Гражданская жена (СИ) - Кариди Екатерина - Страница 2

Отошла в сторону, вскинув ладони. А он быстро и без лишней нервозности снова стал складывать в чемодан свои вещи. Походу, уже давно для себя все решил? Ах-ха-ха...

Шок. Мир рушился на глазах. Ее мир. То, что она считала незыблемым, вечным. Крепким. Верила в их любовь, как в то, что завтра взойдет солнце.

И тут он заговорил:

- Квартиру я временно оставляю тебе и сыну, пока не найду удобный для вас вариант. И, разумеется, содержание. Это никак не отразится. И еще, Вера, то, что происходит между нами, не должно как-то касаться Володи. Я буду...

Внезапно так ясно все стало, так убийственно ясно и просто. Но все же надо было проговорить.

- Скажи, ты уходишь, потому что у тебя... кто-то есть?

Он внезапно осекся. Руки дернулись, метнулся взгляд.

- Это не имеет значения. Наш брак просто изжил себя. Ты и сама... могла бы это заметить.

И снова его руки быстро задвигались, складывая барахло в чемодан. А Вера смотрела. Ведь... черт побери! Эти проклятые трусы, носки, футболки, все, что он туда запихивал, были частью ее жизни. Ее частью! А он выдирал это по-живому.

Так просто. Изжил. А она не знала.  

Кошмарный сон. Ущипнуть себя и проснуться.

Господи, какая она дура! Не было никаких командировок, у него просто ДРУГАЯ. А она тут размякла, на феерический секс настроилась. Ах-ха-ха! Романтический ужин при свечах?

Самой себя противно стало. И так смешно, до идиотизма, до одури.

- Ты прав, - проговорила Вера. - Извини, что не сразу поняла.

Что уж там задели в нем эти слова, но Александр вдруг вскинул голову и застыл, вглядываясь в ее глаза. Потом выдал:

- Я рад, что ты отреагировала разумно.

Его голос причинял боль, как будто резал что-то внутри, но Вера смогла не отвести взгляд.  

- А ты чего-то другого ожидал?

Александр поморщился, уставившись куда-то в левый верхний угол, и проговорил:

- В принципе, я... надеялся на понимание.

Понимание.

Пока все это происходило, мозги-то работали, переваривали информацию. И понимание просачивалось ядом в кровь. Ведь ей же завтра надо как-то объяснять все это Вовке. Но пусть это будет завтра, не сейчас. Сейчас главное не сорваться и не заорать. Не разбудить сына.

- Вот и отлично, значит, твои ожидания оправдались, - тихо сказала Вера.

Этот бывший родной, а теперь уже чужой мужчина нахмурился, снова что-то заговорил о квартире, о деньгах...

Нет. Нет, нет. Довольно с нее этого дерьма. Внезапно навалилось утомление, дикое, до тошноты.

- Давай не сейчас, ладно? - поморщилась она. - Я очень устала. Предлагаю перенести все эти вопросы на завтра.

Он ответил не сразу. Качнул головой, повел плечами, как будто что-то отряхивал.

- Хорошо, - проговорил наконец, понизив тон, и снова принялся за свой чемодан.

А Вера отвернулась, понимая, что ее предел настал. Вслух сказала:

- Мне надо в кухне навести порядок. Как закончишь тут, будь добр, закрой дверь своим ключом.

И вышла из спальни.

Зашла в кухню, открыла кран и замерла у мойки, глядя на воду. Сколько простояла так? Минуту, пять минут? В замочной скважине щелкнул ключ, но Вера услышала. Даже сквозь шум воды услышала.

И в тот же миг как будто воздух выпустили из шарика, мгновенно сдулись, оставили ее все силы. Опустилась на стул, задыхаясь. А руки... руки и положить некуда. Глаза уставились в одну точку. Все разом стало вызывать брезгливость, покрылось скверной, стало грязным. Все эти кухонные поверхности... и не только.

Вот тебе раз, как перевернулась жизнь-то. Полчаса назад еще были семья, единое неделимое целое, а теперь каждый сам по себе.

