, зарыться носом в короткую шевелюру, вдыхать этот предательски женственный запах кожи.

Сука, от похоти повело сознание. Я оттолкнул его и отправил спать, а сам… Сам должен понять, готов ли я переступить границу табу с ним? Сейчас, когда аромат его кожи еще держится на моей рубашке, когда голову кружит от желания, а член подрагивает, наливаясь и тяжелея, граница уже не кажется такой непреодолимой.

Если накачать его и накачаться самому…

Я откинул голову и заржал, в шоке от хода своих мыслей.

Стоп, парень. Ты нормальный мужик, у которого еще стоит на нормальных девок. О чем тут нахрен думать?

Коля мой работник, вот пусть, твою мать, работает. А я… Я выбью из себя эту дурь. И больше ни разу не притронусь к парню и не зайду в его комнату.

Вот и решение. К херам всю толерантность и распущенность. Это не моё. Это против меня.

Чертов Коля, откуда ты такой свалился на мою голову? Был бы ты со мной на одном курсе — я лично чморил бы тебя за смазливую внешность. Каждое гребанное утро купался бы у меня в общественном унитазе, Коля.

Я закурил, полной грудью вдыхая дым и тут же заходясь кашлем. Бросать нужно вредные привычки. Бросать, а не цеплять новые.

Как я вообще мог допустить мысль о сексе с парнем? Черт, а ведь мог… Даже представить смог как поршнем хожу членом за щекой, натягивая тонкую, полупрозрачную кожу, как ставлю Колю раком и…

Твою мать! Если накачаюсь, не исключено, что попрусь к нему воплощать фантазии. Если не выпью — я не усну, эти мысли сведут меня с ума.

— Лель? — прохрипел я в трубку. — Метнись ко мне, девочка. Я уже соскучился.

Свет возник резко, пробив фильтры век, проникнув в мозг и острыми иглами пронзив виски, вызывая цепную реакцию.

— Твою мать! Какого хера?..

— Уже утро.

Я застонал, зарываясь под подушку и натягивая сверху одеяло. Не помню, чтобы разрешал помощнику заходить в свою спальню.

— О. Вы не один? Значит, планы на утро меняем?

Не один? Я осторожно высунул голову, щурясь от яркого утреннего солнца и узрел идеальную маленькую грудь худосочной на мой вкус женщины. Мозаика воспоминаний неохотно складывалась в единую картину: прием, минет, синяки на запястье Коли, он, завернутый в полотенце, и я, сжимающий его в объятиях.

Застонал и перекатился на спину.

— Кхм…

— Чем поперхнулся?

— Эм…

Я скосил взгляд на подавившегося словами Николая, только теперь понимая, что стоит колом в горле у помощника.

— Утренним стояком?

— П-простите.

Он повернулся вполоборота, активно орудуя пальцем в планшете. Тонким, ухоженным пальцем. Черт, у него, наверное, даже мозолей от дрочки нет.

— Какие планы на утро? — прохрипел я, прочищая горло.

— Пробежка.

Я застонал, отпихивая от себя руку Лель. Та завозилась и отвернулась к стене.

— Перенесем. Всё?

— Еще я должен вам зачитать сводки с японской биржи и пересказать разговор Кельмера.

— Тсс!

Поднявшись с постели, я накинул на плечи халат и кивнул помощнику на выход.

В столовой он поставил передо мной кофе и тост с сыром.

— Теперь рассказывай, — велел я, пультом прикрывая жалюзи на кухне, чтобы не страдать от яркого света.

— Сейчас?

Кивнул, коротко чертыхнувшись от простреливающей боли в висках.

— О сводках?

— О Кельмере.

— А. Вчера, видимо, не самое располагающее общество его окружало, поэтому он больше паясничал и отшучивался. Думаю, если бы мог пойти за ним к игральным столам или в бильярдную…

— Ты играешь? — оживился я, уже прикидывая, куда бы вставить в расписание бильярд с Николаем.

— В карты — нет.

— А в бильярд?

— Т-тоже нет.

— Чёрт… Продолжай.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В общем, Евгений проехался по брату…

— Как?

— Сказал, что акциями в их семье занимается только брат, сам Евгений руки в этом деле не пачкает.

— Да неужели? — хмыкнул я, зная, что Кельмер прицепил Разумовского как раз за умение играть на бирже.

— Да, я уверена, что это прозвучало в оскорбительном тоне. Причем Евгений одёрнул собеседника, когда тот попытался оскорбить Кельмера-старшего.

— Дмитрия или Игоря?

— Игоря, точно. Он про брата говорил.

— Ну, конечно.

Я отпил кофе, разглядывая резкие полосы света сквозь прикрытые жалюзи.

— Что мы имеем? — проговорил я вслух. — Женьку, который всеми способами отпирается от участия в скупки акций на фондовом рынке, твоего Разумовского, который, кстати, светился пару раз в операциях с ценными бумагами, но ему в отличие от Женьки играть не на что. И Игоря, который нужен мне, а еще и этой парочке. Зачем?