Взгляд упал на красивые бокалы, так нелепо смотревшиеся теперь на этом накрытом для семейного ужина столе. И откупоренное вино, что она оставила «подышать», думала выпить с ним вдвоем за них, за их любовь... На память пришли стихи Ахматовой:

...Я пью за разоренный дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоем,

И за тебя я пью,

За ложь меня предавших губ,

За мертвый холод глаз,

За то, что мир жесток и груб,

За то, что Бог не спас...

От этого не спасет никто, потому что от глупости женской нет спасенья. Сама, дура, виновата, что повелась, поверила. Разум говорил, что все это старо как мир, таких как она брошенок было полно во все века. И незачем теперь кричать:

- Мой милый, что тебе я сделала?*

Но как же это горько, черт побери!!!

Как больно, нечем дышать...!!!

Будто огромный молот крушит душу, расплющивает...

Они с прожили вместе гражданским браком почти десять лет. Не расписывались. Вера всегда считала, зачем, что значит какая-то бумажка, когда такая любовь? Ему не с руки было светить всему миру свой служебный роман. А ей тогда все казалось логичным и правильным. Это теперь вдруг стало до боли ясно, что для него их отношения никогда чем-то серьезным не были.

Хотелось упасть на пол и биться в конвульсиях. Кричать, пока не сорвется голос... Нельзя, сын услышит. Ребенка не должно коснуться то, что происходит между ней и ее, теперь уже не мужем. Обидно и больно было до слез, до полного выгорания, сердце словно умерло, осыпалось золой.

Она просто не могла понять, как же так, ведь любовь никуда не исчезает со временем, ее любовь же никуда не исчезла. Значит его любви и не было? Получалось, что годы, проведенные вместе, ничего не стоили. Ею просто попользовались, а как нашли что получше, так и отбросили за ненадобностью.

Это когда-то она была лучшей, незаменимой, воздухом. Дня без нее не мог прожить, часа. Была секретарем, помощницей, любовницей, а забеременела - стала вроде как женой.

Злые слезы набежали на глаза.

Вроде как.

Не зря его мать говорила ей при каждом удобном случае:

- Не обольщайся. Александр с тобой все равно не останется, не того ты поля ягода.

Вера в ответ молчала, не считала нужным отвечать, лучшим доказательством ее правоты было, что годы шли, а Саша по-прежнему с ней и у них любовь.

Привыкла доверять, не ждала измены.

Захохотала беззвучно, закрыла рот ладонью. Права оказалась свекровь Валерия Аристарховна! Права.

Нельзя плакать. Нельзя. Ее слез никто не увидит.

И прежде всего... Действительно надо прибраться.

Вера встала, ужин, с любовью сервированный ею, отправился в унитаз. Вслед за ним вино. Посуду она даже не стала мыть, так вместе со скатертью сгребла в узел и выбросила в мусоропровод.  

Если бы она могла так же точно избавиться от всего остального! Увы, это не так-то просто, за десять лет хочешь не хочешь, а дом наполняется множеством мелочей, знаков присутствия, воспоминаний, их не сотрешь вот так, одним махом.

Еще когда муж... бывший муж, поправила она себя, начал говорить про квартиру, Вера для себя решила, что дня лишнего в его доме не задержится. Слава Богу, им с Вовкой есть где жить. А тут...

Все будет точно таким же, как в тот день, когда она вошла сюда впервые. Ничего не останется, что могло бы напомнить о ней.

Теперь кухонный стол, вымытый дважды, был девственно чист. Метнулась в спальню, порываясь начать вытряхивать все из шкафов. Удивительно, стоит принять решение, и откуда-то силы берутся, и энергия. Но в какой-то момент поняла, то, что с ней сейчас творится, самая настоящая истерика.

И Вера остановилась. Надо преодолеть эту поганую дрожь, от которой трясется, будто отрывается все внутри.

Успокоиться, обдумать.

Действовать надо, а не предеваться истерике.

Примечание:

* - строка из бессмертного стихотворения Марины Цветаевой

Думалось лучше всего на кухне.  

Вера замерла у плиты, ощущая, как постепенно отчаяние и дикая обида сменяются злостью. Не сотрешь воспоминания? Отчего же.